Рыбацкая байка от меня

Не очень короткая.
" Боги не умирают, они вечны по определению. Если люди забывают своих богов, то боги просто отворачиваются, тут же теряя интерес, как к людям, так и к их суете. Боги - они сами по себе, то проявятся неожиданно, то уснут на века. Для них нет времени, они - само время: эфемерны как мгновения, или ощутимо тяжелы и материальны как прожитые года. Когда богам нечего делать, они развлекаются.

Ушла жизнь из этих мест, обезлюдели деревни, обветшали строения, пустыми черными глазницами окон глядят в пустоту развалины изб с дырявыми крышами. Скоро сотрет их с лица земли весенний травяной пал, как ластик стирает с листа бумаги ненужные штрихи. Сотрет, и только поросшие крапивой невысокие кочки будут напоминать о бывшем селении, да выросший молодой подлесок о возделывавшихся когда-то полях. Уходят люди, и постепенно завладевает этой землей другой мир, неведомый и чуждый, тот, который был вытеснен в глухие лесные чащи, в глубокие омуты, в сердцевину непроходимых болот. Нет никого, и не раскатится вокруг колокольный звон и не шуганет осмелевшую нечисть. Не осенит крест рухнувшей церкви пустующую даль. Те, кто ушли когда-то, потесненные людьми, возвращаются в эти места. Это их земля.
Медленно и лениво из-за серой пелены тумана, из-за изгрызенной ветрами темной стены леса выкатывался всевидящий красный глаз солнца. Охнули под этим тяжелым взглядом ночные призраки и бледными тенями стали растворяться в раскрывающейся вышине. Спрятали лица, живущие в корявых болотных березках духи, нырнула нечисть в вонючую муть, задернув окнища занавесью ряски. Что здесь было еще совсем недавно - кто стонал в глубоких трясинах? Кто трещал сухими ветками и шуршал листвой в густом туманном безветрии? Кто бородатый, ухмылялся, подмигивая зеленым глазом из крон деревьев?
Все ушло, все вдруг спряталось, освободив пространство другой жизни.
Поднимается солнце, и вот уже пахнет багульником, вот свистнула проснувшаяся синица, вот ненасытные кровопийцы оводы роем преследуют свою цель. А под первыми робкими лучами этого солнца уже раздвинулась даль, засинели в глубине верхового болота лесистые бугры-острова, к которым ведет, петляя по мокрому мху, мимо коварных окнищ, много лет нехоженая тропа.
И видно, злилось и удивлялось засыпающее нечто, глядя сотнями глаз из-под тяжелых век растворяющегося болотного тумана, на шагающего по этой тропе человека.
Молча шел он, не думая ни о тысячелетней истории этих мест, ни о чужом мире, в который вошел по незнанию и самоуверенности. Он думал и мечтал о тяжелой рыбе, которая живет в нетронутых сетями болотных окнищах, заранее переживал те ощущения, которые будет испытывать, борясь со своей добычей.
Добротный небольшой рюкзак, полный всего необходимого, спиннинг за спиной, походная аптечка на поясе, нож в чехле, телефон в нагрудном кармане штормовки - уверенно шел человек. Несколько часов по мокрому мху в хороших сапогах для крепкого ходока не проблема - совсем скоро и громада темного леса на одном из островов, как неприступная скала, возвышается вдалеке. Там, за этим островом, на разноцветных мхах, как просветы в облаках раскинулись бесчисленные блюдца чистой воды. Кажущиеся плоскими и мелкими, они на самом деле бездонны, так как не имеют привычного в нашем представлении дна. Дно этих водоемов призрачно, как создавшее их время, дно вязко и мутно, и опущенной в глубину груз, кажется, бесконечно медленно будет погружаться в черный, никем не взбудораженный ил, во тьму прошедших веков:
Заброшены эти места, забыты людьми давным-давно. Заросли ямы на островах, в которых некогда добывали то ли руду, то ли торф, оползли небольшие курганчики невесть когда насыпанные, на их вершинах, развалились пирамидки замшелых камней, неизвестно для чего и кем сложенных. Забыт язык этих мест, и уже никто не может научить шагающего человека понять, о чем хмурится лицо, вдруг прорисовавшееся в листве ближайшей на острове березке; о чем настойчиво кричит увязавшаяся за путником синичка, перелетая перед ним с одной корявой сосенки на другую. Может быть, они говорят человеку: "Не иди сюда?". Но видит человек только листья и слышит только чавканье своих непромокаемых сапог - он не из этого мира, он здесь чужой.
Поднявшийся туман не рассеялся вдруг, поднимаясь все выше и выше, он начал застилать небо белесоватой пеленой. Потускнело солнце, помрачнело болото, но человек не придал этому значения. Что такое дождь для него? Временная неприятность, которую он легко переживет в небольшой палатке на острове, на крепкой земле, у горячего костра из сушняка.
Еще через пару километров заморосил дождь, и остров встретил не трелью птиц, а глухим стуком падающих на палую хвою капель.
Скинут тяжелый рюкзак, стальные пружины расправили материал палатки, вставшей небольшим куполом в тени вековых елей. Еще несколько минут - и огонь лижет наломанные сухие ветви, а едкий дым отгоняет надоедливых комаров. Вытянуты ноги, кипятится чай из коричневой болотной воды, набранной в глубоком следе от провалившейся в мох ноги, и кажется, что все идет так, как надо, и ничто не может помешать ходу вещей спланированному человеком.

