Gott Ist Tot
schwarz verbreitet sich in meinem kopf
ganz aufgequollen mein augenlicht zersetzt
das herz verbrennt im weissem nichts
und doch es wird
mein korper ist in stein gehauen
im tiefen sog der ewigkeit
dass zeit vergeht ist mir entgangen
und doch es wird es wird schon wieder weiter geh`n
gott ist tot
eingesperrt im wald des wahns
dunkles sein gesaht in meiner hand
verstaubtes denken in meinem schadel
und doch es wird
mein geist zerfleischt das tageslicht
die feuersglut in meinem hals erlischt
ganz ohne halt mein fleisch zerfallt
und doch es wird es wird schon wieder weiter geh`n
gott ist tot
mein gehirn zum kerker wird
ein kleiner stich hat mich gelahmt
der schrei in mir unhorbar schweigt
und doch es wird
mein seelenhauch der blitz verschlingt
mein susses blut verfault im sand
mein sinn zum leben in raum und zeit
und doch es wird es wird schon wieder weiter geh`n
der schlund der blinden worte hat mir einmal gutgetan
ну и текстовка видать тут - Вы извините, немецкого при всем при том я не знаю - а текст с мптришного сборника... а еще более всего меня удивило что в ЭТОМ форуме любят Галича (цитировали ранее) - _редчайший_ случай.
Стихи Блока люблю.
Грустные, философские, но не пессимистичные стихи Макаревича.
Др.В.
Губермана 😛
Kogda-to byl takoj poet- Gavril'cik, nicego oniom ne slychat'?
Michael893
а еще более всего меня удивило что в ЭТОМ форуме любят Галича (цитировали ранее) - _редчайший_ случай.
Галича тут цитировали Грифон и Ваш покорный слуга...
Я знаю не_много его поклонников...
Если дорог тебе твой дом,
Где ты русским выкормлен был,
Под бревенчатым потолком
Где ты, в люльке качаясь, плыл;
Если дороги в доме том
Тебе стены, печь и углы,
Дедом, прадедом и отцом
В нем исхоженные полы;
Если мил тебе бедный сад
С майским цветом, с жужаньем пчел
И под липой сто лет назад
Дедом вкопанный в землю стол;
Если ты не хочешь, чтоб пол
В твоем доме фашист топтал,
Чтоб он сел за дедовский стол
И деревья в саду сломал...
Если мать тебе дорога -
Тебя вскормившая грудь,
Где давно уже нет молока,
Только можно к щеке прильнуть,
Если вынести нету сил,
Чтоб фашист, к ней постоем встав,
По щекам морщинистым бил,
Косы на руку намотав;
Чтобы те же руки ее,
Что несли тебя в колыбель,
Мыли гаду его белье
И стелили ему постель...
Если ты отца не забыл,
Что качал тебя на руках,
Что хорошим солдатом был
И пропал в карпатских снегах,
Что погиб за Волгу, за Дон,
За отчизны своей судьбу;
Если ты не хочешь, чтоб он
Перевертывался в гробу,
Чтоб солдатский портрет в крестах
Взял фашист и на пол сорвал
И у матери на глазах
На лицо ему наступал...
Если ты не хочешь отдать
Ту, с которой вдвоем ходил,
Ту, что долго поцеловать
Ты не смел - так ее любил, -
Чтоб фашисты ее живьем
Взяли силой, зажав в углу,
И распяли ее втроем
Обнаженную, на полу;
Чтоб досталось трем этим псам
В стонах, в ненависти, в крови
Все, что свято берег ты сам
Всею силой мужской любви...
Если ты фашисту с ружьем
Не желаешь навек отдать
Дом, где жил ты, жену и мать,
Все, что родиной мы зовем, -
Знай: никто ее не спасет,
Если ты ее не спасешь;
Знай: никто его не убьет,
Если ты его не убьешь.
И пока его не убил,
Помолчи о своей любви,
Край, где рос ты, и дом, где жил,
Своей родиной не зови.
Пусть фашиста убил твой брат,
Пусть фашиста убил сосед, -
Это брат и сосед твой мстят,
А тебе оправданья нет.
