знаешь, это похоже на то, как будто разматываешь заскорузлый бинт
а кожа под ним такая неожиданно чистая, что её хочется целовать
я не очень знаю, что это значит:
как это в самом деле - просто тебя любить
но я знаю те имена, которые мне хочется без конца повторять
Господи, говорю я, Господи
ты живой, он живой, я живая
мы исчезаем из жизни, как ссадина, которая заживает
знаешь, я раньше не знал, как это в самом деле: вылечить, отстоять.
знаешь, в каком-то смысле жить - это чем-то таким болеть
что постоянно думать: что за дела, вот б-дь
потому что люди со скрипом умеют прощать отпускать взрослеть
знаешь, я думаю - это палево: кого-либо окрылять
как в ванной случайно сковыриваешь полотенцем
засохший герпес с губы
и понимаешь, что толком нельзя ничего забыть: боль, бабл-гам, любовь
что с того, что ты можешь быть любой и я могу быть любым
когда такого цвета земля и такую долгую долгую долгую вахту
отстаивают в ней свечи, похожие на столбы
и это такое - похожее на кровь, на электричество, и так далее -
бегает вдоль по дёснам
болит, ничего не хочет, кажется себе неуместным
а это и было настоящей жизнью, о которой мало чего известно
знаешь, такой жизнью, которая рождается и уходит потом без остатка
и у неё сногсшибательная походка
попробуй теперь умыться, выговорится, проснуться
смотреть в прекрасные лица с щетиной на подбородке
предохраняться от жизни, а от смерти не предохраниться
любить потому, что бог помнит тебя любым, любит тебя любым
трогает тебя любым, выцарапывает тебя любым
он живой ты живой я живая
мы живём здесь как ссадина, которая не заживает
облака цвета ватно-марлевых повязок и небо которое кажется розовым
а потом фиолетовым перламутровым сиреневым голубым
Антон Очиров
выпей лишнего, не отчаивайся, тамагочи
у чайников здесь инструкции, сказано: не выкипай
волков переловят гончие, их облик сосредоточен
доверься собакам, справедливость слепа
знай свой прикуп, живи в южном бутово
никакой красной шапочке никогда не гореть в аду
ветер с какого неба смотрел, волосы перепутывая
между очередями в чёрные дыры дул -
не ответим, поскольку едим, продолжается поединок
деревянные счёты костяшками щёлк и щёлк
шепни им на ухо, как выжжены, неисповедимы
пути твои господи, поговори ещё -
кровь за кровь, мы сегодня свою сдавали
мой дом - моя крепость, нет никаких крепостей
после потопа, когда кончится трали-вали
останутся здесь вот эти, и, возможно ещё - вон те
Он же.
посмотри: встает цунами
над скорлупками квартир
так, разделываясь с нами
красота спасает мир
Лукин.
Утро-вечер, день-ночь
Мысли-ветер, сын-дочь
Нога-башмак, рука-стакан
Моя любовь Башкортостан.
goust
Утро-вечер, день-ночь
Мысли-ветер, сын-дочь
Нога-башмак, рука-стакан
Моя любовь Башкортостан.
мне кажеццо этот поэт достаточно известен, по крайней мере здесь!
😀
И кто же это, лично я его не помню...
Про матерные слова я , кажется, предупреждал.
ну Валер, это же стихи!!
ладно, слушаюсь и повинуюсь 8)))))))))
АБСОЛЮТНЫЙ ВАХТЕР
Этот город скользит и меняет названья.
Этот адрес давно кто-то тщательно стер.
Этой улицы нет, а на ней нету зданья,
Где всю ночь правит бал Абсолютный Вахтер.
Он отлит в ледяную, нейтральную форму.
Он тугая пружина. Он нем и суров.
Генеральный хозяин тотального шторма
Гонит пыль по фарватеру красных ковров.
Он печатает шаг, как чеканят монеты.
Он обходит дозором свой архипелаг.
Эхо гипсовых горнов в пустых кабинетах
Вызывает волнение мертвых бумаг.
Алый факел - мелодию белой темницы -
Он несет сквозь скупую гармонию стен.
Он выкачивает звуки резиновым шприцем
Из колючей проволоки наших вен.
В каждом гимне - свой долг, в каждом марше - порядок.
Механический волк на арене лучей.
Безупречный танцор магаданских площадок.
Часовой диск-жокей бухенвальдских печей.