Летний дождь, хотя и грозился затянуться надолго, к полудню приутих. Солнце еще не показалось, но облака были достаточно высоки, чтобы надеяться на лучшее. Человек затушил костер, переложил все необходимое для рыбалки в отдельный пакет и сунул его в рюкзак. Палатку он собирать не стал, оставив в ней лишние вещи. Он решил вернуться сюда на ночлег, на твердую землю, под крышу из еловых лап, под тонкий полог непромокаемой ткани, к сухим дровам, к уютному огоньку костра:
К мелким окнам лучше и не приближаться. А вот на больших окнищах мох по краю бывает так плотно сбит волной, что по нему можно ходить босиком, не боясь намочить ноги. Хотя уже в паре метров от воды тонкое покрывало начинает прогибаться под тяжестью человека, напоминая о той бездне, которая находится под ним. К такому большому окнищу, почти километр в диаметре, и направлялся человек, надеясь на богатый улов, на особо крупную добычу.
Неожиданно дорогу перегородили старые поваленные деревья с уже обвалившейся корой, ощетинившись голыми скелетами ветвей. Человеку было необходимо обойти бурелом, но спускаться с острова и делать крюк по мху не хотелось, мешал азарт и скорое предвкушение ловли. Держась за обломки ветвей, человек взобрался на мокрые блестящие перекрестья стволов и стал осторожно перебираться с одного на другой, делая небольшие осторожные шаги. Торчащие во все стороны сучья цеплялись за одежду, царапали руки и лицо, мешали передвигаться, но черные бока больших рыбин, живущих в темноте под наплывшими берегами изо мха, казалось, были уже так близки. Оставалось, сделать всего один верный шаг до крайней лесины, когда длинная тонкая сухая ветвь незаметно попала под лямку рюкзака. Время притормозило свой бег, вероятно, давая неведомым лесным наблюдателям насладиться случившимся. Нога уже коснулась опоры, когда спружинившая ветвь потянула человека назад. Потеряв равновесие, он судорожно попытался ухватиться рукой за ближайший сук, но, не дотянувшись, покачнулся назад и стал падать. Ветка, сбросившая его, сломалась. Безнадежно взмахивая руками, пытаясь остановить свое падение, раздирая куртку о колючие суки, он ударился спиной о дерево, на котором только что стоял и полетел в глубину завала, в нагромождение стволов. Ноги крепко застряли, проскочив в пространство между двумя валежинами, а сам он, не найдя опоры, скользнув по толстым ветвям, рухнул вниз, с хрустом выворачивая суставы в лодыжках. Человек даже не вскрикнул - так велика была боль, погрузившая его сознание в темноту.

Первое, что он почувствовал, когда очнулся, это была все та же боль. Она состояла из легкой пелены и звездочек перед глазами, из звона в ушах, из тошноты в горле, еще она была очень тяжела, и не давала пошевелиться. Боль была настойчива, она не уходила и не отпускала. Человеку она представлялась в виде жирной и здоровой амебы, поселившейся в его теле. Откуда пришла боль и где он находится, человек не понимал.
Он осмотрелся - невдалеке внизу, виднелась влажная хвоя, над головой зависла лесина, с которой он упал, еще выше слегка покачались тяжелые еловые лапы, между которыми виднелось затянутое серой пеленой небо.
Все оставалось прежним, те же деревья, та же хвоя, тоже тусклое небо, но что-то изменилось вокруг, Стали ярче краски, тяжелее воздух, гуще запахи. Мир, казалось, сузился, сконцентрировался вокруг виднеющегося за деревьями болота, вокруг острова, бурелома.
Затем он заметил сойку, раскачивающуюся на длинной сучкастой ветке рядом с ним. Птица, слегка наклонив голову, глядела на него блестящим черным глазом, и вдруг неестественно сверкнув пестрым оперением, улетела куда то в кусты.