За чужой спиной не сидят,
Из чужой винтовки не мстят,
Раз фашиста убил твой брат, -
Это он, а не ты, солдат.
Так убей фашиста, чтоб он,
А не ты на земле лежал,
Не с твоем дому чтобы стон,
А с его по мертвым стоял.
Так хотел он, его вина, -
Пусть горит его дом, а не твой,
И пускай не твоя жена,
А его пусть будет вдовой.
Пусть исплачется не твоя,
А его родившая мать,
Не твоя, а его семья
Понапрасну пусть будут ждать.
Так убей же хоть одного!
Так убей же его скорей!
Сколько раз увидишь его,
Столько раз и убей!
Симонов
СЛАВЯНАМ
Man muss die Slaven an die Mauer drucken *
Они кричат, они грозятся:
"Вот к стенке мы славян прижмем!"
Ну, как бы им не оборваться
В задорном натиске своем!
Да, стенка есть - стена большая,-
И вас не трудно к ней прижать.
Да польза-то для них какая?
Вот, вот что трудно угадать.
Ужасно та стена упруга,
Хоть и гранитная скала,-
Шестую часть земного круга
Она давно уж обошла...
Ее не раз и штурмовали -
Кой-где сорвали камня три,
Но напоследок отступали
С разбитым лбом богатыри...
Стоит она, как и стояла,
Твердыней смотрит боевой:
Она не то чтоб угрожала,
Но... каждый камень в ней живой.
Так пусть же бешеным напором
Теснят вас немцы и прижмут
К ее бойницам и затворам,-
Посмотрим, что они возьмут!
Как ни бесись вражда слепая,
Как ни грози вам буйство их,-
Не выдаст вас стена родная,
Не оттолкнет она своих.
Она расступится пред вами
И, как живой для вас оплот,
Меж вами станет и врагами
И к ним поближе подойдет.
Тютчев.
СЛАВЯНАМ
Привет вам задушевный, братья,
Со всех Славянщины концов,
Привет наш всем вам, без изъятья!
Для всех семейный пир готов!
Недаром вас звала Россия
На праздник мира и любви;
Но знайте, гости дорогие,
Вы здесь не гости, вы - свои!
Вы дома здесь, и больше дома,
Чем там, на родине своей,-
Здесь, где господство незнакомо
Иноязыческих властей,
Здесь, где у власти и подданства
Один язык, один для всех,
И не считается Славянство
За тяжкий первородный грех!
Хотя враждебною судьбиной
И были мы разлучены,
Но все же мы народ единый,
Единой матери сыны;
Но все же братья мы родные!
Вот, вот что ненавидят в нас!
Вам не прощается Россия,
России - не прощают вас!
Смущает их, и до испугу,
Что вся славянская семья
В лицо и недругу и другу
Впервые скажет: - Это я!
При неотступном вспоминанье
О длинной цепи злых обид
Славянское самосознанье,
Как божья кара, их страшит!
Давно на почве европейской,
Где ложь так пышно разрослась,
Давно наукой фарисейской
Двойная правда создалась:
Для них - закон и равноправность,
Для нас - насилье и обман,
И закрепила стародавность
Их, как наследие славян.
И то, что длилося веками,
Не истощилось и поднесь,
И тяготеет и над нами -
Над нами, собранными здесь...
Еще болит от старых болей
Вся современная пора...
Не тронуто Коссово поле,
Не срыта Белая Гора!
А между нас - позор немалый, -
В славянской, всем родной среде,
Лишь тот ушел от их опалы
И не подвергся их вражде,
Кто для своих всегда и всюду
Злодеем был передовым:
Они лишь нашего Иуду
Честят лобзанием своим.
Опально-мировое племя,
Когда же будешь ты народ?
Когда же упразднится время
Твоей и розни и невзгод,
И грянет клич к объединенью,
И рухнет то, что делит нас?..
Мы ждем и верим провиденью -
Ему известны день и час...
И эта вера в правду бога
Уж в нашей не умрет груди,
Хоть много жертв и горя много
Еще мы видим впереди...
Он жив - верховный промыслитель,
И суд его не оскудел,
И слово царь-освободитель
За русский выступит предел...
Тютчев.
Есенин, А. Лысиков, Губерман, Вишневский.
