Чтиво_на_ночь: Месс-Менд, или Янки в Петрограде (1923 г)

ВСТУПИТЕЛЬНЫЙ ОЧЕРК. ДЖИМ ДОЛЛАР, ЕГО ЖИЗНЬ И ТВОРЧЕСТВО

В мартовское утро 1888 года на одном из вокзалов Нью-Йорка к носильщику
бляха N_701 подбежал прилично одетый человек с новорожденным ребенком на
руках:
- Носильщик, ваш номер? Отлично, возьмите ребенка. Да осторожней, черт
возьми, если хотите заработать доллар... Ждите меня вон там, у остановки
омнибусов, - я бегу разыскивать даму...
Проговорив это, незнакомец кинулся в толпу. Бляха N_701 осторожно понес
ребенка на площадку, ждал десять минут, потом полчаса, потом час. Ребенок
заплакал. Носильщик струсил - уж не подкинут ли ему ребенок?
Когда спустя два часа никто не появился, а на вокзале незнакомца не
оказалось, носильщик сказал себе с горечью: "Вот так доллар!" - и понес
ребенка в участок.
По дороге на него нашло раздумье. Дитя прекрасно одето, пеленки с
метками. Что, если с незнакомцем что-нибудь случилось, а потом он хватится
ребенка, разыщет носильщика по номеру и будет взбешен, узнав, что дитя в
полиции! Не подержать ли его у себя дома, а тем временем поискать
незнакомца?
Он понес его домой и сдал жене. Дитя оказалось прехорошеньким
мальчиком. Белье было помечено "Д.Д.". Так как носильщика звали Джемсом,
он в шутку назвал мальчика раза два "Джим Доллар" - и этому имени суждено
было навеки укрепиться за потерянным существом и заслужить ему
впоследствии широкую известность.
Родители ребенка не появлялись. Носильщик усыновил его. Он рос
обыкновенным городским мальчишкой и проводил все свое время на улице,
покуда бляха N_701 не скончался. Вслед за ним умерла и жена, оставив Джиму
Доллару бляху приемного отца и краткую историю его усыновления.
Года полтора мальчик ведет бродячую жизнь. Он ночует под мостом и на
крышах, питается вместе с собаками городскими отбросами. "В эти годы
усовершенствовалось мое обоняние, - рассказывает он в краткой
автобиографии. - Я узнал, что у каждого города, у каждой улицы, у каждого
двора есть свой запах".
Однажды он увидел перед пивной воз с большими дорожными картонками,
забрался в одну из них, прикрыл себя крышкой и заснул. Он проснулся от
толчков. Вслед за тем на него полился яркий электрический свет. Высокая
девица в папильотках стояла над картонкой и разглядывала его, поджав губы.
Он выскочил из картонки, собираясь улизнуть.
- Я полагаю, что заплатила за картонку настоящими деньгами, - сказала
девица.
- Не думаете ли вы, мэм, что купили меня вместе с картонкой? - в ужасе
воскликнул Джим.
- Да, я думаю, - ответила неумолимая девица. - Ведь я беру вещи не
иначе, как на вес.
Несчастный Джим не знал законов. Он искренне поверил девице и остался у
нее в услужении добрых двенадцать лет.
Это были самые мрачные годы его жизни. Девица эксплуатировала мальчика,
заставляя его работать даже по воскресеньям. Урывками он выучился читать и
писать. Когда ему стукнуло девятнадцать лет, она внезапно подарила ему
велосипед. Спустя некоторое время она снова сделала ему подарок - дюжину
галстуков. Странное предчувствие овладело Джимом: не задумала ли девица
женить его на себе? Как только он оформил в мозгу это предчувствие,
природная любовь к свободе вспыхнула в нем, он вскочил на велосипед - и
был таков.
Джим свободен. Он снова на улицах Нью-Йорка. Но тут ему пришлось на
собственной шкуре испытать всю тяжесть социального бесправия: что нужды в
свободе, когда нет куска хлеба! Пространствовав по фабричным окраинам
Нью-Йорка, он кое-как устраивается на спичечной фабрике и становится
рабочим. Резкое влияние оказывают на него два обстоятельства: первая
стачка и первое знакомство с кинематографом.
Стачка, как он впоследствии писал, научила его "уменью защищаться,
становясь спиной к врагу", а кинематограф привел его к той теории
"городского романа", которая насчитывает в настоящее время многочисленных
последователей.
Вернувшись из кинематографа, где он смотрел примитивную драму из
парижской жизни, с благородным апашем и красоткой, Джим Доллар, как
безумный, начинает имитировать кинематограф для своих товарищей по работе.
Он собирает вокруг себя кучку молодежи, сочиняет пьесы, разыгрывает их в
обеденный перерыв тут же на фабрике, используя для своих акробатических
фокусов станки и машины. К этому времени относятся первые эскизы двух его
излюбленных героев - металлиста Лори Лена и "укротителя вещей" Микаэля
Тингсмастера - Мик-Мага его позднейших романов. По ночам он лихорадочно
поглощает учебники, стараясь "поймать ту связь установленных
представлений, которую принято называть образованием" ["Нью-Йорк Джеральд"
N_381, автобиография Доллара]. Не отказываясь ни от какой работы, он
перебирается из одного промышленного центра Америки в другой, периодически
возвращаясь, однакоже, на старую спичечную фабрику, где у него остались
друзья и знакомцы.
Та же фабрика, точнее кружок сгруппировавшихся вокруг него спичечников,
знакомится с первым литературным опытом Джима Доллара, сценарием большого
киноромана, который он задумал и набросал в течение двенадцати часов. Тут,
между прочим, обнаружилась роковая особенность Доллара, долгое время
препятствовавшая его карьере романиста. Впервые постигший значение фабулы
через зрительный образ (не в книге, а на экране кино), Доллар непременно
зарисовывал своих героев на полях рукописи и вставлял там и сям в текст
рисунки, служившие иллюстрациями. Как большинство одаренных людей, Джим
видел свой талант совсем не в том, что у него действительно было
талантливо, а в наиболее слабой своей области. Так, он в глубине души
считал себя прирожденным рисовальщиком. Между тем рисунки Джима Доллара
были более чем худы - они были безграмотны и беспомощны.
Первый его кинороман (впоследствии уничтоженный автором) встречен был в
спичечном кружке взрывом восторга. Доллар, поощренный друзьями,
отправляется в крупное нью-йоркское издательство "При-фикс-Бук" и
показывает свою рукопись. Редактор, едва увидев его рисунки, сворачивает
рукопись трубкой и немедленно возвращает ее молодому автору, не говоря ни
слова.
- В чем дело? - спросил вспыхнувший Джим.
- Обратитесь в обойный магазин, молодой человек, - ответил безжалостный
редактор.
Джим пожал плечами и два последующих года лихорадочно работал над
новыми сценариями, обильно уснащая их рисунками. Но, несмотря на все его
старания, их ожидала та же участь. Неизвестно, что сталось бы с нашим
романистом, если б однажды он не услышал безумного стука в свою дверь.
- Джим! - заорал спичечник Ролльс, влетая в каморку с газетой в руках.
- Гляди, дурья башка!
В отделе объявлений жирным шрифтом стояло:

