Прошлой ночью, возвратившись к себе на штаб-квартиру раньше времени из-за плавного осложнения внутриполитической обстановки, я заперся на кухне и стал пить чай и курить трубку. Предстоял трудный, но опасный поход, и поэтому помимо белоснежного полевого мундира нужно было подготовить некоторое снаряжение. Открыв бронированный пенопластовый сейф, я достал свой верный пистолет с кривым стволом для стрельбы из-за угла и мешок патронов. Первым делом, усевшись за стол, заваленный глобусами разных стран и моими походными заметками, которые я написал в штаб-квартире, я разобрал пистолет и начал тщательно чистить его крупным алмазным порошком. Поскольку пистолет немного заржавел в походах, пришлось изрядно пройтись напильником по бойку и мушке. Не без труда вновь собрав свое верное оружие, я выбросил лишние детали и набил ствол до отказа патронами в шахматном порядке пулей к себе, как учили в пехотной школе. Спустив курок, я запихнул пистолет в сапог и принялся обильно смазывать густым маслом свои многочисленные ордена и медали. Войдя в азарт, я также смазал маслом все пуговицы своего походного мундира, а также саблю, нож, гранату, телефон, шкаф, стол, лампу и даже принял масло внутрь, чтобы не пропадали остатки. Затем я пришил погоны к хлястику, а аксельбанты к лампасам, как предписано Уставом, и воткнул для маскировки в кокарду пушистый саксаул. К правому боку я пристегнул обе свои сабли, а чтобы в походе они не вываливались, крепко прикрутил их рукоятки проволокой к ножнам. С той же целью, засунув в кобуру гранату, я снял с нее кольцо, завернул его в бумажку и положил в карман, чтобы не потерять в бою, а саму кобуру зашил суровыми нитками. Почистив сапоги, я отнес их в чулан, а обуть решил свои новые штиблеты с острыми носами, к которым легче было крепить шпоры и уздечку для езды верхом на мотоцикле. В карманы мундира пришлось насыпать побольше первосортного пороху, чтобы в бою набивать им патроны. Не секрет, что в жарких сражениях порох в патронах кончается очень быстро! Итак, в половине восемнадцатого ночи я наконец одел мундир, затянул портупею, отдал сам себе честь, надел противогаз и лег спать, так как на рассвете должна была прозвучать тревога.
Ровно в восемнадцать утра тревога все еще не прозвучала. Пришлось быстро вскочить и позвонить в казармы, чтобы разбудить дневальных. После долгих приготовлений и согласований с начальством наконец сыграли долгожданную тревогу. Сыграли также отбой и парадный марш одновременно, должно быть, от усердия. В окно было видно, как быстро и резво идут из своих квартир и коттеджей солдаты, на ходу натягивая парадную форму и прощаясь с близкими. Из казарм четким строевым бегом уже бежали офицеры, направляясь в столовую для несения гауптвахты. Стрелки на вышках уже вели беглый перекрестный огонь по полевой кухне, чтобы проверить прицелы пулеметов. Во дворе танкисты готовили к походу новенькие, только что с консервного завода, танки, которые были даже еще без пушек. Бравые ребята в белоснежных танкистских комбинезонах и фетровых шлемах шустро натягивали на танки гусеницы, заклинивали башни и заливали бензин в смотровые щели. Тем временем, примкнув штыки к прикладам, отборные пехотные дивизии уже отправлялись в тыл на передовую.