Стараясь как можно меньше тревожить зажатую между лесин и неестественно вывернутую ногу, он постарался принять удобное положение. С трудом удалось повернуться и присесть. Осторожно, как куклу, правой ободранной рукой он приподнял затекшую левую и положил к себе на колени. Человеку было очень не привычно ощущать непосредственный вес своей руки. Постепенно в мышцы возвращалась жизнь, наполняя их покалыванием и ломотой.
Неожиданно подумалось, что будет дождь, но эта мысль промелькнула, не оставив и следа. Дождь не пугал человека, его волновала пульсирующая боль в ноге, попавшей в капкан. Легко освободить ее не представлялось возможным, это он понял сразу. Для этого нужно было подняться, раздвинуть валежины и осторожно вытащить ногу. Встать мешало расположившееся над головой дерево и ощетинившиеся во все стороны пики-сучья, а раздвинуть стволы не хватало сил. Предприняв несколько безуспешных попыток освободиться, человек понял всю сложность своего положения.
Рука потянулась к нагрудному карману куртки, но вместо такого привычного корпуса телефона пальцы нащупали лишь порванную ткань. Человек не расстроился - он знал, что связь со своим миром находится где-то рядом с ним, и он до нее доберется, только не теперь, а чуть позже, сейчас же, он вызволит ногу и потом позвонит тем, кто придет ему на помощь. Он ощупал себя: нож, аптечка были на месте. Рюкзак тоже никуда не делся, это он понял раньше.

Расстегнув плотный кожаный чехол аптечки на поясе, человек достал из него содержимое и разложил на коленях. Пластырь, бинт были пока не нужны. Отломив головку ампулы, понюхал нашатыря. Тошнота ушла, голова прояснилась. Он решил протереть виски, лицо было распухшим до такой степени, что приходилось достаточно сильно надавливать на кожу, чтобы ощутить кость черепа - слепни, мошка и комары не спеша, делали свое дело, пока он был без сознания. Смазал йодом красный рубец, идущий почти через всю правую руку, от плеча до кисти - след от обломанного при падении сука. Этот сук, вероятно, и порвал карман куртки, временно лишив его телефона. Проглотил две таблетки обезболивающего средства.
Извиваясь, боясь пошевелить травмированной ногой, кое-как снял рюкзак, достал мазь и обильно смазал лицо, руки, шею - это на время избавит его от обязанности отмахиваться от назойливых насекомых. Предстояло нелегкое дело - он решил разрезать ножом дерево в двух местах, чтобы освободить зажатую стволами ногу. Хотелось пить, человек достал металлический термос и выпил стаканчик горячего, крепкого чая, заваренного совсем недавно. Чай обжигал, и это напомнило ему о времени. Посмотрев на часы, он подумал, что еще немного и лишился бы и их - красная полоса содранной кожи доходила почти до запястья. В завале он провел чуть больше часа, а привал, огонь костерка казались уже такими далекими, бывшими уже где-то там "во вчера".
Привычным движением откинул полу куртки, расстегнул клепку ремешка и достал из кожаных ножен нож.
Вполне хороший нож из нержавеющей стали, известной фирмы, прошел с ним много дорог, пережил много рыбалок. Удобная, нескользкая резиновая рукоять всегда плотно сидела в руке. Достаточно толстый в обухе, но при этом совсем не тяжелый, нож легко справлялся с любой предложенной ему работой, лишь изредка требуя правки. Человек никогда не задумывался о постоянной необходимости ножа. Случалось оставлять его воткнутым в пень у палатки или костра, забывать на привале, а самому перекусывать леску зубами, отправившись рыбачить в лодке, и это его не особо расстраивало. Но сегодня человек был рад, что нож с ним, в этом была его надежда на спасение, хотя ощущение зависимости от вещи, и радость обладания этой вещью в необходимый момент, были для него новы.
Человек продел кисть руки в мягкий кожаный темлячок, опасаясь выронить нож , потому что это означало бы остаться в завале надолго. Насколько надолго, не хотелось даже задумываться.
Присев поудобнее, он неожиданно вспомнил свою мать, которая перед началом любого важного дела вспоминала Бога. Ухмыльнувшись, он повторил ее слова и сделал первый рез. Где-то на том конце острова рассмеялась сойка - возможно, она смеялась над его словами.
Здесь были свои Боги - непривычные, бесформенные, с телами из деревьев и листьев, колкой хвои и сухих веток, сырых туманов и мха, тины и воды.
Сухая еловая стружка споро сыпалась вниз. Работа шла неожиданно легко, человека переполняли чувства: гордость за себя, за то, что перепробовав множество моделей, остановил свой выбор именно на этом ноже; уверенность и спокойствие за будущий результат, благодаря обладанию хорошим инструментом; удовлетворение, за не зря потраченные время и деньги на его поиски.
Через час он решил передохнуть, осторожно вложил нож в ножны и вытер о штаны потные руки. Это вызвало ощущения жжения в ладони. Взглянув на нее, он с удивлением обнаружил белесоватое водянистое пятно вздувающейся мозоли. Пришлось лезть в аптечку и доставать пластырь. Заодно снова открыл термос и выпил чаю.
Нога ныла и "горела", казалось, что сапог стал очень тесен, что он уменьшился на пару размеров, неожиданно съежившись и ссохшись.
Еще через час, ему показалось, что нож стал резать хуже. Лезвие стало чаще соскальзывать, приходилось прилагать больше сил, чтобы сделать срез. Человек сетовал, что не взял в дорогу походной точилки, полагаясь на природные абразивы. Он всегда рассуждал, что если не запускать, то затупившуюся кромку лезвия можно подправить гладеньким голышом на берегу или о гриб трутовик в лесу. Но здесь ни камня, ни гриба рядом не было, это и злило. Человек стал рубить дерево, делая взмахи настолько большими, насколько позволяло его положение. Он устал, пот смыл мазь, и комары опять пошли в атаку. Под пластырем вздулся здоровенный волдырь, нож уже казался и слишком маленьким и слишком легким. Приходилось все чаще и чаще переводить дух. Человек стал жалеть, что не взял с собой нож побольше. У него был такой большой нож, даже с пилой на обухе, но сейчас, забытый, он валялся где то в гараже, в грязном ящике, среди десятка других, отвергнутых по той или иной причине собратьев. "Каждому овощу свое время" - как насмешка всплыла из глубин сознания поговорка. И это неожиданно успокоило человека, его движения стали, менее хаотичны, размереннее. Он опасался, что ствол непредвиденно просядет, осложнив положение и причинив ему боль. Но ничего неожиданного не случилось - когда он перерезал дерево, оно даже не пошевелилось, его поддерживали переплетшиеся ветви.
От выпитого чая захотелось "по маленькому". Как справить естественную нужду в таком положении, не замочив рук или одежды, он не знал. Но делать было нечего, и пришлось бороться как с брезгливостью, так и с болью, выкручиваясь в неестественной позе.
Руки не казались ему грязными, когда вытерев их о штаны, он устроил себе маленький отдых, перекусив копченой колбасой из своих припасов.
Дальше работа пошла гораздо медленнее, так как все чаще приходилось задействовать левую руку К вечеру он уже не резал, а пилил ствол. Не раз человек задумывался, а не зазубрить ли лезвие о край термоса, и только мысль о том, что нож еще пригодится для других непредвиденных нужд, останавливала его.
Веки распухли от укусов мошкары, он не обращал на это внимания. Уставший и измотанный, человек тихо ненавидел фирму сделавшую этот нож, проклинал продавца уговорившего его на покупку. Солнце садилось, а он монотонно, как заведенный продолжал рубить, колоть, крошить дерево, нанося удары кончиком клинка, откалывая маленькую щепу.
Не понимая как, умудрившись скинуть сапог и освободив здоровую ногу, почти ничего не видя, он молотил пяткой по дереву, пытаясь сломать его, и наконец победил. Дерево треснуло и подалось вниз. Руками человек отломал кряж и, торжествующе выругавшись, отбросил его в сгустившуюся темноту. Он был свободен.
Искать сейчас телефон не имело смысла, поэтому он решил дойти до палатки, взять фонарь, осмотреть ногу и потом вернуться за аппаратом. Подтянувшись на руках и перебросив рюкзак, человек перевалился через крайнюю лесину. Попытка встать и опереться на поврежденную ногу, чуть вновь не лишила его чувств. Он взвыл от боли, и этот вой, пронесшийся надо мхами, отразившись эхом от дальних островов, напугал его самого. Пересечь завал обратно поверху, ночью, он даже не помышлял, нужно было двигаться в обход бурелома по краю болота, от которого поднимался густой туман, скрывая в себе всякие ориентиры.

