"Монологи у шлагбаума"
Идут и идут... Вроде, думаешь, уже всё - нет, опять они: со своими чемоданами. Сколько их, а? Выйдите из таможенной зоны, гражданин!
Предупреждение. Все здесь рассказанное является плодом воображения автора, который за свои фантазии, возможно где-то и совпадающие с действительностью, никакой ответственности не несет.
Все, кто хоть раз пересекал границу нашего государства, наверняка, не могут скрыть слез умиления, при воспоминаниях о нашей доблестной таможне. Таможенник - это не человек. Это заградительный элемент.
Не знаю, какие чувства охватывают вас, уважаемый читатель> когда вы приближаетесь к государственной границе, где вам предстоит пройти необходимые формальности у пограничников и таможенников, - у меня обычно эмоциональный фон при этом примерно соответствует посещению стоматологического кабинета или зала заседания суда. Хочется, чтобы процедура проверки тела, багажа и документов завершилась как можно быстрее, и ты поскорее оказался вне таможенной зоны.
***
Первые числа августа последнего года прошлого столетия, пятница, два часа по полудню, жара за тридцать. Редкие порыва ветра не остужают, а обжигают горячим, как из топки воздухом, засыпая потные лица прохожих мелкой желтой пылью, коркой стягивающей распаренную кожу.
На Комсомольской площади третий час томится с открытым капотом красная "пятерка", вокруг которой обреченно бродит водитель, безуспешно пытаясь ее завести. Старший опер налоговой полиции Виктор Борисов на сорок минут смылся с работы, отвезти на электричку собравшуюся, на дачу жену, и неожиданно застрял. Тихо матерясь сквозь зубы, он в красках представляет картину розысков.
Как на грех, пару месяцев назад прежний начальник отделения, заслуженный ветеран, с пониманием относившийся к непредвиденным обстоятельствам, в которые частенько попадали его подчиненные, вынужден был уйти на пенсию, так и не дослужившись до подполковника. Его место занял молодой и перспективный выходец из милиции, перешедший в полицию за льготной выслугой и повышенным денежным содержанием.
Все бы ничего, но по совместительству свежеиспеченный непосредственный начальник со звучной фамилией Солодовник, являлся еще и старшим зятем заместителя начальника Управления налоговой полиции.
Для укрепления авторитета, Солодовник в первую очередь взялся за дисциплину во вверенном ему подразделении. Теперь Борисову предстояло весь предвыходной вечер слушать его рыдания, вместо того, чтобы со спокойной совестью минут за десять до конца рабочего дня рвануть вслед за женой на дачу и отдохнуть там до понедельника.
Отчаявшись реанимировать упорно не желающий заводиться двигатель, Виктор в сердцах плюнул. С размаху захлопнул капот, и в ближайшем продуктовом магазинчике, благо на станционной площади их было несколько, махнув удостоверением, добрался до телефона. Своего давнего приятеля - старшего опера Александра Баранова он неожиданно застал на месте. Теперь оставалось дождаться спасательной команды.
Синяя "семерка" Баранова припылила минут через двадцать пять. Борисов, было, кинулся объяснять что-то про мотор, но Баранов озабоченно достал из багажника буксировочный трос. Не слушая друга, стал примеряться, как сподручнее зацепить отказывающуюся двигаться своим ходом машину. В ответ на удивленный взгляд Виктора он процедил сквозь зубы:
- Проблемы у нас... Как в стройку охраняли помнишь?
Борисов наморщил лоб.
- На Молостовых, что ли? Да когда это было...
- Раскопали сволочи. Колька Свиньин подсуропил, сука. Нас же председатель гаражного кооператива нанимал. А Колька как начальником отделения стал, по своим "беховским" привычкам нагибать его начал, проверку финансово-хозяйственной деятельности организовал. Когда списки охранников подняли, наши фамилии в ведомостях на получение денег и всплыли. Так этот козел прямым ходом Желаку понесся докладывать. Как же, такой криминал раскопал. Теперь точно орден получит.