Внезапно мои наблюдения были прерваны громким стуком в дверь. 'Кто там?' - спросил я. 'Скажите, пожалуйста, не здесь ли живет генерал-адмирал Грубозабойщиков?' - раздался хриплый басовитый фальцет посыльного. Получив утвердительный ответ, посыльный зашел в штаб-квартиру, снял плащ, трусы и фуражку и прошел в гостиную. Мы достали варенье и пряники и сели пить чай. После нашей четырехчасовой неторопливой беседы посыльный вытащил из кармана помятое письмо и отдал его мне, после чего ушел, сославшись на дела. Я вскрыл письмо. Оно было совершенно секретное, от главнокомандующего, да к тому же еще и зашифрованное личным шифром, который знал только сам главнокомандующий. Немало бессоных дней и ночей потребовалось мне для расшифровки этого таинственного письма. Однако в конце концов меня осенило, что именно я и есть главнокомандующий, и еще неделю назад отправил в штаб это письмо, да за делами в суматохе как-то и забыл про него. В письме содержался сверхсрочный приказ немедленно выступать. Я тут же приказал собрать полковой оркестр и ансамбль песни и пляски, после чего послал их выступить в клубе соседней деревни. С честью справившись с этой тяжелой задачей, я позвонил по телефону-автомату в штаб противника, чтобы уточнить время их наступления. Узнав, что до наступления врага остается еще целых 18 часов, я решил объехать посты. В ходе моей сверхсекретной поездки меня везде радушно встречал народ и осыпал мою машину цветами и листовками. Наконец я объехал все посты стороной и увидел впереди линию фронта. Вытащив мощный армейский монокль, я прильнул к объективам. Вдали густо падали бомбы, снаряды и мины. И даже рвались гранаты! У холма жалкая дивизия моих бойцов героически сдерживала массированную атаку целого взвода неприятеля. Мимо провели пленного вражеского шпиона, которого хотели повесить на дереве, но я категорически запретил это делать, так как с высоты дерева шпион мог разглядеть все наши позиции. Взяв с пленного честное слово, что он никому ничего не расскажет, я отдал ему его ружье и каску, чтобы не влетело от начальства, и отпустил его домой. По натуре я очень добр, хоть и военный...
Пока мой храбрый ординарец ловил сачком летящие прямо в меня снаряды и пули, я вытащил из кармана большой глобус и стал оценивать обстановку. На фронте пока было тихо, однако в тылу уже шло настоящее сражение. Повсюду раздавались стоны и крики мертвецов. Солдаты спешно рыли окопы в три человеческих роста перпендикулярно линии фронта, а связисты под ураганным огнем вкапывали бетонные столбы для телеграфной линии. Саперы тем временем спешно взрывали мосты и склады в нашем глубоком тылу.
Мое внимание привлек неравный бой нашего бомбардировщика с 18-ю вражескими истребителями. Совершая немыслимые фигуры высшего пилотажа, наши смелые пилоты ловко осыпали бомбами непрятельские аэропланы и в конце концов ухитрились их все сбить, после чего быстро выпрыгнули из самолета сами, на лету отстегивая парашюты. Приземлившись недалеко от меня, один пилот быстро дернул кольцо, раскрыл запасной парашют и пошел к штабному блиндажу, чтобы получить орден. Это было не так-то просто, поскольку очередь за орденами с утра стояла очень большая. Пришлось выписать храброму авиатору три наряда вне очереди. Через несколько минут он, сияя, вышел с полкового склада, неся в руках три комплекта новой летной формы. Вот как я проявлял отеческую заботу о своих героях.
К тому же я был неслыханно щедр! В одном из боев, к примеру, мне попался навстречу солдат, у которого, по его словам, оставался последний магазин патронов. Не сходя с места, я тут же отдал приказ, согласно которому этот солдат становился директором целых трех магазинов военного снаряжения и даже одного супермаркета. Солдат слезно поблагодарил меня и подарил на память трофейную гимнастерку вражеского адмирала, добытую им в бою. После этого, желая доказать мне свою храбрость, солдат под шквальным огнем вражеских ручных минометов подполз к неприятельскому танку с намерением его поджечь. Забравшись на броню танка, боец стал чиркать спичками, но танк не загорался. Пришлось собрать побольше бумаги и хворосту, чтобы развести под танком хороший костер. Усердный боец развел такой большой костер, что казалось - горит целая деревня, но танк упорно не хотел загораться, и тогда героический боец достал коловорот и стал сверлить танковую башню! Просверлив отверстие, он стал кидать внуть зажженные спички, и танк наконец загорелся! Вражеские танкисты в панике бежали через заднюю смотровую щель, а храбрый солдат сорвал с танка гусеницу, завязал ее узлом, согнул ногой пушку, насыпал песку в пулемет, просверлил бензобак и тоже пошел становиться в очередь за орденами.