Это любимые, а так от настроения зависит, но в последнее время в основном Лысиков.
Назидание
I
Путешествуя в Азии, ночуя в чужих домах,
в избах, банях, лабазах -- в бревенчатых теремах,
чьи копченые стекла держат простор в узде,
укрывайся тулупом и норови везде
лечь головою в угол, ибо в углу трудней
взмахнуть -- притом в темноте -- топором над ней,
отяжелевшей от давеча выпитого, и аккурат
зарубить тебя насмерть. Вписывай круг в квадрат.
II
Бойся широкой скулы, включая луну, рябой
кожи щеки; предпочитай карему голубой
глаз -- особенно если дорога заводит в лес,
в чащу. Вообще в глазах главное -- их разрез,
так как в последний миг лучше увидеть то,
что -- хотя холодней -- прозрачнее, чем пальто,
ибо лед может треснуть, и в полынье
лучше барахтаться, чем в вязком, как мед, вранье.
III
Всегда выбирай избу, где во дворе висят
пеленки. Якшайся лишь с теми, которым под пятьдесят.
Мужик в этом возрасте знает достаточно о судьбе,
чтоб приписать за твой счет что-то еще себе;
то же самое -- баба. Прячь деньги в воротнике
шубы; а если ты странствуешь налегке --
в брючине ниже колена, но не в сапог: найдут.
В Азии сапоги -- первое, что крадут.
IV
В горах продвигайся медленно; нужно ползти -- ползи.
Величественные издалека, бессмысленные вблизи,
горы есть форма поверхности, поставленной на попа,
и кажущаяся горизонтальной вьющаяся тропа
в сущности вертикальна. Лежа в горах -- стоишь,
стоя -- лежишь, доказывая, что, лишь
падая, ты независим. Так побеждают страх,
головокруженье над пропастью либо восторг в горах.
V
Не откликайся на "Эй, паря!" Будь глух и нем.
Даже зная язык, не говори на нем.
Старайся не выделяться -- в профиль, анфас; порой
просто не мой лица. И когда пилой
режут горло собаке, не морщься. Куря, гаси
папиросу в плевке. Что до вещей, носи
серое, цвета земли; в особенности -- бельё,
чтоб уменьшить соблазн тебя закопать в нее.
VI
Остановившись в пустыне, складывай из камней
стрелу, чтоб, внезапно проснувшись, тотчас узнать по ней,
в каком направленьи двигаться. Демоны по ночам
в пустыне терзают путника. Внемлющий их речам
может легко заблудиться: шаг в сторону -- и кранты.
Призраки, духи, демоны -- до'ма в пустыне. Ты
сам убедишься в этом, песком шурша,
когда от тебя останется тоже одна душа.
VII
Никто никогда ничего не знает наверняка.
Глядя в широкую, плотную спину проводника,
думай, что смотришь в будущее, и держись
от него по возможности на расстояньи. Жизнь
в сущности есть расстояние -- между сегодня и
завтра, иначе -- будущим. И убыстрять свои
шаги стоит, только ежели кто гонится по тропе
сзади: убийца, грабители, прошлое и т. п.
VIII
В кислом духе тряпья, в запахе кизяка
цени равнодушье вещи к взгляду издалека
и сам теряй очертанья, недосягаем для
бинокля, воспоминаний, жандарма или рубля.
Кашляя в пыльном облаке, чавкая по грязи,
какая разница, чем окажешься ты вблизи?
Даже еще и лучше, что человек с ножом
о тебе не успеет подумать как о чужом.
IX
Реки в Азии выглядят длинней, чем в других частях
света, богаче аллювием, то есть -- мутней; в горстях,
когда из них зачерпнешь, остается ил,
и пьющий из них сокрушается после о том, что пил.
Не доверяй отраженью. Переплывай на ту
сторону только на сбитом тобою самим плоту.
Знай, что отблеск костра ночью на берегу,
вниз по реке скользя, выдаст тебя врагу.
X
В письмах из этих мест не сообщай о том,
с чем столкнулся в пути. Но, шелестя листом,
повествуй о себе, о чувствах и проч. -- письмо
могут перехватить. И вообще само
перемещенье пера вдоль по бумаге есть
увеличенье разрыва с теми, с кем больше сесть
или лечь не удастся, с кем -- вопреки письму --
ты уже не увидишься. Все равно, почему.