- И что теперь? - Борисов почесал в затылке.
- Меня уже вызывали. Приказ Желдака - срочно писать объяснение. Тебя обыскались.
- То-то изыкался весь, - Борисов скривился и размазал тыльной стороной ладони грязный пот по лбу, - Хрен им, а не объяснение. До понедельника потерпят. Покатили думать, как выкручиваться...
***
Кабинет заместителя начальника райотдела полковника Желдака производил гнетущее впечатление. От голых, окрашенных в цвет детской неожиданности стен, убогой мебели, пыльных занавесок на окнах веяло унылой казенщиной. Помещение, казалось, навсегда пропиталось бюрократическим духом, а по ночам его охраняли призраки нарушителей служебной дисциплины, перемолотых железными челюстями полковника.
Взаимная антипатия между Борисовым и Желдаком возникла с первой встречи, произошедшей три года назад. Виктор, в то время трудился опером отдела по борьбе с налоговыми преступлениями, то есть, по сути, был его подчиненным. Не дожидаясь, пока его попросят перевестись в какую-нибудь тьму-таракань, Борисов, с помощью знакомых из Главка перевелся в другой отдел.
Теперь, по прошествии трех лет, отнюдь не улучшивших отношения между опером и начальником райотдела, Жедак получил в руки реальный шанс капитально прищемить Борисова.
- Ну, что-с, молодой человек, - начал он разговор, довольно потирая белые, чисто отмытые руки, с тщательно ухоженными ногтями, - Берите бумагу и пишите, как вы грубейшим образом нарушали "Закон о службе в органах налоговой полиции ".
Виктор посмотрел на начальника невинным просветленным взглядом.
- Вы, наверное, товарищ полковник (Борисов принципиально не хотел обращаться к Желдаку по имени-отчеству) что-то напутали. Я закон, а тем более "О службе в налоговой полиции" с роду не нарушал.
- Как? - захлебнулся от возмущения по другую сторону стола полковник - А халтура в сторожем на автостоянке? А подписи в платежных ведомостях? Или вы не в курсе о запрете на любую оплачиваемую работу, кроме научной или преподавательской? За это, между прочим, увольняют.
Борисов с готовностью закивал:
- О запрете знаю, о санкциях тоже. Закон изучал и даже зачет сдавал. Поэтому никакой оплачиваемой деятельностью, кроме выполнения прямых служебных обязанностей не занимался и не занимаюсь.
На самом деле, халтура, о которой шла речь, была первой из многих последующих и самой неудачной. Виктор бросил ее через пару месяцев, так ни разу не расписавшись лично в платежной ведомости. За него ставил закорючку председатель кооператива. На этом Борисов и пытался сейчас сыграть, прекрасно осознавая всю шаткость своей позиции.
Желдак кипел праведным гневом, тряся перед носом Борисова пачкой плохоньких ксерокопий.
- Да у меня прямые доказательства! Документы!
Виктор, продолжал игру, делая удивленные глаза.
- А-а-а... взглянуть позволите...
Полковник с размаху бросил листки на стол. Внимательно изучая бледные копии, Виктор пробормотал, как бы, между прочим:
- Надо же, ксерокса не пожалели. А как бланк запроса скопировать - набегаешься. Хоть карандашом перерисовывай.
Совесть райотдела полиции в полковничьих погонах провокационное замечание гордо проигнорировал, а Борисов тем временем высмотрел то, что хотел. Несмотря на безобразное качество копий, хорошо просматривалась его фамилия, выделенная в числе прочих, желтым маркером. Но следовавшая за ней подпись, была откровенной подделкой его незатейливого автографа.
- Это не моя подпись, - твердо заявил Виктор, возвращая листки, - Я не знаю, как моя фамилия появилась в этих ведомостях.
Желдак вскочил, нервно пробежался по кабинету, поправляя под расстегнутым кителем, сползающую вперед, под объемистый живот, кобуру с пистолетом.