Трясины проснулись, вернее, проснулось населяющее его нечто, проснулось поодиночке и все сразу. Это нечто не было ни добрым, ни злым, оно было само по себе. Его не волновали смутные страхи, рождающиеся сейчас в голове человека, его не волновали те чувства которые испытывал этот человек, спускаясь к болоту. Ему было просто любопытно, как бывает любопытно ребенку увидевшему попавшего в ловушку большого жука. Жук пытался выбраться и уползти, а это было интересно.

Опустившись на четвереньки, он полз, волоча ногу. Неловкие движения причиняли боль, она была ноющая, не постоянная, изредка простреливавшая всю ногу почти до бедра. На ощупь он достал и проглотил еще пару таблеток, поправил ремень на поясе и стал осторожно спускаться. Колени сразу намокли, рюкзак норовил съехать на затылок, а израненные ладони постоянно натыкались на колкие ветки - это теперь причиняло не меньшие страдания, чем боль в ноге. Пытаясь опираться только на пальцы, он быстро устал.
Туман не оказалась таким кромешным, как поначалу казалось, хотя возможно, это глаза стали привыкать к темноте. Когда под намятыми коленями захлюпала вода, человек круто повернул и стал двигаться вдоль острова, ориентируясь на его темный массив. Через пару десятков метров, как ему показалось, он начал карабкаться вверх, рассчитывая выйти почти к палатке. Продвигаться приходилось медленно и осторожно, опасаясь повредить глаза, наткнувшись на невидимый ночью сучек. К счастью, подлесок на острове был не слишком густым, и поваленных деревьев с этой стороны было немного.
Взобравшись на вершину острова, он приподнялся, опираясь о ствол небольшой осинки, и вгляделся в темноту, высматривая палатку. Неожиданно раздавшаяся музыка заставила его вздрогнуть - это был настолько знакомый и неестественный сейчас звук, что человек на секунду и растерялся и испугался. Звонил его телефон, звонил почти рядом, буквально в нескольких метрах. Думая, что проделал значительный путь, человек оказалось, всего лишь обошел завал, по ту сторону которого, мерцал огоньком вызова и манил приятной мелодией его телефон, желанный и недоступный:
Невидимые Боги смеялись.
Темнота сгустилась, туман поднялся выше, наполняя воздух удушливыми испарениями гниющей растительности и одновременно яркими запахами болотных трав. Пришедший от окнищ, он наполнил мир глубокой вязкой тишиной, в которой что-то вздыхало, шуршало и ворочалось, пугая своей неизвестностью.
Поиски палатки в белесой тьме растянулись почти до утра, отняв последние силы. Только когда посерело небо, мокрый от росы и тумана, уже не помышляя о костре, человек застегнул за собой полог палатки. Попытки стянуть сапог с больной ноги ни к чему не привели. Нога распухла так, что снять обувь без помощи ножа было, наверное, невозможно. Оставив это на утро, человек успокоился, решив, что все, что можно было сделать сегодня, он сделал. Расстелив коврик, он положил под голову рюкзак и забылся.
Медленно и лениво из-за серой пелены тумана, из-за изгрызенной ветрами темной стены леса выкатывался всевидящий красный глаз солнца:

