В.Ю. Янковскому-95 лет. Поздравим!

AlexVL

Смалолетства читаю журналы "О и ОХ" . Среди всех писателей В.Ю. Янковский-самый лучший, кто мог описать... написать... и т.д. об охоте и природе. Поздравим его с 95-летием - кто читал(кто не читал-много потерял)

------------------
Доброй охоты тем, кто джунглей закон хранит!

МЕТИС

Присоединяюсь к поздравлениям и даю слово прочесть юбиляра.
С Ув. АТ

ABC

Поздравляю!!! Тоже считаю Янковских, замечательными Писателями и Охотниками

Stepnoi

Присоединяюсь к поздравлениям!

strelok

Присоединяюсь к поздравлениям!

Tagirus

Поздравляю с юбилеем!

Polkan

Всех благ и долгих лет.

МЕТИС

народ, киньте ссылочку на Янковского, все облазил, но что-то не могу кроме как о нем, мне бы его текст какой-нибудь

Самарец

В его рассказы иногда сложно поверить, но это замечательная проза о том, что никому никогда уже не увидеть. ПРИСОЕДИНЯЮСЬ К ПОЗДРАВЛЕНИЯМ!!!

Postoronnim V

С удовольствием присоединяюсь к поздравлениям и пожеланиям здоровья и творческих успехов!
К стати, выглядит он моложе своих лет.

headshot

Мои поздравления! Давно прочел его книгу- Нэ ну ни четырехглазый. Замечательная книга, одна из моих любимых.

VVal

Спасибо, всегда читаю с удовольствием. Поздравляю.Здоровья!

Покет

Здоровья, и еще хотя-бы столько замечательных книг и рассказов.

Кальмиус

Глубокоуважаемый Валерий Юрьевич!
Дай Бог, чтобы Вы продолжали быть на тропе и дальше, и спасибо, что Вы есть!

IL2 URAL

С 14 лет читал рассказы Валерия Юрьевича . Все диномично и красиво и как я понимаю быль а не художественный вымысел. Сердечно поздравляю вас с юбилеем долгих лет жизни и ни пух не пера.

Aldan

Присоединяюсь к поздравлениям !

Сибирский Волк

Завидный возраст!!
Дай Бог здоровья и такого же уважительного почтения Юбиляру!
Немногим удастся прожить и потрудиться так же плодотворно.
Счастливый человек!

S-REF1

Прекрасные охотничьи рассказы . Поздравляю!!!

Заряжающий

Читал, наверное, всё, что было в "Охоте и охотничьем хозяйстве". А вот в Интернете нашёл только вот это фото
http://library.vladimir.ru/parts/srk/jank/jvu.htm

А вот один из его расказов http://guns.allzip.org/topic/1/1668.html .

Поздравляю автора!

Дерябкин Вадим

Дорогой Валерий Юрьевич!От всей души поздравляем Вас с Юбилеем!Вы являетесь примером мужества и любви к родной природе.Желаем Вам крепкого здоровья!

Семья
Дерябкиных!

сахалин57

МЕТИС
народ, киньте ссылочку на Янковского, все облазил, но что-то не могу кроме как о нем, мне бы его текст какой-нибудь

Вот всё, что я нарыл в инете.
Коготь тигра
Предисловие издателя
Александр КОЛЕСОВ, главный редактор альманаха 'Рубеж'
Дальневосточная одиссея Янковских началась 135 лет назад. В 1872 году Михаил Янковский получил предложение от товарища по каторге, профессора Бенедикта Дыбовского, принять участие в экспедиции на Дальний Восток. Построив своими руками парусную шхуну 'Надежда', они спустились по рекам Инголе, Онону и Шилке в Амур. А уже в 1874-м М. Янковский стал управляющим золотым прииском на острове Аскольд. Дальнейшее всем интересующимся историей края более или менее известно:
Янковские создали в Приморье в конце ХIХ века собственную предпринимательскую и охотничью империю, прожили бурную жизнь бизнесменов, натуралистов и писателей, полную фантастических успехов и катастрофических потерь, человеческого счастья и трагедий, таежных приключений и ученых изысканий. Сын Юрий Михайлович, которому Янковский-старший доверил вести дела, в октябре 1922 года, за две недели до установления советской власти в Приморье, со всеми своими домочадцами перекочевал в Корею, где основал имение 'Новина'. Вместе с сыном Валерием они завоевали на русском Востоке и в Юго-Восточной Азии славу легендарных охотников на тигров.
За виртуозную стрельбу на охоте и в борьбе с хунхузами Михаил Янковский получил от корейцев почетное прозвище Нэнуни, что означает 'Четырехглазый'. Он и староста деревни Верхнее Сидими - Син Солле стали героями очень популярной корейской легенды. 'Спустя годы, когда мы вынуждены были перебраться в Корею, - вспоминает Валерий Юрьевич Янковский, - этот псевдоним стал нашей второй фамилией. Только нашего отца, Юрия Михайловича звали Нэнуни атыри - 'Сын Четырехглазого', а нас, внуков, Нэнуни сонджа'.
После прихода в 1945 году в Китай и Корею Красной армии Янковских ждали лагеря ГУЛАГа. Юрий Михайлович отбывал свою 'десятку' в Озерлаге, а Валерий - на Колыме. Сегодня Валерий Юрьевич ('последний Янковский', как его иногда называют историки и краеведы) живет во Владимире, ему 95 лет, он хранит память своего рода и занимается литературным трудом.

Мэри ТЕЙЛОР. Калифорния. 1970-е гг. Фото: Из коллекции Приморского государственного объединенного музея им. В. К. Арсеньева
До последнего времени о жизни семьи Янковских в Корее можно было узнать только из 'Корейских новелл' Валерия Янковского, написанных по заказу 'Рубежа' и опубликованных впервые в третьем номере альманаха. Гораздо более широкое отражение она нашла в западной литературе. Предлагаемые вниманию читателей 'Владивостока' отрывки из вышедшей в 1956 году в Англии книги Мэри Линли Тейлор 'Коготь тигра' переведены специально для книги Юрия и Валерия Янковских 'Нэнуни. Дальневосточная одиссея', которая вскоре увидит свет в издательстве 'Рубеж'. В них автор рассказывает об отношении к Янковским в иностранной общине в Корее и о своем посещении их имения 'Новина' в Северной Корее в начале 1930-х годов. При этом стоит подчеркнуть, что книга эта не является документальной, а задумывалась как художественное произведение, написанное на основе реальных фактов. Американский писатель Дональд Кларк упрекал М. Тейлор в том, что она 'дает волю фантазии', но это не помешало ему использовать ее книгу при написании раздела о жизни Янковских в Корее в собственной книге 'Среди опасностей. Опыт жизни европейцев в Корее в 1900-1950 годах' (Clark D. N. Living Dangerously in Korea. The Western Experience. 1900-1950. - Norwalk (CT, USA), 2003.).
Перевод сделан московским историком - корееведом Татьяной Симбирцевой по книге: Taylor, Mary Linley. The Tiger's Claw. The Life-Story of East Asia's Mighty Hunter. - London: Burke Publishing Co., Ltd., 1956. Мэри Тейлор (1889-1982), англичанка по происхождению, была супругой крупного американского предпринимателя Альберта (Бруса) Тейлора - владельца золотоносных шахт на территории Северной Кореи. Жила в Корее в 1917-1942 годах, вторую половину жизни провела в Калифорнии. Кроме книги 'Коготь тигра' написала автобиографическую повесть 'Цепь из янтаря', где в художественной форме рассказала о своей жизни в Корее и об исторических событиях в этой стране, очевидицей которых ей довелось стать. Следует упомянуть, что ксерокопию книги М. Тейлор 'Коготь тигра', ставшую сегодня большой библиографической редкостью, любезно прислал из Калифорнии Кирилл Сергеевич Чиркин.
- Счастье копится, - любил повторять Юрий Михайлович Янковский.
В 1990 году во Владивостоке вышло первое российское издание его мемуаров 'Полвека охоты на тигров'. Затем стараниями замечательного писателя и краеведа Бориса Дьяченко в Сидими был установлен памятник Михаилу Янковскому. И вот теперь, весной 2007-го, в 'Библиотеке альманаха 'Рубеж' выходит солидный том избранных произведений Юрия и Валерия Янковских 'Нэнуни. Дальневосточная одиссея', широко иллюстрированный старыми фотографиями, рисунками и документами, многие из которых публикуются впервые. В книгу вошли 'Полвека охоты на тигров', повесть 'Нэнуни' и 'Корейские новеллы'.
Это добротная автобиографическая проза, которую сегодня принято называть non/fiction. Это захватывающие дух приключения зверобоев в дебрях Уссурийской и Маньчжурской тайги. Но прежде всего это более чем столетняя беллетризованная биография самого знаменитого дальневосточного клана, оставившего яркий след в истории России.