Лакированный спрут, он приветлив и смазан,
И сегодняшний бал он устроил для вас.
Пожилой патефон, подчиняясь приказу,
Забирает иглой ностальгический вальс.
Бал на все времена! Ах, как сентиментально...
И паук - ржавый крест - спит в золе наших звезд.
И мелодия вальса так документальна,
Как обычный арест, как банальный донос.
Как бесплатные танцы на каждом допросе,
Как татарин на вышке, рванувший затвор.
Абсолютный Вахтер - ни Адольф, ни Иосиф,
Дюссельдорфский мясник да пскопской живодер.
Полосатые ритмы синкопой на пропуске.
Блюзы газовых камер и свинги облав.
Тихий плач толстой куклы, разбитой при обыске,
Бесконечная пауза выжженных глав.
Как жестоки романсы патрульных уставов
И канцонов концлагерных нар звукоряд.
Бьются в вальсе аккорды хрустящих суставов
И решетки чугунной струною звенят.
Вой гобоев ГБ в саксофонах гестапо
И все тот же калибр тех же нот на листах.
Эта линия жизни - цепь скорбных этапов
На незримых и призрачных жутких фронтах.
76.
Абсолютный Вахтер - лишь стерильная схема.
Боевой механизм, постовое звено.
Хаос солнечных дней ночь приводит в систему
Под названьем... да, впрочем, не все ли равно.
Ведь этот город скользит и меняет названья,
Этот адрес давно кто-то тщательно стер.
Этой улицы нет, а на ней нету зданья,
Где всю ночь правит бал Абсолютный Вахтер.
на оружейных и около оружейных форумах народ часто любит рассуждать, как это он в период грядущего катаклизма со своими запасами оружия и снаряжения будет выживать. На это я указываю (с конкретными примерами0, что реально возможные сценарии социальных катаклизмов исключают возможность одиночке или мало группе выжить, сопротивляясь армейскими командам центральной власти или отрядам мятежников, которые будут иметь сотни (как минимум) членов, вооруженных армейским оружием. И что со своими Сайгами они доедут максимум до ближайшего блок поста. И рекомендую просто получить в последние часы немного удовольствия, как это описано в этом хорошем стихотворении.
--------------------------
Дмитрий БЫКОВ
ВОЕННЫЙ ПЕРЕВОРОТ
(ТРИНАДЦАТЬ)
маленькая поэма
"Полдень в комнате."
(И. Бродский)
1.
У нас военный переворот.
На улицах всякий хлам:
Окурки, гильзы, стекло. Народ
Сидит по своим углам.
Вечор, ты помнишь, была пальба.
Низложенный кабинет
Бежал. Окрестная голытьба
Делилась на "да" и "нет".
Три пополудни. Соседи спят.
Станции всех широт
Стихли, усталые. Листопад.
В общем, переворот.
2.
Сегодня тихо, почти тепло.
Лучи текут через тюль
И мутно-солнечное стекло,
Спасшееся от пуль.
Три пополудни. То ли режим,
То ли всяк изнемог
И отсыпается. Мы лежим,
Уставившись в потолок.
Собственно, мы уже за чертой.
Нас уже как бы нет.
Три пополудни. Свет золотой.
Это и есть тот свет.
3.
Вчера все кончилось: детский плач,
выстрелы, вой старух...
Так после казни стоит палач
И переводит дух.
Полная тишь, голубая гладь,
Вязкий полет листвы...
Кто победил - еще не понять:
Ясно, что все мертвы.
Так заверша6ется большинство
штурмов, штормов, атак.
Мы ли не знаем, после чего
Тоже бывает так?
4.
Миг равновесья. Лучи в окно.
Золото тишины.
Палач и жертва знают одно,
в этом они равны.
Это блаженнейшая пора:
пауза, лень, просвет.
Прежняя жизнь пресеклась вчера,
Новой покуда нет.
Клены. Поваленные столбы.
Внизу не видно земли:
Листья осыпались от стрельбы,
Дворника увели.
5.
Полная тишь, золотая лень.
Мы с тобой взаперти.
Может быть, это последний день:
завтра могут прийти.
Три пополудни. Полный покой,
Точка, верхний предел.
Чуть прикасаясь к руке рукой,
но не сближая тел,
влажной кожей на простыне
И к потолку лицом...
Три пополудни. Тень на стене:
ветка с одним листом.
6.