Утро встретило головной болью, ознобом, и жаром в ноге. Нога тупо ныла, постоянно напоминая о себе монотонной слегка пульсирующей болью. Небо расчистилось, солнце стояло уже довольно высоко, и лучи его пробивались к палатке, сквозь густой полог леса. Человек насобирал хвороста и разжег костер. Спускаться за водой не хотелось, но горячий чай был очень необходим. Так же необходимо было добраться до телефона. Поставив походный котелок на огонь, человек решил сделать себе костыль. Из виденной неподалеку тонкой березки с развилкой, он и собирался сделать импровизированную опору при ходьбе. Без нее двигаться приходилось или на четвереньках или постоянно опираться на тонкие деревца подлеска. Однако, чтобы срезать деревце, нужно было подточить нож - найти подходящий камень или еще что. На костер, воду, поиски камня ушло значительно больше времени, чем он предполагал. Начало уже по настоящему припекать и стало душно, когда широкими уверенными движениями он точил нож, не опасаясь, как раньше, поцарапать отполированные в зеркало плоскости клинка. Вдобавок, человек обмотал пластырем рукоять ножа, так как ее рифленая резина очень сильно намяла руку вчера. Нож потерял свой былой шикарный вид, но от этого не перестал быть ножом - утратив городской лоск, он не изменил своих свойств. В конце концов, костыль удался на славу. Правда, пришлось истратить две упаковки медицинского бинта, обматывая места для опоры рук, но это на острове, похоже, никого не волновало.
Передвигаться стало значительно легче, человек повеселел - теперь, он решил, до прихода помощи у него будет в достатке и воды, и дров.

Обойти завал удалось, не выходя на мох. Для этого у самого края болота пришлось протискиваться между вывороченными корнями, пачкаясь в глине. Костыль цеплялся за молодую поросль, опавшие ветки, но все равно здорово помогал.
Поиски телефона заняли больше часа, приходилось проскальзывать под упавшие стволы, обламывать ветки и зачастую просто наугад шарить под ними руками. Когда его пальцы ощутили мягкую кожу защитного чехла, человек чуть не рассмеялся от счастья - ведь целые сутки он был один, оторванный от мира, от друзей, помощи. На экране высвечивались телефонные номера его знакомых - все утро с ним пытались связаться, пытались услышать его голос, узнать как дела. Отряхнув руки от прилипших хвоинок, он набрал нужный номер и нажал кнопку вызова. Экран мигнул и погас - разрядилась батарея. Может быть, от большого количества пропущенных звонков, может быть от сырости и ночной прохлады, может быть аккумулятору просто "пришел срок", а скорее, от всего сразу. В мимолетном отчаянии человек упал на спину, предстояло обдумать дальнейшие действия. Безразличные ко всему происходящему, над головой качались тяжелые лапы хмурых вековых елей, в просветах между которыми виднелось синее небо с бегущими по нему рыхлыми облаками, а где-то в глубине острова весело стрекотала вездесущая сойка.
До вечера он пытался вдохнуть жизнь в умерший аппарат - грел батарею на солнце, тер ее в руках, стучал по ней, пытаясь хоть как-то подзарядить - ничего не помогло, все было напрасно. Связь с его миром была утеряна, и, похоже, безвозвратно. Злоба и отчаяние комком подкатили к горлу, захотелось разбить телефон о ближайшую корягу, зашвырнуть его в кусты, утопить в болоте. Целый день прошел в напрасной надежде. Было потрачено много сил, а они сейчас были крайне необходимы - выкарабкиваться из этой ситуации приходилось теперь самому.
Искать его не будут, по крайней мере, еще дня два, и время работало не на него. Чуть-чуть подкрепившись, вскипятив себе чаю, он лег, безжалостно выгнав из палатки комаров.
Спал он урывками, ворочался с боку на бок, стонал и вздыхал в полудреме. Он думал об уюте городской квартиры, о мягкой постели и теплом одеяле, вспоминал далеких сейчас друзей и близких, думал о том, как нелепо оказался в таком положении.
Жук не уполз, он ворочался и кряхтел, что-то мешало ему, и это было любопытно.
Шумел ночной ветерок, слегка касаясь верхушек самых высоких деревьев, но как бы ни были высоки эти деревья, своим покачиванием, они не могли стереть с черного полотна неба вечные огоньки звезд.
Как и множество лет назад, звезды лениво смотрели сверху на этот мох, на это болото - и с их точки зрения ничего в этом мире не изменилось. Медленно, как обычно, сгустилась тьма, и зачавкало в бездонных окнищах, заворочалось под нависшими над водой мхами, зашлепало по мочажинам невидимыми лапами нечто, заговорили, зашептались друг с другом живущие в листве духи, обсуждая прошедший день, решая чью-то судьбу. Поползли языки тумана, потянулись влажными языками вверх по ложбинкам, окутывая остров. Скрыли, схоронили в себе палатку и спящего в ней человека.