________________________________________
Коготь тигра. История жизни необыкновенного охотника из Восточной Азии
Мэри ТЕЙЛОР
What of the hunting,
Hunter bold?
Brother, the watch was
Long and cold'.
Rudyard Kipling,
Jungle Tales1
Это история жизни и подвигов Юрия (Джорджа) Михайловича Янковского - замечательного профессионального охотника, знаменитого в Восточной Сибири, Корее и Маньчжурии. Я собирала книгу об этом человеке по фрагментам на протяжении многих лет своей жизни в Корее.

Юрий ЯНКОВСКИЙ с добытыми тиграми. Фото: Из коллекции Приморского государственного объединенного музея им. В. К. Арсеньева
Этот бесстрашный охотник произвел на меня самое яркое и волнующее впечатление. Его талант - увлекательно рассказывать, сидя у гостеприимного очага в его охотничьем доме в поместье 'Новина' в северной Корее, его неутолимая жажда опасности, захватывающие обстоятельства бегства с семьей и имуществом из России в Корею, под самым носом большевистских преследователей, распалили мое воображение и заставили меня записывать любую информацию, которую я только могла собрать. Главным источником при написании 'Когтя тигра' послужили рассказы самого господина Янковского, Информация, которую я почерпнула от членов его семьи, друзей и тех, кто охотился с ним в России и Корее. Также из его книги, написанной на русском языке и позднее переведенной для меня нашей общей русской знакомой, которая сама не раз посещала 'Новину'. Таким образом, 'Коготь тигра' - это соединение личного опыта, устного предания, литературного пересказа и впечатлений о великом человеке, чье имя мало известно Западу, разве только немногим исследователям и охотникам, таким как Рой Чэпмен Эндрюс, Уиллард Прайс, Стен Бергман из Стокгольмского музея и профессор Фердинанд Оссендовский.
Когда я жила в Корее в 1918-1942 годах, Джордж Янковский был легендарной фигурой в Восточной Азии, где рассказы о его подвигах передавались из уст в уста почти как эпос. В течение полувека он со своим отрядом странствовал и охотился в Сибири, Корее и Маньчжурии. Он был не только великим охотником, но также энтомологом и орнитологом, о чем свидетельствуют более 20 видов бабочек, насекомых и птиц, носящих его имя.
Господин Янковский родился в 1880 году. В 1923 году, оставив в русском Приморье в Восточной Сибири свое обширное имение, он дерзко бежал от большевиков в Корею вместе со всей семьей, большим отрядом белых русских, работниками-корейцами и лучшими экземплярами живности из своего поместья: лошадьми, скотом и оленями.
Когда советские вошли в Корею в 1945 году, они схватили ЮрияЯнковского и его семью и отправили их туда, откуда мало кто возвращается. Насколько я знаю, с 1945 года никто больше о нем не слышал и неизвестно, жив он или мертв.
В своей книге я старалась по мере возможности сохранять манеру говорить самого господина Янковского. Я признаю, что сама я ровно ничего в охоте не понимаю.
* * *
Папа Тигр - так называли дети своего отца ЮрияЯнковского, с которым я впервые встретилась в его охотничьем поместье в Северной Корее. Меня пригласила туда его дочь Виктория (Ора), с которой я познакомилась в Сеуле. Это прозвище подходило этому человеку во всех отношениях.
В то время Янковскому было чуть меньше шестидесяти. Он был невысок ростом - примерно 5 футов и 6 дюймов, силен и подвижен, и достоинства его фигуры подчеркивала желтоватая замшевая туника типа 'кафтан', которую он обычно носил. Его густые рыжеватые вьющиеся волосы были тронуты сединой, а кожа - красноватой от постоянного пребывания на свежем воздухе. При первом знакомстве пронзительный взгляд его голубых глаз из-под кустистых бровей производил пугающее впечатление. Его прямой крепкий нос, волевой рот, квадратные челюсти, посадка головы и разворот широких плеч восхитили бы любого скульптора. Его движения были живые и точные. Он был преданный муж; его семья и работники им восхищались; его уважали, любили и боялись. По натуре он был несомненный лидер, но главное - он был прирожденный охотник:
* * *
В то время, когда Джордж Янковский только начал обустраиваться со своей семьей и работниками в Северной Корее, японцы выпустили из-под ареста семнадцать сотен его соотечественников, также 'белых русских', которые многие месяцы безвыходно находились на кораблях в порту Вонсан на восточном побережье Кореи2. Эти люди бежали сюда от революции, совершив 400-мильный переход по морю. Они шли трагической процессией на нескольких судах, которые буксировали военные корабли Русского императорского флота. В Вонсане беженцы испытали все мыслимые несчастья. Те, кому разрешили выйти на берег, провели холодную зиму в бараках из гальванизированного железа и землянках.
Весной Китай и Америка согласились принять эти суда и их несчастных пассажиров в своих портах. Но некоторые не пожелали покидать Корею и попросили позволения остаться. Японцы согласились, и они прибыли в Сеул, где надеялись начать новую жизнь. Эти люди представляли самые разные слои общества - от дворян до крестьян.
(Продолжение в следующем номере)
________________________________________

1 Смелый охотник, с удачей ли ты?
Долго, брат, ждал я среди темноты.
Редьярд Киплинг 'Книга джунглей' (перевод - Владимир Динец).

2 Речь идет об эвакуировавшихся морем из Владивостока в Вонсан в октябре 1922 г. белых войсках и членах семей общей численностью до 10 тыс. человек. Часть этой флотилии покинула Корею в конце 1922 г. и отправилась через Филиппины в Сан-Франциско. Другая часть - около 5000 человек - оставалась в Вонсане до лета 1923 г. и проживала на кораблях под строгим контролем японских миноносцев. Для проживания на берегу были отпущены только гражданские лица, не являвшиеся членами семей военнослужащих. В дальнейшем русских в Корее осталось очень немного. Возможно, поначалу - несколько сотен человек, а к 1930-м годам их число сократилось до нескольких десятков. - Об этом см.: Волков С. В. К вопросу о русской эмиграции в Корее в начале 20-х годов // Российское корееведение. Альманах. Вып. 2. - М., 2001. С. 149-156. - Здесь и далее примечания переводчика.

Наша иностранная община в Сеуле состояла из нескольких сотен человек, в основном из Америки, Англии и континентальной Европы. Русские были большинству из нас совершенно незнакомы. Лично для меня Россия была чем-то вроде сказочного образа из 'Тысячи и одной ночи'. Единственным моим опытом общения с русскими были встречи с русским генеральным консулом3 - высоким, с военной выправкой господином и его крошечной женой на официальных мероприятиях в генерал-губернаторстве, где мы с мужем регулярно бывали.
Русская дипломатическая миссия в Сеуле была построена в XIX веке4. Это было большое здание с красивой квадратной башней и флагштоком, на котором когда-то реял имперский орел. Участок миссии, с рядами кустов и цветов, поднимался уступами по склону холма. От элегантных, отделанных металлом ворот к главному зданию вела широкая дорога. Над высокой каменной стеной высился купол Русской православной церкви, увенчанный двойным крестом. На участке рядом с церковью часто можно было видеть священника с кротким взглядом и окладистой мягкой бородой5, задумчиво прохаживавшегося среди тополей. На территории миссии также находились домики для секретарей и членов их семей.
Те, кто посещал русское генеральное консульство, всегда с интересом слушали рассказы о том, как в 1896 г. король и наследный принц Кореи бежали сюда в поисках убежища и прожили более года. После убийства японцами королевы Мин 8 октября 1895 г.6 король и его сын стали фактически пленниками в собственном дворце и четыре месяца жили в постоянном страхе, опасаясь, что их отравят. Затем как-то ночью они переоделись в одежду дворцовых фрейлин, в занавешенных паланкинах миновали охрану у ворот и незамеченными добрались до русской дипломатической миссии, находившейся буквально в нескольких метрах от дворца, и поселились там. Бывший в то время русским посланником господин Вебер7 был только рад оказать королю столь значительную услугу, поскольку уже в то время Россия всеми способами пыталась утвердиться в Корее.
В 1925 году во владение русским консульством вступил советский представитель, флаг с двуглавым орлом был сменен на красный с серпом и молотом, и началось противостояние между 'белыми', ютившимися в единственном здании на церковном участке с одной стороны стены, и тремя 'красными'8, жившими в роскошных апартаментах9 по другую сторону стены. Прожив в Сеуле долгие годы, многие 'белые русские' так и не смогли адаптироваться к необычным условиям существования в восточной стране. Выросшие в роскоши, они имели смутное представление о том, как заработать на жизнь.
Из живших в Сеуле русских особенно тесно я общалась с Натали10 - хорошо сложенной, привлекательной женщиной с темными волосами и большими грустными 'цыганскими' глазами. Мы обе прибыли в Корею примерно в одно время, сразу после замужества. В царское время ее муж был консулом в Ташкенте в Туркестане. Революция заставила их бежать пешком через Персию и Афганистан в Индию. Оттуда судьба привела их в Корею. Они не теряли надежды, что смогут когда-нибудь вернуться в Россию. Натали была хорошей портнихой и принимала заказы к большому удобству членов иностранной общины.
Кроме обитателей Сеула в Корее жили и другие русские - Янковские. Мы знали об их существовании, но никогда не видели. Об этих людях ходили самые фантастические слухи, но достоверных сведений было крайне мало.