"А ствол-то ему зачем?" - подумал Борисов, - "До полковника дослужился, а с пистолетом не наигрался. Цирк".
- Так значит, ты, на автостоянке не работал? - вкрадчиво начал Желдак, Так откуда твои данные взялись в ведомости?! - воплем закончил он.
- А если бы вы лучше выполняли свои обязанности по защите информации об оперативных сотрудниках, сейчас не пришлось бы разбираться! - в ответ тоже повысил голос Борисов, - Ознакомиться с моей карточкой формы один со всеми данными и фотографией в придачу в паспортном столе можно за шоколадку. А ее в открытом доступе быть не должно. Вашей, насколько я знаю, нет. А моя, почему-то стоит.
Желдак зашипел сквозь зубы, но сдержался.
- Что ты мне голову морочишь? Ты же не мужик. Наберись хоть раз смелости сказать правду.
Борисов злобно усмехнулся. Любой, даже самый плохонький опер знает первую главную заповедь: чистосердечное признание облегчает душу, но значительно удлиняет срок.
- А вы мне, товарищ полковник, никак в штаны лазили? Так уверенно судите, что я не мужик.
- В-о-о-о-н!!! - заревел Желдак...
***
Вторая серия разборок походила в расширенном составе в кабинете зам. начальника Управления полковника Дианова. Перед Борисовым на ковре побывал начальник экспертно-криминалистического отделения Петька Гамаюн, собственно и подтянувший Виктора на злополучную халтуру.
Петьке, содержащему семью с двумя малолетними отпрысками, доставшуюся по наследству бежевую "девятку", а также двух любовниц, катастрофически не хватало денежного довольствия. Он умудрялся халтурить одновременно в трех местах. При всем этом специалистом был знающим, имеющим массу допусков.
После пятнадцати минут разговора на повышенных тонах, слышного даже через двойные двери, Гамаюн вышел в приемную уже не начальником, а рядовым экспертом, громыхнувшись вниз сразу через две ступеньки служебной лестницы.
Следующим вызвали Борисова. Заместитель начальника Управления Дианов, маленького роста, с непропорционально большими погонами на узких плечах и красным после перепалки лицом, бросил на опера укоризненный взгляд. Мрачно ткнул пальцем в длинный ряд стульев вдоль стены.
Виктор примостился в середине ряда и в течение десяти минут с неподдельным интересом выслушивал доклад Желдака о том, какой он нехороший, сколько крови выпил за последнее время у начальника райотдела, уставшего разбираться с его грехами. К удивлению Борисова, присутствующий в кабинете Солодовник, без году неделя командующий отделением и толком не знавший Борисова, резво подтявкивал Желдаку, неся какую-то ахинею о проблемах с личной дисциплиной.
Виктор спокойно воспринял происходящее представление, не опускаясь до пререканий и оправданий. Только когда начальник райотдела, по положению говоривший последним, на повышенных тонах прошелся по поводу чести офицера, Борисов твердо перебил:
- Мы, товарищ полковник, по всей видимости, по разному относимся к этому понятию. Я, за десять лет службы не совершил ни одного поступка, который бы запятнал мою честь.
Желдак вильнул глазами, сбился, скомкал окончание обличительной речи, и в конце неожиданно заявил:
- Идите Борисов. Мы примем решение по вам позже.
Виктор молча поднялся, по-строевому развернулся кругом и двинулся на выход. Уже взявшись за ручку двери, услышал брошенную в спину ядовитую реплику Желдака:
- Мы тебя, Борисов, с должности снимем. А если захочешь служить дальше, место сам себе искать будешь. Только я сомневаюсь, что такой подарок кто-то взять захочет.
Не оборачиваясь, Виктор пожал плечами:
- Поживем - увидим.
Через полчаса, когда Борисов решил перекурить на свежем воздухе, возле дежурной части его перехватил вывернувшийся из бокового коридора начальник отдела собственной безопасности.