Снарядный ящик разбит в щепу:
вечером жгли костры.
Листовки, брошенные в толпу,
Белеют среди листвы.
Миг равновесия. Апогей.
Детское "чур-чура".
Все краски ярче, и тень теплей,
Чем завтра и чем вчера.
Что-то из детства: лист в синеве,
Квадрат тепла на полу...
Складка времени. Тетиве
Жаль отпускать стрелу.
7.
Так качели порой, грозя
Качнуться вокруг оси,
вдруг зависают: дальше нельзя.
Так иногда весы,
Дрожа, уравниваются. Но
Опять качнуться грозят.
Верхняя точка. А может, дно.
Дальше - только назад.
Скамейка с выломанной доской.
Выброшенный блокнот.
Город - прогретый, пыльный, пустой,
нежащийся, как кот.
8.
Верхняя точка. А может, дно.
Золото. Клен в окне.
Что ты так долго глядишь в окно?
Хватит. Иди ко мне.
В теле рождается прежний ток,
Клонится милый лик,
Пышет щекочущий шепоток,
Длится блаженный миг.
Качество жизни зависит не -
Долбанный Бродский! - от
Того, устроилась ты на мне,
Или наоборот.
9.
Дальше - смятая простыня,
Быстрый, веселый стыд...
Свет пронизывает меня.
Кровь в ушах шелестит.
Стена напротив. След пулевой
На розовом кирпиче.
Рука затекает под головой.
Пыль танцует в луче.
Вчера палили. Соседний дом
Был превращен в редут.
Сколько мы вместе, столько и ждем,
Пока за нами придут.
10.
Золото. Клен. Тишина таит
Пристальный свой расчет.
Нынче - отсрочка. Время стоит.
Завтра все потечет.
В небе застыли остатки крон.
День ползет под уклон.
Золото. Клен. Равновесье. Клен.
Красная лужа. Клен.
В темных подвалах бренчат ключи
От потайных дверей.
К жертвам склоняются палачи
С нежностью лекарей.
11.
Три пополудни. Соседи спят
И, верно, слышат во сне
Звонка обезумевшего раскат.
Им снится: это ко мне.
Когда начнут выдирать листы
Из книг и трясти белье,
Они им скажут, что ты есть ты
И все, что мое, - мое.
Ты побелеешь, и я замру.
Как только нас уведут,
Они запрут свою конуру
И поселятся тут.
12.
Луч, ложащийся на дома.
Паль. Поскок воробья.
Дальше можно сходить с ума.
Дальше буду не я.
Пыль, танцующая в луче.
Клен с последним листом.
Рука, застывшая на плече.
Полная лень. Потом -
Речь, заступившая за черту,
Душная чернота,
проклятье, найденное во рту
Сброшенного с моста.
13.
Внизу - разрушенный детский сад,
Песочница под грибом.
Раскинув руки, лежит солдат
С развороченным лбом.
Рядом - воронка. Вчера над ней
Еще виднелся дымок.
Я сделал больше, чем мог. Верней,
Я прожил дольше, чем мог.
Город пуст, так что воздух чист.
Ты склонилась ко мне.
Три пополудни. Кленовый лист.
Тень его на стене.
10.93 - 03.95
о, ну Иосиф Бродский не заслуживает, имхо, быть размещенным в теме о неизвестных поэтах 😊)
Называй меня послом
От державы пьяной
Не хотел я быть ослом
Буду обезьяной
Наливай стакан сполна
Я не затоскую
Бросит первая жена
Полюблю другую
Сеня Скорпион.
Ты знаешь свет во всей красе
Да что об этом
Меня бродягой звали все
Тебя - поэтом
Ты знал добро и видел зло
В мерцаньи свечки
Приятно в комнате, тепло
От жара печки
В твоей руке стакан с вином
Душа на воле
Не страшен ветер за окном
Он страшен в поле
Мне Божий мир, тебе - века
Всё без зазренья
Гляди на свет издалека
Не порти зренья
Он же.
Очень пусто в светлом храме
Нищета долбит умы
Страшно, друг, не за горами
Зов коричневой чумы
Снова Сеня Скорпион.
мышонок
о, ну Иосиф Бродский не заслуживает, имхо, быть размещенным в теме о неизвестных поэтах 😊)
Это не Бродский. Это Дмитрий БЫКОВ.
Строка из Бродского была использована только как эпиграф (форматировнаие сползло).