Дом Янковских в Сидими. Фото: Из коллекции Приморского государственного объединенного музея им. В. К. Арсеньева
Иногда на столичном железнодорожном вокзале появлялся красивый мужчина в широкополой техасской шляпе, которая делала его похожим на американца, но только японские власти знали, кто был этот загадочный незнакомец. Слухи росли и множились. Говорили, что Янковские - поразительно умелые и удачливые охотники, что они живут в замке, который держится на краю пропасти исключительно потому, что его поддерживает растущее внутри гигантское дерево; что в этом замке есть высокая башня, где томится в заключении ужасный дракон, влюбленный в прекрасную дочь Главного Охотника, и что его рев слышен далеко окрест. Сообщалось, что глава дома как-то спас жизнь своей жены, вырезав ей аппендикс охотничьим ножом; что эта семья живет исключительно на стейках из мяса тигра и водке! 'Но, - говорили осведомленные люди, - самое удивительное то, что японцы позволяют таким варварам оставаться в стране и даже поднимать над своим домом флаг уже несуществующей империи'.
Слухи распаляли воображение, и я решила до конца с этим разобраться. Ответ могла дать Натали, которая каждое лето отправлялась 'на север'. Других подробностей она не сообщала, но я знала, куда именно - к Янковским. В один прекрасный осенний день я пришла на Миссийскую улицу11, вскарабкалась по крутым ступенькам и постучала в дверь дома на участке Русской духовной миссии, где жила Натали и другие 'белые русские'.
Она была рада меня видеть, но я почувствовала в ее приветствии легкую напряженность. Мы вошли в просторную комнату с высокими потолками, которую занимали в доме Натали с мужем и двумя сыновьями. Зимой в ней было очень холодно, и ее безуспешно обогревала большая черная металлическая печка, служившая также и плитой. Сейчас на этой печке стоял большой кофейник. Натали налила из него кофе в две большие кружки, и мы уселись рядом на кушетке со спинкой из красного дерева.
Я стала расспрашивать ее о летнем отдыхе, и, к моей радости, она сразу ответила, что была у Янковских, которых знает уже много лет. Я была очень рада, что наш разговор сразу зашел о том, что меня больше всего интересовало, и спросила первое, что пришло на ум: испытывают ли эти Янковские такие же проблемы адаптации, что и большинство русских в Сеуле?
- Нет, не испытывают. Потому что в отличие от других они привезли все, что им нужно для жизни, с собой, и им хочется, чтобы их оставили в покое.

Юрий ЯНКОВСКИЙ с сыновьями. Корея. Конец 1920-х гг. Фото: Из коллекции Приморского государственного объединенного музея им. В. К. Арсеньева
(Продолжение в следующем номере)
________________________________________

3 С 1922 г. обязанности генерального консула выполнял Максимилиан Геффтлер, представлявший Российскую империю в Сеуле до 1925 г. Когда между Японией и СССР были установлены дипотношения, М. Геффтлер остался в Корее как частное лицо, занимался бизнесом, организовав школу иностранных языков. С началом войны между США и Японией в конце 1941 г. уехал в Швейцарию, где и скончался в 1980-х годах [Clark D. N. Living Dangerously in Korea. The Western Experience. 1900-1950. - EastBridge Publishing House(USA). P.146].

4 Здание русской дипломатической миссии в Сеуле в районе Чондон было первым зданием европейского типа в Сеуле. Оно было построено в 1888 г. по заказу первого временного поверенного и генерального консула Российской империи в Корее К. И. Вебера архитектором А. И. Серединым-Сабатиным, который в 1883-1895 годах жил и работал в корейской столице.

5 М. Тейлор побывала в 'Новине' в самом начале 1930-х годов, следовательно, этим священником мог быть архимандрит Феодосий (в миру Федор Иванович Перевалов, 1875-1933), глава Русской духовной миссии в Корее в 1917-1930 годах, или О. Александр (Чистяков), возглавлявший миссию в 1931-1935 годах. Русская духовная миссия была основана в Сеуле в 1900 году, действовала на территории Российской дипломатической миссии. Первым ее главой был архимандрит (впоследствии - епископ) О. Хрисанф (Щетковский, 1869-1906). - Подробно см. в кн.: Архимандрит Феодосий (Перевалов). Российская духовная миссия в Корее за первое 25-летие ея существования (1900-1925 гг.). - Харбин, 1926 (2-е издание см. в сборнике 'История Российской духовной миссии в Корее'. - М.: Издательство Свято-Владимирского Братства, 1999. С. 171-317).

6 Королева Мин (1852-1895) - первая супруга корейского вана (короля) Коджона, мать наследника престола, будущего императора Сунджона (правил в 1907-1910 гг.) - была убита группой японских наемников в своей спальне 8 октября 1895 г. в результате заговора, организованного японским посланником в Корее отставным генералом Миура Горо. Убийство было политическим, так как властная и решительная королева была наиболее последовательным и влиятельным противником японского проникновения в Корею, которое сделалось особенно интенсивным после поражения Китая в войне с Японией в 1895 г. - Подробно см.: Симбирцева Т.М. Убийство во дворце Кёнбоккун // Восточная коллекция. 2004. ? 3 (18). С. 127-142.

7 Вебер Карл Иванович (1841-?) - первый временный поверенный и генеральный консул Российской империи в Корее (в 1885-1897 гг.), выдающийся русский дипломат, личный друг корейского монарха вана Коджона.

8 Первым советским представителем в Корее был Василий Шарманов, который прибыл в Сеул в 1925 г. с женой и помощником.

9 Русские дипломатическая и православная миссии в Сеуле находились на одном обширном участке в районе Чондон в Сеуле. В начале 1920-х годов не принявшие революции православные миссионеры, предвидя переход консульства в руки советских чиновников, построили на участке высокую стену, отделив постройки православной церкви от территории консульства.

10 Чиркина Наталья Николаевна (1894-1989), дочь управляющего канцелярией туркестанского генерал-губернатора в Ташкенте, в 1920 г. вышла замуж за русского дипломата Сергея Виссарионовича Чиркина (1875?-1943). Супруги не приняли революции в России и эмигрировали в Корею, где С.В. Чиркин прожил остаток своих дней. Н.Н. Чиркина эмигрировала с сыновьями Кириллом и Дмитрием в США в 1948 г. и скончалась в г. Хейворде, Калифорния. - См. о них: Чиркин К. С. Люди и судьбы. Записки русского эмигранта в Корее // Российское корееведение. Альманах. Вып. 3. - М., 2003. С. 208-214; Чиркин С. В. Двадцать лет службы на Востоке. Записки царского дипломата. - М.: Русский путь, 2006.