- Слышал, Витек, тебя с должности снимают.
- Вожди пока не определились. Но, не исключено.
- Так давай ко мне. Я тебя сразу старшим по «особоважным» сделаю. Полкана досрочно получишь. Давай, не пожалеешь.
- Спасибо, дружище. Только пока не сняли. Да и Желдак сказал, что меня ни один начальник службы не возьмет.
- Нашел, кого слушать. Пусть у себя командует. Специалист хренов. Так что, когда снимут, приходи. Жду, - и крепко пожав руку Борисову, он понесся дальше.
***
Через два дня Борисова пригласили в кадры, где он расписался в приказе. Виктор, до последнего отрицающий сам факт своей причастности к халтуре, был предупрежден о неполном служебном соответствии.
Кадровица Тамара, стервозная пренеприятная бабенка, захлебываясь от удовольствия, проинформировала его, что тот, как привлеченный к дисциплинарной ответственности, лишается права быть награжденным государственной наградой - медалью "За безупречную службу в налоговой полиции".
Известие о пролете с "песочной" медалью мало расстроило Борисова, а вот "неполный ход" - так в служивых кругах называют взыскание под наименованием предупреждение о неполном служебном соответствии, серьезно озаботил.
Оперской труд - постоянное хождение по лезвию бритвы, балансирование на грани беззакония. Будешь действовать только согласно букве закона - останешься без показателей. Останешься без показателей - никакой ореол святости и безупречности не спасет. Приходиться крутиться, время от времени заступая за грань. Где-то больше, где-то меньше. А те, кому положено надзирать - потихоньку собирают материальчик, чтобы в нужную минуту пустить его в ход.
И все же, залет был, глупее не придумаешь. Борисов, за годы службы опером бывал в гораздо более неприятных переделках, и умудрялся выходить сухим из воды.
Особенно после того, как он, совсем еще молодой опер, в порыве служебного рвения изъял по просьбе следователя, подкрепленной указанием вечно пьяного зама по следствию с характерной фамилией Тупикин, компьютер, принадлежащий отделу местной налоговой инспекции. Довольный собой Борисов и не подумал уточнить у следователя, по указанию которого совершил следственное действие, возбуждено ли уголовное дело.
Однако позже, вызванный в суд и размазанный грозной теткой-судьей по трибуне как последний дошколенок, Борисов больше не находил ничего забавного в своих действиях. Тупой индюк следователь возбудил дело неделей позже изъятия вещдока и совершенно не удосужился взглянуть на число стоящее в протоколе. Так и передал следственные материалы в суд.
В результате уголовное дело с грохотом развалилось. Обвиняемый, все время предварительного расследования дававший признательные показания, вчистую оправдан. Борисов получил выговор по определению суда, и очередное звание капитана на три месяца позже, выдав на гора девяносто пяти процентную раскрываемость по закрепленной, и всем совместным линиям, для досрочного снятия взыскания.
Но выговор у опера - словно блохи у собаки. Неприятно, но до конца избавится невозможно. Наверное, нет в природе такого оперативного сотрудника, который хоть раз за службу не цеплял таких блох.
А вот "неполный ход" - это уже удавка, накинутая на шею. Шаг вправо, шаг влево, и тот же Желдак на совершенно законных основаниях выкинет на улицу с волчьим билетом. Необходимо было принимать кардинальное решение. И Виктор его принял.
***
Через два дня, удивленно рассматривающий рапорт Борисова, Солодовник кривил длинное, словно лошадиная морда, лицо.
- А ты не горячишься? Может, подумаешь еще? Ну и что, что взыскание. Снимем. Поработаешь, дашь показатели, и снимем. Тем более, я уверен, мы сработаемся.