XI
Когда ты стоишь один на пустом плоскогорьи, под
бездонным куполом Азии, в чьей синеве пилот
или ангел разводит изредка свой крахмал;
когда ты невольно вздрагиваешь, чувствуя, как ты мал,
помни: пространство, которому, кажется, ничего
не нужно, на самом деле нуждается сильно во
взгляде со стороны, в критерии пустоты.
И сослужить эту службу способен только ты.
Киова - а чьи это стихи?
Josef Brodskyi
Увы, стихи не люблю и не понимаю с детства. Может я ими в том самом детстве траванулся? 😀
'Сон'
Мне хочется быть сном, мягким как запах цветка.
Мне хочется быть сном, плывущим сквозь облака,
Ломающим явь на щепки часов и на обломки дней.
Мне хочется быть сном, в котором я буду сильней.
Ветер с полей моих снов приносит лишь теплую ночь,
И дождь умывает рассвет - как наяву, точь-в-точь.
Смогу ли я стать сном ушедших друзей, мне ответит табачный дым,
И сколько мне ждать, и буду ли я цветным?
Мне хочется быть сном, в котором печаль умрет.
Мне хочется быть сном, где хотя бы кто-то не врет.
Но будет ли так, я узнаю потом, прижимая подушку к лицу.
Мне хочется быть сном, я буду им, если усну.
'Обратный отсчет'
Все будет не так, как хотелось бы мне,
И легкий озноб пробежит по спине.
Когда ты шагнешь за открытую дверь,
Пополнив собой список потерь.
Как будто что-то исчезло, и уже не вернуть,
И сердце спешит разорвать мою грудь.
И хочется криком взорвать пустоту,
Принадлежащую мне одному.
'Штемпель'
Вот и все, вот и кончился солнечный бег.
На манжеты ложится белой запонкой снег.
Превращаясь в бриллиант при ночном фонаре.
Как богата ты, осень, как добра ты ко мне.
Как добра ты на смерть, как добра ты на боль.
Ты для каждого видишь его главную роль.
Ты, как штемпель судьбы на последнем конверте.
С тобой очень приятно думать о смерти.
Люблю стихи Лермонтова, Макаревича, Шевчука. Не очень люблю стихи: Пушкина, Блока, Есенина.
Чуть не забыл, как обычно, самое главное, а именно: к первому списку добавьте Китса, Шелли и Бернса. Ко второму: Байрона, Ахматову. Вот теперь, вероятно, все 😊
[edited by DarkLight]
Рильке
Омар Хайям.
Егор Летов 😊
------------------
Always outnumbered - Never outgunned.
Нет вождей, чтоб вести нас к славе,
Мы без них на врага наступаем.
Каждый свой долг выполняет сам
Не слыша общего шага.
Нет трубы чтоб собрать батальоны,
Без нее мы ряды смыкаем,
От края земли и до края
Во имя нашего флага.
Мы для других услуг,
Мы знамя несем в чехле.
Нам черед - коль смерть разбушуется вдруг
Повсюду на всей земле.
Смерть наш генерал.
Наш гордый флаг вознесен
Каждый на пост свой стал
И на месте своем шпион.
Пикет обойди кругом.
Чей облик он принял открой
Стал ли он комаром
Или в воздухе мошкарой
Сором что всюду лежит,
Крысой бегушей вон
Плевком среди уличных плит -
Вот дело твое, шпион!
Р. Киплинг, в переводе Михаила Любимова,
Взято из приложения к роману "И ад следовал за ним"
[QUOTE]Originally posted by Chemk:
[B]Нет вождей, чтоб вести нас к славе,
Мы без них на врага наступаем.
Перевод-то неполный... И, собственно, не очень точный... Хотя Киплинга переводить... уууу. пробовал.
Оригинала текста я не видел, перевод прочитал в приложении к роману пару лет назад, а Киплинга сам переводить не могу по причине изучения в школе немецкого - на английском еле-еле читаю только специальные тексты по химии. Увы
А мне тоже Дельфин нравится!