11 Legation Street - улица в центре Сеула, в районе Чондон, где находились зарубежные дипломатические представительства.

Натали поднялась, проверила - закрыты ли двери, зажгла сигарету и продолжила разговор:
- Очень странно, Мэри, что ты расспрашиваешь меня об этом именно сейчас, потому что Ора Янковская находится у меня в гостях. Она поэтесса, приехала в Сеул в поисках вдохновения, а сейчас вышла на прогулку вдоль городской стены. Четырнадцать миль по горам - для нее ничто. Она не может сидеть спокойно. Она прекрасно говорит по-английски, но не удивляйся, если она не заговорит с тобой. Ора - странная девушка.
Некоторое время мы сидели в тишине. Дочь Охотника не появилась, и Натали предположила, что она пошла обедать в китайский ресторан.
- Она любит восточную кухню. Медвежьи лапы, ласточкины гнезда и прочие подобные вещи.
Ора долго не появлялась, и Натали успела рассказать мне историю ее семьи. Вот ее рассказ:
'Среди зубчатых гор и заросших буйной растительностью долин северной Кореи существует коммуна - такая, о которой мечтал еще Платон. В ней каждый человек, будь то мужчина, женщина или ребенок, исполняет свои строго определенные обязанности. Глава общины Джордж Янковский трудится наравне со всеми. Физически слабые занимаются домашней работой: накрывают на стол, ухаживают за скотом, собаками и пчелами. Мастеровые строят сараи, навесы, домики для семей и одиночек.
Жилища строят с учетом пожеланий тех, кому они предназначены, стараясь обеспечить им максимальный комфорт. Некоторые предпочитают жить в горах, на ветру; другие - под покровом леса, на берегу ручьев или песчаных морских лагун. Члены коммуны занимаются земледелием, работают в оленнике, рыбачат, а самые мужественные и выносливые промышляют охотой. В каждом виде деятельности есть свой старший. Каждый старший носит техасскую шляпу как знак отличия. Никто не получает за свою работу никакой платы. Существует общественное хранилище, куда каждый вкладывает по способностям и получает по потребностям.
В этой общине есть поэты и писатели, художники и актеры. Некоторые из них были когда-то знамениты в Санкт-Петербурге. Есть хореограф и театральный режиссер, которые ставят балетные постановки в русском стиле, где главную роль исполняет способная девушка, обычно работающая на кухне.
Главное здание поселка называется 'Новина'. Его строили все вместе, это общая собственность. Сюда можно прийти в любой момент: поесть, взять необходимую вещь, отдохнуть или развлечься. Но спят в этом доме только Джордж Янковский и его жена Ольга. Там есть и башня, откуда трубят в рог, сзывая к столу. Природа там суровая, и добывать средства к существованию очень нелегко, но трудности лишь укрепляют привязанность членов коммуны друг к другу - до такой степени, что они готовы рисковать жизнью ради друг друга. Душой коммуны является Джордж Янковский. Его боятся, глубоко уважают и любят'.
Завороженная рассказом Натали, я не услышала звука открывающейся двери и вздрогнула, когда в комнату неслышной походкой вошла молодая женщина - Ора12. Она принесла с собой запах хвои и костра.
Среднего роста, гибкая, сильная, со скрытыми под шарфом волосами, она сразу произвела на меня большое впечатление. Особенно запоминающимся было лицо: темные, словно бросающие вызов глаза, вишнево-красные губы:
Натали представила нас друг другу, но Ора явно не хотела общаться. А мне так хотелось ближе познакомиться с ней и ее семьей и, если повезет, побывать в 'Новине'. И тогда я заговорила о том, что, как мне казалось, может привлечь внимание дочери Охотника. Я стала рассказывать Натали о хранящемся у меня когте тигра, который был много лет назад привезен с Востока моим отцом - тоже охотником, что на нем есть загадочная надпись, которую до сих пор никто не смог прочесть, что об этом когте можно написать прекрасную поэму и т. д. И мои слова достигли цели! Ора заинтересовалась и на следующий день вместе с Натали пришла ко мне в гости, чтобы лично увидеть коготь тигра. Он явно ее заинтриговал. 'Я попрошу отца пригласить вас в 'Новину', чтобы вы показали ему коготь', - сказала она.
Надо ли говорить, как я была обрадована.

Янковские на охоте. Корея, 1931 г. Фото: Из коллекции Приморского государственного объединенного музея им. В. К. Арсеньева
* * *
Время мало что значит для русских, и я ждала приглашения от Янковских около года. Когда же оно все-таки пришло, оказалось, что мой муж Брус против моего визита к ним. Чтобы избежать ненужных споров, я подождала, пока он поедет по делам в Японию, и отправилась в 'Новину'.
Был конец сентября - удивительно красивое время в Корее, когда созревает в изобилии хурма, а листва превращается из коричневатой в неправдоподобно яркую - золотистую и багряную. На желто-охряных соломенных крышах сушат перец, и он постепенно меняет цвет с зеленого на оранжевый, а затем - на прозрачно-алый. По утрам и вечерам города и деревни словно дрейфуют на перламутровых облаках, которые создает низко стелющийся, остро пахнущий хвоей дым домашних печей.
Отправляясь из дома, я так спешила, что чуть не забыла тигровый коготь и вернулась за ним в последний момент, когда машина уже ожидала, чтобы доставить меня и моих собак на станцию.
По пути я остановилась в Хамхыне, где меня встретили друзья - супруги Бансы. Они также считали мою поездку неразумной. Возникла небольшая дискуссия. Я стояла на своем, и тогда Банни Банс сказал:
- Ну, по крайней мере, тебе стоит оставить нам своих собак, если ты действительно о них заботишься.
На это я ответила:
- О боже! Если я не могу взять своих собак в такое дикое место, как 'Новина', то куда вообще я могу их взять?
Мы с мужем всегда брали наших собак в поездки по корейской провинции. Это были хорошо воспитанные, совершенно взрослые немецкие овчарки.
- Тогда пошли телеграмму и спроси разрешения, - настаивал Банни. Чтобы не спорить с ним, я так и сделала. На следующий день пришел ответ:
- Да, привозите собак, если вы хотите, чтобы их убили.
Таким образом, собаки были отправлены назад в Сеул, а Бансы проводили меня до станции.
Все время, что поезд шел по горам на север вдоль побережья, я сидела очарованная. Я и не знала, что эта часть Кореи столь красива. За каждым тоннелем открывались все новые картины первозданного великолепия. В сумерках, когда цвет гор сменился с ярко-аметистового на темно-пурпурный, поезд наконец остановился - ровно на столько времени, чтобы я могла выйти. Я была единственной пассажиркой, высадившейся на этой узкой платформе.
- Черон? - спросила я у служащего станции, несколько затруднившись при произнесении ее корейского названия.
- Шуотсу, - поправил он меня по-японски, глядя с подозрением на меня и мой билет.
Последовал традиционный набор вопросов: какого я пола (тут он внимательно посмотрел на мои брюки через толстые стекла очков) и возраста, сколько у меня детей, чем занимаюсь и пр. Все ответы он аккуратно записал в маленький черный блокнот. Никто меня не встречал, и, чтобы убить время, я тоже задала ему какие-то вопросы. Это ему не понравилось.
Прошло еще какое-то время. Похоже, что никто не собирался меня встречать. Я занервничала и стала бросать взгляды на маленькое здание станции, решая, стоит ли мне провести ночь в нем в обществе этого смотрителя или лучше пойти искать приюта где-нибудь в корейском жилище.
И вдруг раздался громкий звук, и вдали появился одинокий свет, зигзагом спускавшийся по склону горы. Немного погодя я разглядела окутанную клубами выхлопных газов машину, мчавшуюся по едва видимой дороге. Когда она приблизилась к станции, я схватила свой рюкзак, выбежала на дорогу, размахивая руками, и вмиг оказалась на заднем сиденье авто, где сидели два привлекательных молодых мужчины в шляпах американских ковбоев. Они не обратили на меня никакого внимания. Спустя какое-то время я постучала одного из мужчин по спине и крикнула сквозь грохот мотора:
- Янковские?
Никакого ответа... Они были слишком заняты, преодолевая на старой машине крутой подъем.
С гребня холма не было видно дороги. Внизу, среди скал, клокотал поток. Лавируя среди валунов, мы сломя голову спустились вниз, чудом перебрались через реку и вскарабкались на противоположный берег. Чтобы не закричать от страха, я выхватила из кармана носовой платок и прижала его ко рту. Когда дорога пошла вдоль края пропасти, машина загрохотала и стала упираться, как испуганная лошадь...
Наконец одинокая фара нашего авто осветила пару каменных столбов. Машина промчалась мимо и остановилась, отдуваясь и посвистывая.
Из темноты раздался спокойный, низкий голос Оры:
- Вы здесь?
- Вот и мы, - раздалось ей в ответ.
Последовали несколько вопросов, которые, как я подозревала, имели отношение ко мне. К тому времени во мне уже окрепла уверенность, что эта дикая гонка по горам была заранее запланированным представлением, затеянным для того, чтобы испытать нервы нежеланной гостьи.
Ора взяла мои вещи, пригласила следовать за ней и исчезла в темном лесу. Я поспешила следом, делая все возможное, чтобы не потерять ее из виду. Было очевидно, что, если я ее позову, она вряд ли услышит - настолько громко рядом ревел водопад.

Семья Янковских с гостями на висячем мосту в своем имении. Корея, 1930-е гг. Фото: Из коллекции Приморского государственного объединенного музея им. В. К. Арсеньева
(Окончание в следующем номере)
________________________________________

12 Виктория Юрьевна Янковская, старшая дочь Ю. М. Янковского.