Борисов, бесстрастно рассматривал вольно развалившегося в кресле непосредственно начальника и размышлял: "Так ты теперь, скотина, запел. Боишься остаться без спеца по борьбе контафактом и незаконным оборотом денежных средств в одном флаконе. Если бы ты на разгоне начальства просто промолчал. Даже не защищал, а посидел молча, может, я свое решение и переменил бы. Ну, ты же, гад, в любой момент забудешь все обещания, и сдашь с потрохами..."
Выдержал паузу и ответил:
- Только проститутки меняют свое решение по пять раз на дню. А я, как ты, наверное, заметил, не девочка по вызову...
- Как знаешь, - сухо бросил посуровевший Солодовник, и нарисовал на рапорте затейливую завитушку начальственной подписи.
Уход со службы прошел буднично, без эксцессов. Со всеми формальностями, включая сдачу секретных документов, Виктор справился за неделю. Совсем не так пришлось ему увольняться из рядов славных Вооруженных Сил.
***
Закончив в конце восьмидесятых медицинский институт Борисов получил вместе с дипломом погоны лейтенанта и направился на два года в войска. Гордые четырехлетней муштрой в военном училище кадровые офицеры презрительно называли таких "пиджаками", но тогда старцам из Политбюро везде мерещились враги, поэтому в армию гребли всех подряд.
Отмазаться, наверное, было можно. Но Витек в то время был наивным комсомольцем и смотрел на мир через розовые очки. Из тех, кто на девственнице триппер ловят и тут же в благодарность женятся. А может, насмотрелся фильмов типа "Четыре танкиста и собака" и решил непременно защитить от чего-нибудь Родину.
Должность врача-переводчика мобильной группы, на которую определили Борисова, тяжелой и напряженной никак не назовешь.
Но двухгодичник Витя в отличие от обезьяны имел беспокойный пытливый ум, который не позволял ему целыми днями пребывать в пошлой праздности, а настойчиво требовал постоянного притока новых знаний, событий и впечатлений. На вопрос, как ему вообще в голову пришла такая идея, он впоследствии отвечал одной сакраментальной фразой: "А что? Я же только поглядеть хотел чего у него внутри..."
У него, это у движка от противотанкового реактивного снаряда. Этот движок представляет из себя большую металлическую трубу зеленого цвета набитую твердым ракетным топливом. До появления Вени на складе он пролежал там уже несколько лет и никому не был нужен, и все было хорошо. Но обстоятельства изменились, и в недобрый час движок попался на глаза молодому офицеру.
Два дня Борисов решался, ходил вокруг зеленой трубы и облизывался, останавливало соображение, что эта штука может вдруг кому-нибудь понадобится. Но любопытство настойчиво зудело внутри, побуждая к действию, и вот на третий день наш герой не выдержал. Обстоятельства располагали - на складе он остался в полном одиночестве, старшина - срочник был отправлен в «чипок» и прибытия нежелательных свидетелей тоже не ожидалось.
Повертев вожделенную штуковину в руках, Витек принял решение для начала распилить ее по полам ножовкой для металла. Для пущего удобства штуковина была зажата в тиски на огромном столярном верстаке. Лейтенант с решительным видом и ножовкой в руке приступил к эксперименту. "Ширк, ширк" - мерно скребла ножовка в руках двухгодичника, который что-то напевал себе под нос ей в такт, металл мало-помалу поддавался его усилиям. И вдруг штуковина в тисках зашипела на лейтенанта как рассерженная кошка, и из нее повалил дым. Как и следовало ожидать, нагретый стараниями Борисова топливный заряд воспламенился и движок запустился.
Приехавший на склад сдавать гильзы от снарядов "Тунгуски" прапорщик, потом долго еще заикался. Едва он открыл массивную входную дверь ангара, его глазам представилась картина из американских фильмов ужасов. По центральному проходу огромными скачками, таких не постыдился бы и гепард, выпучив глаза, несся Витя, а за ним исходя дымом и пламенем с ужасным грохотом скакал внезапно оживший столярный верстак. Прапорщика эта картина настолько впечатлила, что, придя домой, он рассказал: "Такую жуть видел лишь раз! В детстве, в книжке про Мойдодыра. Но живой верстак гораздо круче говорящего умывальника".