От: "Vsevolod Koliubakin" «vkolyubakin@yandex.ru»
Тема: Габаритные огни
Дата: 9 июня 2006 г. 11:16
Габаритные огни
(цикл по мотивам)
Я, конечно, не вспомню, зачем оказался в столице.
Галина Илюхина
То ли в Рио, то ль в Марселе
мы отчаянно хотели
на "Стреле" рвануть за рифовый барьер.
В трюме хлещет - хоть залейся,
отправляемся под Уэйтса,
хоть кому-то явно слышится Глиэр.
Hаша вита, чем не дольче?
жизнь галопом, дальше - молча,
громыхая день вползает в ржавый клюз.
Hа локаторе всё чисто,
и не жалко пианиста,
он, лентяй, не смог слабать простейший блюз.
Проводник - стюард со стажем -
место верхнее укажет,
кто-нибудь ему конечно ж поднесёт.
Громыхают Тверь, Формоза,
впереди над паровозом
чуть колышется обвисший мокрый грот.
Мы разведаем, отыщем
путь из Дачного в Мытищи,
соберём конвой и двинем - не робей.
Да, не ной ты, право слово
путь с Гражданки в Бирюлёво
всё равно, что из Кейптауна в Кингс-бей.
Как забудешь, где оставишь
шёпот чёрно-белых клавиш,
тот, что вплёл в свою молитву кабестан?
Hе стреляйте в пианиста,
наша бодрая конкиста
тормознулась, ткнувшись в Тихий океан.
...номер трубки, номер рейса,
под Глиэра и под Уэйтса.
за Обводным кто-то видел океан.
* * *
Инфернальных жилиц, что крадутся во тьме коридорами
Галина Илюхина
Где-то между кухней и Вандеей
стелется перловки газ угарный.
Ты не стала белой орхидеей,
весь твой мёд впитался в копоть Марны,
что журчит из сломанного крана
где-то у Hекрасовского рынка,
где под скрип промятого дивана
Summertime'ом булькает пластинка.
Делит съёмный угол биссектриса -
шелестящий в такт движеньям полог,
в Геллеспонте тонет мать Париса,
в Ангаре - известный гляциолог.
Прыгай с обречённостью Акелы,
сотвори шумовкой харакири,
хоть всю жизнь воюй за Дарданеллы,
а прикончат где-нибудь в Сибири.
Чтобы выжить, ты стреляешь метко,
(в детстве обожал Hеваду Смита),
инфернально щерится соседка,
разнося по кухне вонь иприта.
Из бачка струятся рубиконы,
из кастрюли хлещет желчь Меконга.
Сделаю погромче звук тромбона -
на Луне так скучно без Армстронга!
Хрипловато и фальшиво взвою,
этим нотам я хозяин, раб ли?
Ты не станешь чёрною вдовою,
весь твой яд я выцедил до капли.
* * *
Хлопают рамы - из окон летят химеры,
те, что без крыльев, привычно седлают мётлы
Галина Илюхина
Как надоело: "сыночек, пора в кроватку!"
Мама сердита, ей надоели отмазки.
Хлопнули ставни, Малыш разрешил посадку,
те, кто без крыльев, привычно не верят в сказки.
Что-то он слышал как раз по дороге в школу,
или потом, меж портвейном и первой парой
кто-то сказал, что подался толстяк в Анголу,
кто-то сказал, что встречали его с Геварой.
Кто-то шепнул между дракой и белым танцем,
или чуть позже, когда нажрались всем курсом,
дескать, снаряды каким-то возил повстанцам,
дескать, свалили трофейным советским HУРСом.
Он улетел, небольшую оставив ренту -
скромную плату за тортик, тефтели, вишни -
домик на крыше. Пора позвонить агенту,
сдать бы кому, сотня в месяц - совсем не лишне.
Был он иль не был - гадать никакого толку,
правда, на случай хранится айва в сиропе.
Хата свободна, осталось - пузырь и тёлку.
Плачет Малыш и привычно седлает чоппер.
* * *
Да чужие здесь не ходят. Увы.
Галина Илюхина
Я к своей нелёгкой службе привык,
не пройдёт ни папарацци, ни тать.
Скажет кто-нибудь: "Ты, братец - мясник."
Да, не скрою, я люблю пострелять.
Зря болотами-кустами ползёшь,
в потной лапе крепко сжавши пятак.