Добравшись до небольшой жилой постройки в глубине леса, Ора занесла внутрь мой багаж и, потянувшись, зажгла свисавшую с потолка масляную лампу. Потом она наполнила таз холодной водой из медного кувшина, показала направление, где снаружи находился туалет, сказала: 'Приходите в дом, когда горн затрубит к обеду' - и исчезла в темноте прежде, чем я смогла обрести дар речи. Никакого фонаря при себе у нее не было.
Дрожа от напряжения и усталости, я сбросила куртку и бросилась на свою походную постель. В висках стучало. Рев воды был почти непереносим, но мне не удалось об этом достаточно долго поразмышлять, потому что раздался звук горна и эхо его заметалось по всей долине. Он звучал так повелительно, что я не осмелилась задержаться. В спешке я нечаянно погасила лампу и осталась в кромешной тьме среди леса, не имея никакого представления о том, в каком направлении идти.
Я остановилась и прислушалась, надеясь услышать звуки, которые помогут сориентироваться, и отчетливо услышала движение позади себя. Когда я пошла, стало ясно, что кто-то меня преследует. Я крикнула: 'Кто здесь?'. Никто не ответил. Глупо, но я побежала. И тут же что-то тяжелое упало на мои плечи, и я почувствовала на шее чье-то горячее дыхание. Меня придавило к земле. Я пронзительно закричала.
- Баян! Сюда! Сюда! - услышала я голос Оры. Дверь открылась, и высветилась полоска света. Огромный датский дог стоял около меня, принюхиваясь. Он прыгнул в направлении голоса, и я последовала за ним как можно быстрее, униженная мыслью, что мой крик мог быть услышан.
Когда я добралась до дверей, Ора стояла сразу за ними. Я едва ее узнала. Когда я видела ее в Сеуле, то даже не поняла, что она так красива. Ярко-голубая юбка с пояском подчеркивала ее тонкую талию, а вышитая в крестьянском стиле блуза - полноту ее груди. Белизна блузы оттеняла коричный загар ее кожи. Прежде спрятанные под косынку, ее волнистые каштановые волосы изящно падали на плечи. Серебряные браслеты на ее запястьях мелодично звякнули, когда она погладила голову собаки.
- Баян специально пошел, чтобы показать вам дорогу, - ласково сказала она. Затем, указывая на большую собаку, лежавшую сразу за порогом, она добавила:
- А это Ваша, любимая собака моего отца. С ней он охотится на тигров. Если вы скажете: 'Куш! Куш!', переступая через него, он вас не тронет.
- Куш! Куш! - повторила я послушно, переступила через тело Ваши и вошла в 'Новину' - место моей мечты:
Передо мной была средневековая зала. Ствол огромной сосны упирался в высокий потолок, поддерживая его. Два длинных стола на козлах в форме буквы 'Т' были заставлены тарелками с едой.
Ора подвела меня к верхней части стола, где сидели ее родители, и представила меня как владелицу тигрового когтя, который так заинтриговал ее, когда она была в Сеуле. Ее отца Джорджа Янковского я уже описывала. Ее мать была ему подходящей парой: сильное тело, аристократические черты лица, проницательный взгляд глубоких серых глаз. Я почувствовала, что она читает мои мысли и оценивает меня, но ее внимание было скорее приятно, чем вызывало возмущение.
Миссис Янковская представила своих сыновей и племянника. Самого молодого из сыновей звали Юрий. Он поразительно напоминал своего отца, правда, в отличие от последнего имел дерзкое выражение лица. Его кузен Виктор был много старше и напоминал своим видом Тарзана. Достаточно было одного взгляда его прищуренных глаз, чтобы я поняла, что он возмущен моим присутствием. Позже я узнала, что он считал себя женоненавистником. В этих двоих я легко узнала моих возниц, но никто из них никак не показал, что мы уже встречались. Второй сын, Арсений, был выше других ростом и выглядел горожанином. У него были темные волосы, печальные серые глаза и отличные от других манеры. Старшему, Валерию, было, видимо, около 30. Он был также темноволос и прекрасно сложен, как и все в этой семье; взгляд его карих глаз был непроницаем.

Ю. М. ЯНКОВСКИЙ с сыновьями Валерием (слева) и Арсением с фамилиьным флагом. Корея, 1930-е гг. Фото: Из коллекции Приморского государственного объединенного музея им. В. К. Арсеньева
Ора усадила меня за столом между двумя девушками, которые не говорили по-английски. Она пригласила меня брать все, что мне хочется, и я последовала ее совету. Я была очень голодна и пробовала все блюда, до которых могла дотянуться: копченую сельдь, домашний сыр, маленькие пирожки с мясом и икру. Затем появились большие тарелки борща, которые передавали по кругу, огромные куски дичи и ветчины с соответственным количеством овощей, и я поняла, что слишком налегла на закуски, не дождавшись настоящего обеда.
Стол был уставлен множеством разнообразных серебряных приборов. Поскольку на многих предметах были выгравированы или выложены цветной эмалью инициалы, я подумала, что у каждого здесь был свой собственный предмет сервировки из серебра: рюмка, ложка или тарелка: Скатерти на столе не было, но его поверхность сияла. Стены снизу были выложены из камня, а сверху отделаны панелями из лиственницы. На них висели в ряд разнообразные охотничьи трофеи: шкуры, головы животных, а также оружие. Между ними висели нарисованные углем и сангиной портреты членов семьи в полный рост - все хорошего исполнения, поскольку сходство с оригиналами было несомненным. Вглядываясь в лица сидевших вместе со мной за столом людей, я подумала, что каждый из них достоин кисти художника.
Когда долгая трапеза завершилась, миссис Янковская поднялась. Остальные последовали ее примеру, с шумом отодвинув скамейки. Ора ударила по клавишам пианино, заиграла зажигательную мелодию, и люди стали танцевать легко и непринужденно: кто в одиночку, кто парами. Некий молодой человек с маленькими усиками и вандейковской бородкой подхватил Ору со стула и закружил в танце, а ее место у инструмента заняла другая девушка, которая немедленно сменила настрой, заиграв что-то сентиментальное.
Затем все перешли в гостиную. Эта комната представляла собой не менее поразительное зрелище. Стена напротив входа - массивная скала с выдолбленными в ней большим камином и ступенями по его обеим сторонам. Две девушки в расшитых юбках, которые во время обеда подавали за столом, с горой тарелок в руках поднялись по этим ступеням, аккуратно рядами расставили посуду в странной формы сервантах, искусно встроенных в естественные впадины скалы, и легкими шагами спустились вниз.
Выше сервантов находились совершенно необычные окна: обрамленные гладкими камнями с морского побережья, они были без стекол и закрывались продолговатыми металлическими колесами с ободьями. Пламя в камине поднималось на 5-6 футов, ярко освещая комнату. Дымохода не было. Над камином - голова великолепного оленя, а ниже - пара перекрещенных коротких мечей. Высокий потолок с тяжелыми балками был черен от многолетнего дыма. По обеим сторонам очага размещались кресла с высокими спинками и стулья всех видов из стволов и пней деревьев. Там, куда не долетали искры из очага, пол был деревянный.
Вдоль стены напротив камина стоял огромный диван со множеством подушек. Он был так велик, что на нем могла разместиться добрая дюжина отдыхающих. В его центре сидела миссиc Янковская с горой клубков разноцветной шерсти в подоле и задумчиво рассматривала большой кусок тяжелой ткани, на котором что-то с увлечением вышивали сидевшие вокруг нее четыре девушки. Наблюдая за этой группой, я почувствовала, что именно миссис Янковская была душой этого дома. Время от времени собравшиеся у камина мужчины поворачивались в сторону дивана, словно ожидая, что женщины предложат им какое-то развлечение. И в моей голове возникли строки из 'Воспоминаний об арабских ночах' Теннисона13:
A goodly place, a goodly time,
For it was in the golden prime
Of good Haroun al Raschid.
Я подумала, что это место вполне могло бы быть Багдадом, ревущая снаружи река - Тигром, а Джордж Янковский - Аль Рашидом.
Миссис Янковская поймала мой взгляд и сделала мне приглашающий знак. Я села на диван, почувствовала его тепло и поняла, что это китайский кан - платформа для сна c проложенными внутри трубами. Радуясь комфорту, я придвинулась к стене и прислонилась к лежавшему там объемному валику. И вдруг этот валик выпрыгнул из-под меня и повалил на спину, так что моя голова оказалась на одном уровне с оскаленной пастью и разъяренными янтарными глазами. Это был молодой барс. Миссис Янковская тут же шлепнула его подушкой по морде. Янковский-старший одним прыжком оказался возле меня.
- Нет ли крови? - спросил он заботливо. - Если есть, то мне придется его застрелить, как я уже застрелил нашу рысь.
И он посмотрел в сторону своего ружья. Тем временем барс прокрался под сиденье у камина и улегся там. В его изумрудных глазах метались отблески пламени. Группа у камина оживилась: этот эпизод явно внес некоторое оживление. Но Джордж лишь раз взглянул, и смех прекратился.
- Не-е-ет, - ответила я на его вопрос, зная при этом, что я мертвенно бледна.
- Это наш домашний любимец, - подходя ко мне, сказала ободряюще Ора.
Для первого дня у меня было слишком много переживаний. Пожелав всем доброй ночи, я отправилась в свой домик:
* * *
На следующий день я проснулась на рассвете от шума воды. Решив исследовать окрестности при свете дня, я вышла и вскоре оказалась на краю глубокого ущелья. Внизу клокотал бурный поток14. Я пошла по тропинке, причудливо извивавшейся среди валунов на краю пропасти в направлении дома Янковских, и вскоре увидела впереди едва различимую в тумане тонкую полоску подвесного моста. Один вид его вызвал головокружение. Я повернулась к мосту спиной и сразу уперлась взглядом в водопад, звук которого преследовал меня с первых секунд пребывания в 'Новине'. Зарождаясь в гуще лесов на склоне высокого горного кряжа, он падал с высокого обрыва танцующими струями:
Некоторое время я стояла, завороженная красотой природы. Из транса меня вывел звук человеческого голоса. Он прозвучал настолько неожиданно, что я чуть не упала вниз. К своему удивлению, я увидела Виктора.
- Идите и принесите масло.
Эти слова он повторил дважды, указывая на маленький сарайчик на противоположном конце подвесного моста. Я по сей день убеждена, что он меня загипнотизировал, потому что безо всякого колебания пошла туда, куда он указал. Добравшись до моста, я увидела, что он сделан из двух соединенных концами широких оструганных досок, подвешенных петлями кабеля к поручням. Последние также были из кабеля, туго натянутого между опорами. Как только я вступила на мост, он пугающе закачался. Не решившись выпрямиться, я поползла вперед, хватаясь за края досок с обеих сторон. Моя голова кружилась.
В леднике я нашла масло и, не имея иного способа его нести, положила его за ворот рубашки. На обратном пути через мост я встала в полный рост и перешла его, держась за поручни. Виктор не стал дожидаться моего возвращения. Когда я пришла в столовую, он уже сидел за столом, поглощенный завтраком. Я с гордостью показала ему свою добычу, но он даже не взглянул на нее и вскоре покинул комнату. Тут же находилась странного вида женщина средних лет, в очках. Волосы ее были гладко зачесаны назад, как у старомодной классной дамы. На ломаном английском языке она представилась как фройлейн Шмидт. Насколько я поняла, она приехала из Мукдена и обучает членов семьи немецкому языку:
Вошла Ора, уже одетая, а вернее - раздетая, для дневных дел. На ней был коричневый вязаный купальник, цвет которого мало отличался от цвета ее кожи. На голове - зеленый шарф, на ногах - японские таби15, за спиной - фляга для воды на лямках и аптечка первой помощи, за поясом - коричневый замшевый жакет и короткий кнут. За завтраком она пригласила меня пойти с ней на прогулку в лес, и я с радостью согласилась.
Мы вышли на широкий двор. Он давал немалое представление о занятиях хозяев. Здесь лежали ожидавшие выделки шкуры животных и туши мяса, предназначенные для закладки на хранение в ледник, корейские решета, серпы, лопаты в больших количествах:. Рядами стояли глиняные кувшины для хранения излюбленной еды корейцев кимчхи (квашеных овощей с сильным запахом) - такие большие, что в них мог спрятаться ребенок. Горами лежал рис нового урожая, готовый к обмолоту. Тут же работала крупорушка, приводимая в движение волами.
С криками во двор вошли мабу - погонщики, за которыми следовал караван маленьких корейских пони, нагруженных тюками с древесным углем. Некоторые животные хромали. Ора стала по-корейски упрекать погонщиков в бессердечном отношении к животным, но, похоже, те даже не сознавали, что она говорит с ними на их собственном языке, поскольку были очень озадачены видом иностранной женщины, на которой не было юбки.
Вышел во двор Янковский-отец. Было только 8 часов утра, а он уже вернулся из поселка Омпхо, куда вышел еще до рассвета. Он передал какие-то новости сыновьям и Оре. Затем вышла его жена. Супруги вместе сели в машину и уехали по делам в Чхонджин - до следующего утра.