Медленно и лениво из-за серой пелены тумана, из-за изгрызенной ветрами темной стены леса:.
Начинался еще один день, без номера и названия, безликий, как и тысячи предыдущих, прошедших в этих местах.
Человек встал рано, солнце только поднялось над лесом и еще не разогнало остатки ночной прохлады.
Поеживаясь, развел костер, подкинув в потускневшие угли сухих веток, спустился за мутной водой, заварил остатки чая. Про ногу он почти не вспоминал - немного привыкнув и к ноющей боли и к новому способу передвижения. Решимость добраться до оставленной за болотом машины, желание выбраться к людям подпитывали его силой. Он был уверен в своих силах и надеялся, что уже вечером будет заводить двигатель своего автомобиля, а к утру доберется до ближайшего жилья. Человек не сомневался, что придется потратить много сил, но силы и решимость их потратить у него были. Доев остатки еды, выпив чая, он засобирался в дорогу.
Ненужный теперь спиннинг, рыбацкие принадлежности, термос, котелок, палатку, коврик и прочие мелочи, придающие жизни в лесу некоторую видимость комфорта, сложил в рюкзак и повесил на дерево. Широкая крона убережет вещи от дождя, а за ними он собирался вернуться при первой же возможности.
День разгорался, перед ним раскинулось играющее яркими красками разноцветных мхов обычное дикое болото, такое же, как и множество других, живущих своей особенной жизнью.
Он шагнул на мох, костыль провалился, и человек неловко упал. Чертыхаясь, сел, вытянув ноги не обращая внимания на намокшие сразу штаны. Достал нож и обрезал костыль, попытавшись использовать получившуюся палку в качестве опоры для рук. Палка проваливалась, цеплялась концами за сочную растительность, и приходилось, борясь с болью вставать на колени, выдирать большие зеленые бороды мха, что бы сделать следующий шаг. Тогда он выкинул остатки костыля и пополз так, опираясь на кисти рук с растопыренными пальцами.
Горизонт опустился, привычные ориентиры исчезли, воздух стал вязкий, густой и пахучий, как суп с излишком приправ. Что бы попасть в другой мир, не нужно было лететь в космос к неведомым планетам - достаточно было опуститься на колени, стать ближе к земле. Вот словно опавшие, на крохотном причудливо изогнутом стволике, распластались мелкие восковые листья реликтовой карликовой березы-свидетельницы нашествия ледников. Вот тянутся вверх по кочке к свету, нитевидные побеги клюквы. Вот на мясистых опушенных листьях росянки, останки комаров. В этом мире тоже шла извечная борьба за жизнь, а возможно и сама жизнь зародилась в болотах, зародилась и осталась, по каким то причинам не решившись осваивать твердую землю. Такие места умеют скрывать свои тайны
Человек полз, не оборачиваясь, на покалечивший его лесистый остров. А там на самом его краю, где начинаются зыбкие мхи, раскачивалась на упругой ветке сухой валежины любопытная сойка.
Наклонив голову, она черным блестящим глазом глядела ему вслед.