СРОЧНО, УБЕДИТЕЛЬНО, НАСТОЯТЕЛЬНО
РАЗЫСКИВАЕТСЯ БЫВШИЙ НОСИЛЬЩИК БЛЯХА N 701
Для благосостояния своего собственного
и вверенного ему младенца
Ольстрит N 92

С газетой в руках Доллар побежал по указанному адресу. Он мечтал уже о
найденных родителях, братьях и сестрах.
Жирный нотариус вышел к нему навстречу и, по проверке документов, после
тщательного допроса Джима, ввел его во владение довольно-таки солидным
наследством, ни единым словом не подняв завесы над тайной его
происхождения.
Доллар был угрюм; он не радовался неожиданному богатству. Как это ни
странно, но он даже не ушел со спичечной фабрики и первые полгода не
прикасался к деньгам.
Однажды редактор "При-фикс-Бука" получил новую рукопись, испещренную
забавными рисунками. Он посмотрел себе за спину - есть ли огонь в камине -
и уже собрался отправить туда злополучную бумагу. Но из рукописи выпало
письмо, а в письме было написано Джимом Долларом, что он предлагает
издательству сумму, втрое возмещающую убытки по опубликованию его романа.
Редактор пожал плечами и развернул рукопись. Через минуту он забыл обо
всем на свете; дважды звонил телефон, входил секретарь, кашляла машинистка
- он читал.
На другой день он сказал Джиму:
- Мы покупаем у вас роман. Одно условие: выбросьте рисунки.
- Я покупаю у вас все издание вперед и дарю вам его целиком с условием
печатать рисунки, - ответил Джим.
Переговоры шли десять дней. Наконец "При-фикс-Бук" взялось за
опубликование первой книги Доллара.
Наши читатели, по всей вероятности, знают, что книга разошлась в первые
восемь дней и ныне выходит двадцать вторым изданием.
Не без тайного вздоха сказал как-то редактор Джиму Доллару:
- Вы отличный писатель, Джим, но, ей-богу, у вас есть недостаток. Не
сердитесь на меня: вы совсем некстати возомнили себя художником.
Доллар впервые услышал намек на негодность своих рисунков. Это уязвило
его; он покраснел и надменно ответил:
- Если даже это и недостаток, он у меня общий с некиим Гете.
К сожалению, он не перестал разрисовывать свои романы, ставя каждому
издателю непременным условием воспроизведение этих рисунков. Нашим
читателям мы предлагаем первый роман Джима Доллара "Месс-Менд, или Янки в
Петрограде", вдохновленный русской Октябрьской революцией. Чтобы уяснить
себе облик Доллара как романиста, следует помнить, что традиции его
восходят к кинематографу, а не к литературе. Он никогда не учился книжной
технике. Он учился только в кинематографе. Весь его романический багаж
условен.
Сам американец, уроженец Нью-Йорка, он не дает ничего похожего на
реальный Нью-Йорк. Названия улиц, местечки, фабрики, бытовые черты - все
почти фантастично, и перед нами в романах Доллара проходит совершенно
условный "экранный" мир. Он сказал как-то, что кинематограф - эсперанто
всего человечества. Вот на этом общем "условном" языке и написаны романы
Доллара.
Если свою, американскую, действительность Джим Доллар описывает
фантастически, то можно себе представить, как далеки от реальности
описания Советской России и других стран, упоминаемых в его романах и
никогда им в жизни не виданных. Но глубокое чувство преклонения и
восхищения перед Великой Октябрьской революцией приводит его сквозь все
эти курьезы к настоящему чувству реальности нового мира, создающегося на
Земле Советов.

PAULIUS
J. D. превратился в Д. Д.

Дык, пролетарьяту это было знать не обязательно, тонкости американского языка понимаешь ))

Помнится боевичок был, про "Ваську ? или Петьку Пупкина Американца", затеявшего благородные сигары из махорки, блин, выращивать в Расее... 😀

Mower_man
затеявшего благородные сигары из махорки, блин, выращивать в Расее..

Doctor_Evill
Исторически - и выращивали и крутили. Только не Васьки-Петьки - а табачные короли того времени.

На Арнаутской (Албанской) поди.

Mower_man
На Арнаутской (Албанской) поди.