Юрий ЯНКОВСКИЙ со своими трофеями. Сегодня герой подобного снимка немедленно оказался бы под судом. Однако век назад такое было нормой. Фото: Из коллекции Приморского государственного объединенного музея им. В. К. Арсеньева
Валерий, Юра и другие собирались на охоту, и Ора попросила, чтобы они взяли с собой большую черную овчарку по имени Базиль, поскольку сейчас привезут двух терьеров, которых она только что купила. Когда охотники с Базилем скрылись из виду, присматривавший за собаками корейский мальчик Тонги привел во двор пару бело-черных терьеров. Но драки избежать не удалось. Базиль неожиданно вернулся и бросился на чужаков. Хлыст не помог, и тогда Ора уселась сверху копошащейся и рычащей массы и начала по очереди зажимать челюсти собак. Они стали задыхаться и вскоре разошлись по сторонам. Тонги увел Базиля. Драка закончилась, но у Оры на спине в одном месте был разорван костюм и виднелись следы укуса. Пока я смазывала рану, Ора говорила мне, что зажать челюсти - лучший способ остановить собачью свару и что теперь я понимаю, почему она не хотела, чтобы я привезла своих овчарок.
После случившегося я, естественно, предположила, что наша прогулка в горы отменяется, но не такова была Ора. Она свистнула терьерам и направилась к воротам. Вскоре мы уже были в лесу. Собаки с восторгом гонялись за зайцами.
К полудню я изрядно устала от безостановочного подъема, но Ора была неутомима. Мы вышли на плато с редкими чахлыми соснами и густым подлеском. Неожиданно Ора остановилась и стала встревоженно оглядываться. Терьеры сердито залаяли и исчезли в кустах. Там поднялся гам, и моя спутница вдруг скомандовала: 'Лезьте наверх!' - и быстро влезла на дерево. Я последовала ее примеру. Сидя наверху, Ора долго вытягивала шею, стараясь разглядеть что-то в зарослях неподалеку. Затем сложила ладони лодочкой и издала звук, похожий на птичий клич. Он разнесся по долине, и почти сразу, как отдаленное эхо, послышался ответный клич. Когда мы спустились с дерева, я спросила, что это было.
- Дикая свинья.
- О!
- Разве вы не видели в траве ее черную спину? Она была совсем близко. Вот почему мы забрались на дерево. Затем собаки погнали ее в долину, где поджидали мои братья.
Ора прошла сквозь кусты и показала место, где лежала свинья. Трава здесь была сильно вытоптана, в центре - овальная ямка. Ора встала на колени, изучила ее, а затем сообщила мне размеры, вес и пол дикой свиньи, пояснив при этом, почему она пришла именно к таким заключениям. Оказалось, что это был кабан.
Из долины донесся звук выстрела.
- Вам не удалось увидеть кабана живым, но вы сможете увидеть его мертвым. Мои братья никогда не промахиваются. Мы снимем с него шкуру, продадим желчный пузырь корейцам, которые используют его как лекарство для рожениц, а мы с вами получим по бивню. Это обычная награда загонщика.
А я и не поняла, что мы были загонщиками.
Тяжело дыша, вернулись наши собаки. Похоже, долгая погоня их изрядно утомила, и они были рады, когда мы повернули к дому. Из долины от крытых соломой домов поднимались голубые струйки дыма, слышалась ритмичная дробь вальков: крестьянки стирали в реке белье. Стемнело, и белые пятна на спинах терьеров стали нашими единственными видимыми ориентирами в пути. Следуя за ними, мы вышли к маленькому монастырю у водопада. Чувствовался запах благовоний, раздавались буддийское песнопение: 'Нами ами табуль (Славен Будда Амитабха!)' - и легкое звякание цимбал. Ора сделала мне знак не шуметь.
Мы смотрели сверху на реку и церемонию, которая разворачивалась на ее берегу при свете факелов. Руководил ею настоятель монастыря в белом одеянии с широкими рукавами и красной повязкой через плечо. Черная волосяная шляпа без полей аккуратно сидела на его гладко выбритой голове. Его запястье обвивали темного цвета четки. Перед ним стояли пилигримы, получавшие очищение перед началом паломничества к подножью горы Пэктусан - священной Белоголовой Горы, расположенной на границе Кореи и Маньчжурии. Ора тихо сказала, что многие годы пыталась увидеть эту церемонию, но настоятель никогда не давал разрешения иностранцам присутствовать на ней. Это было чистое совпадение, что мы пришли сюда в тот самый день и в то самое время. В этот момент раздался лай деревенских собак, наши им ответили, и нам пришлось немедленно ретироваться.
По дороге к реке я в темноте потеряла Ору и переходила вброд, следуя за плывущими терьерами. Ора ждала меня на противоположном берегу. Она перешла реку в другом месте, ступая с камня на камень.
- Вам бы следовало больше заботиться о себе, - засмеялась она, ощупывая мою мокрую одежду. Я вспомнила об утренней драке собак и подумала, что с таким же успехом эти слова можно сказать самой Оре.
Спустя какое-то время мы вышли к подвесному мосту - месту моего утреннего приключения. А вечером мне вручили мой трофей - великолепный кабаний клык. По словам охотников, он был на редкость большой.
Так закончился второй день моего пребывания в 'Новине':
* * *
От переводчика. Мэри Тейлор оставалась в 'Новине' больше месяца и покинула ее с первым снегом. Прощаясь с хозяевами, она подарила Юрию Михайловичу коготь тигра. История его теперь не была для нее загадкой.
________________________________________

13 Теннисон Алфред (Tennyson, Alfred) (1809-1892). Лорд. Английский поэт, драматург.