- Это же киллер! - орал на совещании генерал. - Вражеский диверсант! Его специально на нас наслали, пока всех не перебьет, не успокоится! Вы как хотите, а я с завтрашнего дня хожу только с личной охраной.
Киллер Витя скромно краснел в углу.
***
После увольнения из налоговой полиции, Борисов, движимый желанием достойно обеспечивать семью, решил попытать счастье в бизнесе. В свое время, будучи опером, он вплотную сталкивался с коммерсантами, но, не планируя покидать службу до достижения выслуги лет, дающей право на пенсию, не наладил с ними необходимых контактов. Поэтому, первым делом Виктор поехал к тестю.
Отец жены Борисова, в конце восьмидесятых, на заре кооперативного движения, покинул службу в ордене плаща и кинжала, где трудился не покладая рук на ниве закордонных спецопераций, и нанялся работать на первых частных предпринимателей. В последующем, заработав определенную сумму, совместно с двумя компаньонами открыл собственное дело. На момент описываемых событий, он являлся совладельцем охранной фирмы, где трудилось под сто человек, в том числе и жена Виктора в бухгалтерии.
У тестя, человека сложного, с непростым характером, по первости даже пытавшегося подмять зятя, но быстро оставившего такие попытки, наткнувшись на ожесточенное сопротивление, присутствовал один изъян, самым серьезным образом влиявший на всю его жизнь - запойное пьянство.
Поддав, а пить беспрерывно тесть мог от недели до месяца, не раз твердо обещал зятю "в случае чего" взять на работу "хотя бы личным охранником с зарплатой в не меньше тысячи долларов". Наивный Борисов в эти обещания верил и решил, что вот и настало время заняться чем-то стоящим, приносящим достойные деньги.
В квартиру пришлось звонить минут десять. Уже собираясь уходить, Виктор уловил за дверью движение. Потом скрежетнул ключ в замке и она распахнулась. Тесть был, что называется никакой. Несмотря на это, Борисов решил поговорить о своей проблеме, потому как застать его трезвым в последнее время не представлялось возможным.
Убедившись, что собеседник все-таки может, хотя и ограниченно, воспринимать действительность, Виктор изложил просьбу. И получил совершенно неожиданную реакцию. Скиснув после первых слов Борисова, тесть начал блеять что-то невразумительное. Очень скоро Виктор понял - все данные ему ранее заверения, не более чем дешевые понты и ждал он без толку и из сложившейся ситуации как всегда придется выкручиваться без посторонней помощи.
..
***
Второй день Борисов сидел дома в прескверном расположении духа, листал газеты с предложением работы и ничего подходящего не находил, пока не наткнулся на маленькое объявление о наборе штатов в Центральное таможенное управление в связи с его созданием.
В памяти всплыл эпизод, когда еще в налоговой полиции, в райотдел приходил бывший начальник дознания, перешедший на работу в таможню. Вспомнился его цветущий вид и восторженные рассказы. Весьма смутно представляя, чем занимается эта структура, Виктор решил попытать счастья.
Здание Московской таможни на Басманной встретило длинной очередью в отдел кадров. Часа через два добравшись до измученного инспектора, принимающего соискателей, Борисов получил два листка - анкету и автобиографию. Заполнив их, кое-как примостившись на стульях в коридоре, услышал дежурную фразу: "Мы вам позвоним".
Неделя ожидания результатов не принесла. Виктор решил повторить попытку. На этот раз в коридоре никого не было, зато висело большое объявление, извещающее, что в связи с завершением комплектования, набор на работу временно прекращен. Однако Борисова объявление не смутило, и он неожиданно легко попал на прием к начальнику отдела кадров.