Наутро мне предстояло совершить внезапную плановую поездку на флот. Как раз должны были спускать на воду новую 18-пушечную байдарку, что давало повод нанести визит моему старому заклятому другу контр-генералу Глупоумнову. Снова пришлось лихорадочно собираться в дорогу! Как нельзя кстати пришелся специальный морской противогаз с большим блестящим резервуаром для рвоты в случае приступа морской болезни, а также отличные водолазные ботинки со свинцовой подошвой и пробковая фуражка. Вычистив свой многобортный адмиральский мундир, я опять по традиции обильно смазал маслом ордена и медали, сабли, ножи, пуговицы, аксельбанты, гранату и телефон, чтобы их не испортила соль. Остатки масла я, как обычно, принял внутрь.
Чуть свет я был уже в порту в сопровождении дивизии офицеров и одного солдата. В гавани чувствовалось заметное оживление. Матросы резво носились по мачтам и прибивали к ним паруса гвоздями, чтобы их не унесло ветром. На крейсере 'Впечатлительный' спускали в трюм новую шлюпку. Дул свежий 18-балльный штормовой ветер, немного волновалось море и офицеры. Солдат спал. Я подозвал матроса, который неподалеку точил напильником якорь. 'Скажи-ка, братец, - спросил я, решив проверить его морскую подготовку - вот если на крюйс-бом-брам-стеньге пропустить нижние фор-стаксель-бакштаги и трюмсели через гафели на юферсах и затем поднять их до грот-стеньги-стакселя по фор-бом-бакштагу на полуюте, то второй или средний фор-стеньга-стаксель встанет по ветру на румбе'? На это простейший вопрос матрос, к сожалению, ничего не ответил, так как оказался с рождения глухонемым.
Я послал его в портовую библиотеку для переподготовки, а сам отправился на крейсер вплавь, так как моя верная резиновая шлюпка все еще была в ремонте - ее проткнула страшная рыба-шило.
Увидев, что я плыву, на крейсере поднялась страшная суматоха. По мне даже дали салют боевыми ядерными снарядами! Хорошо, что я вовремя вскарабкался по якорной цепи на клотик, а то мне пришлось бы несладко. На палубе матросы сушили весла, на нок-рее висели флаги разных стран из капитанской каюты, а в гальюне боцман проводил политзанятия. Капитан выдвинул перископ крейсера и прокричал в него общее построение на фальшборте. Из всех гальюнов высыпали матросы, на ходу пристегивая ленты к бескозыркам. Крейсер дал полный ход назад и понесся в закрытое море, где уже кипел бой между нашим нефтяным танкером и непрятельским теплоходом. Мы примчались на всех парах в самую гущу сражения, и неизвестно, чем бы все обернулось, если бы в разгар боя я не пробрался в трюм и не открыл все кингстоны! Наш крейсер с громким шипением ушел под воду, засосав все неприятельские корабли, а мы с матросами перепрыгнули на танкер и были таковы.
Изложенные события имели место в действительности, и напрасно контр-генерал Глупоумнов утверждает, что эти мемуары - плод моего больного воображения. Все это я сам пережил и записал на поле боя, а мемуары самого Глупоумнова годятся разве в сортир.
Генерал-адмирал Грубозабойщиков
18-я отдельная дивизия железнодорожного флота
спецбатальон морской кавалерии
😀 класс
Аффтар жжот! 😀
окуеть... 😊
"'Скажите, пожалуйста, не здесь ли живет генерал-адмирал Грубозабойщиков?' - раздался хриплый басовитый фальцет посыльного. Получив утвердительный ответ, посыльный зашел в штаб-квартиру, снял плащ, трусы и фуражку и прошел в гостиную. Мы достали варенье и пряники и сели пить чай."
я пацтулом 😛
Ниасилил. Аффтар, что курил?
Слегка перебор, но вообще легко узнается Паша-Мерседес
Ниасилил. По результатам прочтения 1 абзаца - бред.
бред
вот это шиза 😀 😀 😀