14 Река Омпхо.

15 Таби (япон.) - матерчатые стеганые носки на плотной подошве, особенно удобные для занятий спортом.

РАСПЫЛЕННЫЕ ВЕТРОМ
ИСТОРИЯ ОБЫЧНОЙ РУССКОЙ СЕМЬИ, ПЕРЕМОЛОТОЙ ЖЕРНОВАМИ ИСТОРИИ

Валерий Янковский родился на Дальнем Востоке в семье богатого помещика. В 1922 году, опасаясь преследований советской власти, они эмигрировали в Корею. Война 1945 года России с Японией пробудила в Валерии Янковском патриотические чувства, и он вместе с братом Юрием вступил в ряды Красной Армии. Однако этот благородный поступок на Родине был оценен своеобразно: после окончания боевых действий Валерия Янковского арестовали и приговорили к 25 годам лагерей. Не надеясь выйти на свободу, узник написал своей молодой жене, только что родившей ему сына: "Дорогая, мне вряд ли удастся живым выйти из этого ада. Устраивай свою жизнь самостоятельно и береги нашего сына".

Из ада он все же вышел. Но к тому времени жена жила уже в далекой Канаде, куда путь ему многие годы был закрыт советской властью. В результате своего сына от первого брака он увидел только через сорок с лишним лет.

- Валерий Юрьевич, неужели вы действительно сын настоящего помещика? Как отнестись к этому без удивления, если помещики и их семьи были сметены революцией еще в 1917 году, а оставшиеся в живых навсегда уехали за границу. И вдруг здравствующий прямой наследник русского помещика...

- В семнадцатом году громили помещиков в Центральной России. А на Дальний Восток, где мы жили, советская власть пришла только в 1922 году. В то время мой отец, Юрий Михайлович Янковский, был действительно довольно богатым и известным в крае помещиком. Еще двадцатилетним парнем он уплыл в Америку и там, в штатах Техас и Калифорния, познавал сельское хозяйство и коневодство, изучал язык. Возвратившись в Россию, привез с собой четырех прекрасных чистокровных лошадей-производителей. Вскоре хозяйство отца стало образцом для фермеров всего Приморского края. Шутка ли, конезавод на шестьсот лошадей, которыми снабжали армию, хозяйство пантовых оленей, которое приносило огромный доход, первая в России плантация женьшеня... И почти все это пришлось бросить и спешно бежать со всей семьей в Корею. Тогда ведь большевики с такими, как мы, не церемонились. А у отца - пятеро несовершеннолетних детей. Думали: уезжаем года на три, а оказалось, не на один десяток лет. Взяли с собой только табун породистых жеребцов. Двести километров гнали их своим ходом.

Однако и в другой стране отец нашел свое место в жизни. На купленном куске земли он обосновал маленький курорт на горячих лечебных источниках. К нам стали с удовольствием приезжать на отдых многие русские писатели, артисты, художники, ученые, как и мы, эмигрировавшие в Корею. Кроме того, отец опять взялся разводить лошадей и оленей. Мы, дети, учились в местной гимназии и работали: выпекали пирожки и торговали ими, развозили на тележке по городу ящики с керосином, солили, коптили и отправляли в Харбин сельдь и иваси, сопровождали на охоту знатных иностранных гостей. Словом, без дела никогда не сидели. А тот, кто любит труд, нигде не пропадет. Вот и мы уже не собирались возвращаться в Россию. К тому же в Корее появились первые могилы близких родственников. Там мы похоронили и свою маму. Кстати, она из знатного рода потомственных российских купцов Шевелевых. У них на заимке делали остановку на ночлег жены декабристов: Муравьева, Волконская, Нарышкина, Фонвизина, Розен и Юшневская. За что Шевелевы и попали в немилость к царской власти.

- Итак, вы не собирались покидать Корею, вели там большое хозяйство. Но как же вновь оказались в России?

- Жили в Корее, овладели языком, в том числе и японским, но в душе-то мы оставались русскими. Потому, когда в 1945 году началась война СССР с Японией, я и мой брат Юрий решили: наше место - в Красной Армии. И пошли ей навстречу. Нас взяли в контрразведку переводчиками. В этой должности я и служил до окончания боев. А потом получил, как считал, заслуженный отпуск и поехал к своей молодой жене и сыну, которого еще ни разу не видел. Но по дороге меня арестовали и вскоре осудили на шесть лет "за оказание помощи международной буржуазии". Написал кассационную жалобу. И вместо шести получил уже десять лет лагерей. Вот так "отблагодарило" меня государство за участие в войне против Японии. Кстати, арестовали не одного меня, но и отца, брата Юрия и двоюродную сестру Татьяну. Отец так и умер в лагерях.

Мне было трудно смириться с этой несправедливостью, и я решил бежать. Удобный случай для этого подвернулся. Десять дней я был на свободе, а потом опять арест и новый срок - 25 лет исправительно-трудовых лагерей. Вот тогда я и написал своей жене, чтобы не ждала и устраивала свою личную жизнь, берегла нашего сына. Самому мне в ту пору было 35 лет.

К счастью, в 1952 году меня освободили. Правда, не выдали при этом никаких документов, а значит, я должен был оставаться на Чукотке. Здесь и нашел свою вторую любовь - Ирину Казимировну Пиотровскую. Свадебным подарком нам была реабилитация "за отсутствием состава преступления". Ведь Ирина Казимировна тоже отбыла в лагерях целых четырнадцать лет. И знаете за что? За то, что в 1941 году на дне рождения своего одноклассника читала стихи Есенина. Было ей тогда 16 лет.

- Оказавшись на свободе, вы не пытались узнать о судьбе вашей первой жены и сына, найти их?

- Как же не пытался? Конечно, пытался! Узнал, что первая жена, спустя пять лет после моего ареста, второй раз вышла замуж и эмигрировала в Канаду. Наладил с ней переписку и регулярно получал вызовы-приглашения. Очень хотелось встретиться, увидеть сына, поговорить о пережитом. Но все мои обращения к Косыгину, Брежневу, Воротникову, другим руководителям страны оставались без ответа, а ОВИР разрешения не давал. И только после прихода к власти Горбачева я в 1986 году наконец-то получил заграничный паспорт. И тут же вылетел в Канаду.

- Сколько же лет было вашему сыну, когда вы первый раз его увидели?

- Сорок с лишним. Я спустился с трапа "Боинга" в Ванкувере и увидел перед собой солидного мужчину с бородой, которую пробила первая седина. Это был мой Сережа... Разве словами передать наши чувства! Сейчас сын уже на пенсии. Мы с ним переписываемся, правда, на английском языке, потому что Сережа давно не говорит по-русски.

- Валерий Юрьевич, на Дальнем Востоке есть полуостров Янковского. Это не в честь кого-то из ваших предков он так назван?

- Угадали! В честь моего деда, польского шляхтича Михаила Ивановича Янковского. На Дальний Восток он был сослан на каторжные работы за участие в известном польском восстании, еще будучи студентом земледельческого института. Да так и осел в Приморье. Ходил в различные экспедиции, занимался научной деятельностью. Дослужился до управляющего золотым прииском. Открыл полуостров и здесь, на голом месте, основал свое хозяйство. А еще он был страстным коллекционером бабочек и птиц. Многие его экспонаты до сих пор хранятся в различных музеях страны. Кстати, недавно я получил официальное извещение из Приморья о том, что по решению местных властей полгектара земли на этом полуострове передается мне в вечное пользование. Земля эта мне, конечно, не нужна, однако приятно, что до сих пор люди помнят наш род, чтут его. Деду даже бронзовый двухметровый памятник установили.

- Вы лишились большого состояния, потеряли первую семью, ни за что несколько лет провели в лагерях... Казалось бы, должно быть столько обиды на власть. Однако вы не озлобились, не покинули страну, пишете добрые книги.

- Обида на власть, конечно, была. То, что у нас отняли в 1922 году, было ведь не награблено, не наворовано, как многими нынешними олигархами, а заработано честным трудом. Дед, как я уже сказал, на голом месте начинал свое хозяйство создавать. Да, у отца были наемные рабочие. Но ведь он создавал рабочие места, и люди шли к нему не по принуждению. Многие крестьяне, кстати, даже в Корею с нами уехали. Но Родина, как и мать, у человека одна. И я прошел с ней все этапы испытаний. А вот сын даже побывать в России не хочет. Видно, глубока у него обида на страну своих предков. Вот такова история, и ее не изменишь.

- Скажите, пожалуйста, а как сложилась судьба ваших сестер и братьев?