Пройденные сантиметры образовывали метры, никак не желавшие складываться в километры, которые было необходимо преодолеть человеку. Он медленно полз, настолько медленно, что всевозможным воздушным кровососам, не доставляло особого труда мучить его своими укусами.
Обползая мочажины, стараясь не задерживаться на зыбуне, человек пересекал болото, отделяющее его от привычного мира. Ориентируясь по солнцу, он настойчиво двигался к цели, не обращая внимания ни на саднившие руки, изрезанные тонкой осокой, ни на духоту, ни на тучи гнуса преследовавшие его. Человек ощупывал руками мир, и этот мир казался ему на удивление однообразным.
Серая болотная гадюка мирно дремала, свернувшись на невысокой кочке, подставив украшенную темной извивающейся полоской спину ласковым лучам солнца. Что заставило ее выбрать для отдыха именно эту кочку, она не знала, да и не могла знать. Красавица змейка испытала настоящий шок, когда мокрая тяжелая лапа неведомого зверя вдавила ее в мох. В отчаянии, она укусила эту лапу один раз, затем другой и, как только удерживающая ее тяжесть ослабла, перепуганная до смерти болотная жительница, бросилась наутек.
Почувствовав под рукой теплое, шершавое, извивающееся тело змеи, человек не смог вовремя отдернуть руку. Он даже не почувствовал укуса, настолько быстро и неожиданно все произошло. Завалившись на бок, он стал рассматривать ладонь, и понял, что получил порцию яда, лишь тогда, когда увидел между пальцами маленькие проколы на коже. Человек попытался выдавить яд, но выдавил лишь маленькую капельку крови, которая тут же свернулась. Злобно плюнув в сторону скрывшейся гадюки, он посмотрел на солнце и пополз дальше. Минут через тридцать кисть начала опухать, затем краснота распространилась на предплечье. Кожа потемнела, залоснилась. Человек заспешил, заторопился - нужно было добраться до людей как можно быстрее.
Проделав большую часть своего пути, раскаленное светило стало клониться к закату. Человека тошнило, кружилась голова, рука потеряла чувствительность. Не смотря на жару, на лбу выступи капельки холодной испарины. Все тело болело, мышцы налились тяжестью, появилась одышка и какое то безразличие ко всему происходящему. Он решил прилечь, передохнуть хоть несколько минут, расслабившись на мягком покрывале, сотканном из живых растений. Пристроив голову на торфяную кочку, он закрыл глаза и провалился в темноту.
Легкий и невесомый он приближался к берегу странного острова, едва виднеющемуся в почти абсолютной темноте. Бесшумно скользя над сконцентрированным до густоты воды мраком, не понимая, движется ли тело само по себе или его несет неведомая лодка, человек чувствовал, что ему ужасно не хочется оказаться там, куда он направляется. Ни лучика света, ни искорки радости не было в этом мире - только не передаваемая словами скорбь наполняла, окутывала и пронизывала насквозь окружающее пространство. То, что он вначале принял за деревья, оказалось бесконечными потоками вселенской скорби, изливаемой невидимыми черными плакальщицами в глубокую пустоту. Мир был наполнен гнетущим и давящим плачем. Плачем обо всем безвременно ушедшем, обо всем безвозвратно потерянном, обо всем, что невозможно вернуть. Голоса, призванные вечно изливать человеческую боль, выворачивали наизнанку, рвали душу на части, заставляли трепетать каждый ее лоскуток, причиняя почти физические страдания. Это был невыносимый, страшный мир. Человек сопротивлялся:
Он очнулся от холода, его трясло. С севера тянул колючий ветерок, тумана не было и сверху, бесконечными тысячами мерцающих глаз на него смотрела бездонная чаша неба. Невдалеке кричала женщина, она кого-то искала, монотонно повторяя одну и ту же непонятную фразу. Человек попытался подняться, но не смог. Так он пролежал много минут, а голос все звал и звал. Человек закрыл уши руками - зов утих, но не прекратился, только слова стали еще неразборчивее. Он закрыл глаза и кто-то темный и грузный вынырнул из мрака, пытаясь ухватить его за ногу. Он выхватил нож, и к женскому голосу добавился мужской, отвечая от куда-то из далека. :Так он и провел эту ночь, дрожа от страха и холода, до той поры, покуда не засерел восток, покуда не осознал, что это кровь шумит и пульсирует в голове, создавая в распаленном мозгу фантастические иллюзии. :Тогда, прижав к груди, посиневшими руками свой нож, он забылся в тяжелом сне, в тревожном беспамятстве.

Оторвав у жука лапки, ребенок быстро теряет интерес к беспомощному существу:
Моросил дождь. Серые капли беспрерывно сыпались из нависшего над болотом холодного неба, наполняя окружающий мир тоской и унынием. Нет солнца - не искрятся в ярких лучах капельки на иголках корявых сосенок, не свистит синичка, вечная спутница человека, не стрекочет в марях вездесущая сойка.
Человек очнулся, поднял голову, всматриваясь в опять изменившийся мир. На осунувшемся, побледневшем лице висели прилипшие светло-зеленые ниточки мха.
- Надо идти, - вяло прошептал человек, обращаясь одновременно и к себе, и свинцовому небу и к раскисшему болоту. Прошептал и пополз, не разбирая дороги, не находя ориентиров. Где-то вдалеке, на его пути, скрытые пеленой дождя, возвышались лесистые острова, за которыми раскинулись бесчисленные блюдца чистой воды с отражающимися в них облаками:

Медленно и лениво из-за серой пелены тумана, из-за изгрызенной ветрами темной стены леса, выкатывался всевидящий, красный глаз солнца. И под первыми лучами этот солнца, раздвинулась, заискрилась болотная даль. Синяя даль, в которой на моховых полянах зреет на удивление крупная и сладкая клюква, в которой под разноцветными мхами петляют невидимые реки, в которой под нависшими зыбкими берегами коварных окнищ живут черные рыбы, никогда не видевшие сетей.