Мне плевать на твой мильон или грош.
Здесь my privacy, stuff only, вот так!
Мягко двинется по смазке затвор,
выбирай, старик Харон, якоря.
Я вслепую бью в десятку на спор.
Hо чужие здесь не ходят. А зря.
* * *
Брели унылою колонной
Пьеро по набережной Пряжки.
За спинами на балахонах
Узлы смирительных рубашек
Топорщились, крылам подобно;
Уста скреплял мозольный пластырь.
Поэты шли дорогой к дому
задумчивы и безопасны.
Галина Илюхина
Кто заныл - будильник или баньши,
что в глазах - торос или бархан?
Просыпался старый барабанщик,
просыпался старый барабан.
Как паштет из порошка и лярда
липнет к нёбу нежеланье петь,
льдом казённым схвачена мансарда,
смята ветром лестничная клеть.
Поднималась сонная пехота,
тёрла глаз похмельная судьба.
Это просто бизнес и работа -
отбивать парадное "бей ба".
Шли за ним Де Голль и Монтесума,
Гоминдан чеканил звонкий шаг,
били в плац ногой Сенат и Дума,
тори, лейбористы, бундестаг.
Им кидали под ноги монеты,
звали дёрнуть стопку в Англетер.
И гонял напёрстками планеты
главный шулер, главный акушер.
В письменах челябинской тинктуры
оплавлялся крупповский Грааль.
В инфракрасе цейссовской обскуры
танцевали Ромм и Риффеншталь.
Опустели люксы Моабита,
отгудел тягучий зов степей.
В ритме марша стягивал орбиту
взятый в долю желтоглазый змей.
Что в глазах - Анкоридж или Вильно?
Кто в прорыв - гвардейцы иль обоз?
Всё о'кей, настроено, стерильно,
слепят лампы, капает наркоз.
Тянет мир щипцами бог-обманщик,
стрелка побежала, прикуп сдан.
Кем был, кем был старый барабанщик?
Чем был, чем был старый барабан?
* * *
Вот так и живём. Hепонятно, какого хека.
Галина Илюхина
Ворчанье уключин, стук вёсел, шипенье карбида,
ты в луч не идёшь, ты в придонном скрываешься мраке.
Hа сколько мгновений отпустит тебя Атлантида?
Hа сколько секунд отвернётся недремлющий кракен?
Вдохнув полной грудью гнилой запашок люминала,
поверив, что аква забортная всё-таки вита,
на лоб нанесу, чтобы ты не ошиблась, узнала
неведомый знак - первый штрих твоего алфавита.
Hо мы не успеем понять и утешиться, ибо
свидание наше - каприз подгулявшего бога
Ушла в абиссаль равнодушная хищная рыба,
ушла в стратосферу звенящая злая острога.
Пойму, вытирая со лба след фатальной зелёнки,
что я не герой твоего (здесь смеяться) хентая.
Улов небогатый из старенькой выгрузив джонки,
домой путассу, чуть на левую ногу минтая.
* * *
Крикнут: глянь, летит какая-то бабища,
Даже фартук не сняла, ненормальная!
Галина Илюхина
Что-то нынче как-то душно и маятно,
разогнать бы к чёрту морок, кошмары и
уцепиться что ль за солнечный маятник,
уронив на крышу шлёпанцы старые.
По-над Hевским с мордой радостно-глупою,
наплевав на блажь ньютонову сирую.
Пусть девчонки зырят, глазками лупают,
как я лихо вверх штанами пикирую.
Hапевая в нос дорзов с мориконами,
(м-да, от курева-то связочки те ещё),
как положено меж нами, драконами,
я добычу настигаю на бреющем.
Заложить вираж, и к чёртовой матери
пропадай Просвет, Обводный и Купчино.
Задрожит сердечко в радостном флаттере,
хорошо хоть к перегрузкам приучено.
Пусть вдогон грозят портовыми кранами,
золочёными цепляют фалангами.
Hа часок, развлечь себя иммельманами
отпустил бы ты с цепи, город, ангела.
А в финале нашей бодренькой повести
соберутся вместе дурочки-лапочки:
"От, мужчинка, ни стыда, блин, ни совести,
хоть бы клифт нормальный справил и тапочки."
МайорЭто не Бродский. Это Дмитрий БЫКОВ.
Строка из Бродского была использована только как эпиграф (форматировнаие сползло).
о, тогда - пардон 😊