- Юрий, освободившись после ареста, до 75 лет жил и работал прорабом в Киргизии. Очень увлекался сбором лечебных трав. Арсений участи лагерей избежал, потому что, узнав об аресте отца и братьев, сумел уехать в Японию, а потом в Америку. Там он дослужился до коммерческого директора отделения известной фирмы "Мицубиси". Купил в Сан-Франциско роскошный дом и дачу. Сестры, помыкавшись по свету, в итоге тоже оказались в Америке. Виктория стала поэтессой и работала в толстовском фонде под Нью-Йорком. Другая сестра - Муза была очень деловая дама, она прожила до 92 лет и оставила своим родственникам неплохое наследство.

-
Валерий Юрьевич, глядя на вас, не могу поверить, что и вам идет 92-й год. Легкая походка, светлый ум, лицо вовсе не старца, пьете крепкий кофе и даже читаете без очков. Как вам удалось, несмотря на все жизненные невзгоды, сохранить здоровье? Диета, физический труд или гены?

- Наверное, всего понемногу. Я всю жизнь не мыслил себя без движения и всегда был в контакте с природой. Курил когда-то. Не считаю себя глубоким трезвенником. Думаю, очень положительно повлияло на мое здоровье употребление оленьей крови. На Дальнем Востоке есть такой обычай: при спилке пантов, когда хлещет кровь, ее должен испить сначала покупатель, а потом - продавец. Сразу после приема этого напитка я чувствовал удивительный прилив сил. А ведь эту операцию нам приходилось выполнять до десяти раз за лето. Конечно, закалили лагерь, охота.

- Слышал, что вы до сих пор охотой балуетесь?

- Да, пока даже влет еще стреляю. А было время, когда ходил на медведя, тигра, рысь. Занятие это небезопасное. Но в годы моей молодости на Дальнем Востоке было столько хищников, что они вырезали целые табуны лошадей и стада коров. Да что там лошадей и коров, один тигр задавил двадцать двух китайцев в течение месяца. Так что охотились мы не ради забавы.

- Скажите, пожалуйста, о чем мечтает человек в вашем возрасте?

- До недавнего времени я мечтал побывать в Корее, в нашем бывшем доме. Но сегодня перелеты с пересадками мне уже не под силу. А вот в Приморье, на полуострове Янковского, я все же побывал, все посмотрел. Мечтал иметь охотничий домик в Суздальском районе. Теперь есть такая заимка. Ну что человеку еще надо?

- А ваша супруга, Ирина Казимировна, по-прежнему любит Есенина?

- Как же без поэзии? Без нее жизнь - просто скука.

О книге Валерия Янковского
Янковский В.Ю. От гроба Господня до гроба ГУЛАГа:


О книге Валерия Янковского (Янковский В.Ю. От гроба Господня до гроба ГУЛАГа: быль. - Ковров: Маштекс, 2000. - 240 с.: илл.; 1000 экз.)

(муз. вступление)

Здравствуйте, уважаемые слушатели!
Совсем немного на Дальнем Востоке людей, чья фамильная история - и именно дальневосточная фамильная история - так тесно пересекалась бы со всей новейшей историей Дальнего Востока, как у Валерия Юрьевича Янковского. А может быть, Янковские и вовсе уникальнейшим образом в три своих поколения прикоснулись к самым существенным вехам русской, российской дальневосточной судьбы конца 19-го - конца 20-го века. И Валерий Янковский не просто достойно прошел свой жизненный путь, но и описал в книгах часть дальневосточной исторической судьбы, пережитой и им самим, и его отцом и дедом, и ещё многими людьми - родственниками, друзьями, знакомыми и почти не знакомыми, - всеми теми, кто был и остаётся причастным этой судьбе. Об одной из книг Валерия Юрьевича Янковского - наш сегодняшний рассказ.

Книга Валерия Янковского называется "От гроба Господня до гроба ГУЛАГа", издана она в двухтысячном году в Коврове Владимирской области и начинается она так.


"Мой дед, пан Михаил, сын Яна, Михаил Иванович Янковский, - потомственный шляхтич Речи Посполитой. История древнего рода, написанная на пергаменте, хранившемся в свинцовом чехле, к сожалению, утерянном при бегстве семьи из Приморья в Корею, гласила об участии предков в крестовых походах за освобождение от "неверных" Гроба Господня. О том, как еще в 14-ом веке в битве против Тевтонского ордена предок пан Тадеуш Новина-Янковский спас от гибели польского короля, но при этом потерял ногу. За что был награжден рыцарским званием и фамильным гербом: на голубом фоне флага - щит и короткий меч, по старопольски novina. Над ним - шлем со страусовыми перьями, а ниже, как символ подвига, - черный с золотом наколенник со шпорой: потерянная в битве нога. Под ней - лук, за отличную стрельбу. От этого герба теперь сохранилась лишь одна фотография: отец и два сына - Юрий Михайлович, Валерий и Арсений - уже в Корее, в тридцатые годы, держат распростертое знамя... "


Именно описанная выше фотография служит обложкой книги, и, конечно же, в самом первом абзаце - и ключевые символы повествования, и масштаб, и жанр, и главные действующие лица.
Первый и повествовательно и символически главный герой этой семейной саги - Михаил Иванович Янковский, дед автора книги. еще студентом Горы-Горецкого сельскохозяйственного института под Могилевом потомок древнего шляхтского рода Новина-Янковских принял участие в Польском восстании 1863-го года, арестован и осужден на каторгу. В царскую амнистию 1868-го года Михаил Янковский устроился на золотые прииски притока реки Лены Олёкмы, а в 1872-м году получил письмо от друга по каторге, в прошлом профессора Варшавского университета, как бы предопределившего и его судьбу и судьбу его будущего потомства. Бенедикт Дыбовский, так звали друга, сообщил, что получил предложение от Императорского Русского географического общества обследовать бассейн Амура вплоть до берегов Тихого океана и предложил Янковскому принять участие в этом проекте. Не раздумывая, Михаил Янковский собрал нехитрые холостяцкие пожитки, захватил винчестер и двустволку, любимого пса Барсика и вскоре был в месте сбора экспедиции..

Сам автор - Валерий Янковский - внук первого из дальневосточников Янковских, лишь один раз пытается дать жанровой определение своей книге - и то, слово "сага" пишет в кавычках, как бы остался вопрос о жанре повествования второстепенным. Но если допустить, что сага - эпическое повествование о жизни семьи в нескольких поколениях - может быть и документальным жанром, книга Валерия Юрьевича Янковского именно сага. Только семейной хроникой ее назвать нельзя, семейные хроники, родословные связи, отношения между членами большой семьи - это отдельная, самодостаточная, но все-таки часть книги. Эти семейные хроники даны на широчайшем социально-историческом фоне, на мой взгляд, имеющем ценное научное значение. Здесь - рассказ очевидца и записи рассказов очевидца, может быть, не столь детальные, может быть, не столь выдержанные в академическом бесстрастии, - но зато непосредственные, скажем так - летописные. Когда летописец если чего и боится, то только двух самых грозных судей - памяти отцов и самого Бога. Надо ли говорить о том, какие твердые это гарантии правдоподобию повествования, описаний и человеческих характеристик... Конечно, автор не мог не беллетризовать отдельных эпизодов своих воспоминаний, конечно, не всё описанное видено им воочию, конечно, автор не свободен от личных пристрастий и антипатий, полностью, во всяком случае, не свободен. Но он не выполнял ничьего заказа, кроме заказа собственной совести - и эта невинность замысла одна из существенных ценностных черт этого интереснейшего и редкого для сегодняшнего для нашей литературы сочинения... Кстати, на сей день, по моим сведениям, находящегося в Хабаровске в единственном экземпляре.

Те, кто в наши годы пересекал на пароме Рисовую бухту от Владивостока до Славянки и оказывался в местах одного из уникальнейших не только на Дальнем Востоке, но и вообще в мире оленьих заповедников, не могли не слышать каких-то обрывков сведений о том, что жил здесь до революции помещик, который я основал питомник пятнистых оленей, и замок у него был чудесный, в духе то ли европейских, то ли японских замков. А может быть, кто-то видел и памятник этому помещику на Сидеми, поставленный в 1991-ом - широкоскулое волевое лицо, гордая осанка, взгляд исследователя и первооткрывателя. На постаменте надпись: "Он был дворянином в Польше, каторжником в Сибири, нашел приют и славу в Уссурийском крае. Содеянное им - пример будущим хозяевам

сахалин57

А вообще поищите старые подшивки "Охота и охотничье хозяйство"
Там были рассказы Янковских.

PerepLE:T

Замечательный человек, замечательные произведения. Здоровья Вам, Валерий Юрьевич.

Postoronnim V

В дополнение к сведениям о многоранности талантов семейства Янковских, можно упомянуть, что с Валерием Юрьевичем Янковским состот в родстве Юлий Борисович Бринер (Юл Бринер, "Великолепная семёрка").