Здорово написано! Прочитал на одном дыхании. Пишите ещё!!!

Спасибо. Рад что хоть кому то понравилось:-)

Сильно написано. Даже страшно стало, как будто я полз по болоту.

------------------
hunter.A

Здорово! давайте ещё!

Да! Не Достоевский, но рядом с Пришвиным точно посидел. 😊 Хорошо написано! Молодец, давай ещё! 😛

Kirpi1, огромное спасибо!!!

Тихонько краснею.:-) Спасибо всем.
Не запинали. Значит еще что нибудь потом нарисую:-)

А почему должны запинать? Когда читаешь - как будто вживаешься в образ..
Ждем еще!

Не запинали. Значит еще что нибудь потом нарисую:-)

Тихонько краснею.:-) Спасибо всем.
Не запинали. Значит еще что нибудь потом нарисую:-)

Ja
Kirpi1, огромное спасибо!!!

Рассказ отличный. Очень понравился.

Ждем хеппи энд.

Тихонько краснею. :-) Спасибо всем.

а чего с мужиком-то стало? это законченный рассказ? или самому додумывать в соответствии с мироощущением?

[QUOTE]Где-то вдалеке, на его пути, скрытые пеленой дождя, возвышались лесистые острова, за которыми раскинулись бесчисленные блюдца чистой воды с отражающимися в них облаками: [/QUOT
Ни слова о машине и дороге, он не в ту сторну полз 😛

Ну да,

он не в ту сторну полз

Что было в реале на самом деле далее, ну не знаю, стоило ли об этом писать. Этот выполз, нашли через неделю,(правда в таком состоянии, что без мистики точно не обошлось:-) и восстановить дальнейший ход событий без откровенного "натягивания" фактов проблематично ) другой в менее критичной ситуации нет...
И вообще это собирательный образ:-)

Ну вероятно не в точности, но похожее было, часть была точно.Места с натуры срисованы. А что такого, все анекдоты с жизни списаны:-)
Например ранее что писал, вообще ничего не выдумывал, выкладывал два рассказа здесь.
Ну пока видно не дорос еще до творческой фантазии, извиняйте:-)

Ну вероятно не в точности, но похожее было, часть была точно. Места с натуры срисованы. А что такого, все анекдоты с жизни списаны:-)

Ну пока видно не дорос еще до творческой фантазии, извиняйте:-)

Графомания - это когда читать или слушать противно, вроде самодельных стихов. А здесь как стодвадцать граммов водки с мороза одним глотком. Не знаю, литература это или нет, потому как не разбираюсь. Но не графоманство точно. Еще прочел бы с удовольствием.

Великолепно!

Отлично!

------------------
Ф-584370

Шикарный рассказ, но с несколько оборванным концом на пессемистичной ноте. Нужно его закончить лаконичным эпилогом:

"...Что было в реале на самом деле далее, ну не знаю, стоило ли об этом писать. Этот выполз, нашли через неделю,(правда в таком состоянии, что без мистики точно не обошлось:-) и восстановить дальнейший ход событий без откровенного "натягивания" фактов проблематично ) другой в менее критичной ситуации нет..."

и в журнал. А также в Выживание. И Охоту тоже. Эти поганые завалы буреломные встречаются повсеместно, иногда их и обойти невозможно.

Эти поганые завалы буреломные встречаются повсеместно, иногда их и обойти невозможно.

Хорошо написано! 😊
Спасибо

kirpi1, написано очень вкусно! Я сам в прошлом литератор (так и остался начинающим, к сожалению, поэтому мои вам искренние респекты! Если можно, дайте ссылку на другие ваши произведения!

Три, четыре рассказа, если их можно так назвать:-)где-то затерялись в просторах инета.
А так вот: http://www.wootz-online.com/
:-)

Тяжело и нудно. До Константина Паустовского как ... (((

Товарищ алхимик, иди почитай Паустовского.
А мы как-нибудь сами тут разберемся.

вау, да вы поэт...
прочитала на одном дыхании, спасибо!
ждём ещё чего-то интересного 😊

Originally posted by kirpi1:
Прочитал наискось. Рассказ хороший, но вдумываться и читать нормально его не буду: с вероятностью в 99.9 процента такие истории заканчиваются объеденным лицом и конечностями у трупа.

А вот и не угадали, я не настолько кровожадный. :-)
Блин, я уже и забыл про рассказ то, а люди его читают еще...
Придется новый писать и чтобы свадьба в конце и акций куча обломилась:-)

kirpi1
А вот и не угадали, я не настолько кровожадный. :-)

Это не автор кровожадный, а жизнь - не мыльная опера! К сожалению...

крео великолепное, по сабжу думаю что фраза про ребенка лапки и паука все объясняет... богам чащи надоел хлюпенький человечишка и ему дали доползти куда он там хотел...