Солидный мужчина в белой форменной рубашке, с большой, непривычной формы звездой на погонах профессионально доброжелательно поговорил с Виктором. Однако, смысл разговора свелся к следующему - таможня в настоящий момент не испытывает острой потребности в гражданине Борисове. Отдел кадров будет держать его в резерве, но не может обозначить время, когда таковая потребность возникнет. Не нужно быть гением, чтобы понять - Виктора вежливо послали.
Вернувшись, домой, Борисов не стал впадать в депрессию, а наоборот, наконец, разозлился и собрался. Статус безработного, сидящего на шее жены его категорически не устраивал. Пришлось включать серое вещество в режим мозгового штурма. Прикинув различные варианты, Виктор припомнил подзабытую историю.
Год назад, как закрепленный, в том числе, и за линией борьбы с незаконным предпринимательством и контролем за продовольственными рынками, Борисов присутствовал на подведении итогов работы за квартал в Управлении налоговой полиции по Москве. Его вызвали телефонограммой. Виктор ехать не хотел, справедливо полагая, что ничего полезного, кроме очередного разноса, от этого мероприятия ждать не приходиться. Но, повинуясь внезапному интуитивному порыву, все же решил посетить совещание.
Все пошло так, как и предполагалось. Оставшийся за начальника Управления, по слухам активно собирающегося на пенсию, начальник второго отдела полковник Грачев, который, судя по поведению, намылился занять освобождающееся кресло, жестоко имел собравшихся в небольшом кабинете оперов. После того, как он в извращенной форме отодрал "за безделье" двух парней, выдавших вполне приличные квартальные показатели, настала очередь Борисова.
У Виктора за душой было несколько резонансных уголовных дел, едва ли не самые лучшие показатели среди присутствующих.
По-барски развалившись в кресле, полковник воткнул в поднявшегося Виктора суровый взгляд белесых глаз, подведенных черными кругами. Бледное, до нездоровой синевы, лицо его дышало праведным негодованием.
- Что вы можете сказать в свое оправдание? Всего четыре уголовных дела за три месяца. Это вы называете работой?
Борисов не опуская взгляда, твердо, и даже в какой-то степени нагло посмотрел в глаза Грачеву. Когда тот не выдержав, вильнул глазами, Борисов начал говорить.
- Во-первых, товарищ полковник, не всего четыре, а целых четыре уголовных дела, все по части второй, сиречь по особо крупным размерам сокрытия:
- Это как целых? - опешил от такого нахальства исполняющий обязанности начальника Управления.
- А вот так, - и Виктора понесло. Он высказал все, что он думает о руководящей и направляющей роли Управления, заключающейся только в рассылке директивных бумаг и сборе показателей. Рассказал, как приходится крутиться оперативникам райотделов, добывая показатели.
- Да у меня по восемнадцать материалов одновременно в производстве. Из них половина "отказники". Плюс еще административка:
Так что, извините, большего сделать просто физически не смогу. Хоть наказывайте, хоть награждайте, - здесь Виктор сделал театральную паузу, а потом добил Грачева окончательно, - А я, так вообще ухожу.
Все выступление Борисова прошло под одобрительный гул собрания. Осмелевшие опера начали с места дополнять. Обличительный настрой начальства окончательно сломался. Дальнейшее заслушивание стало нецелесообразным. В качестве комментария Грачев смог сказать только одно:
- Вот так всегда. Лучшие люди уходят. Как Игорь Симдянов. Взял и уволился на пенсию. А сейчас в таможне устроился. По всему Центральному округу с коррупцией в таможенных рядах борется.
Вот эта фраза и была моментом истины. Ради нее стоило тащиться в город на очередную вздрючку. Дело в том, что Виктор лично сталкивался с Симдяновым, тот даже пару раз подвозил его до метро. Виктор не был уверен, что он вспомнит какого-то бывшего опера с земли, но попытаться стоило.
Сделав несколько телефонных звонков, Борисов добыл нужный номер. Рабочий день еще не закончился и он решил не откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня.
Трубку на другом конце провода сняли неожиданно быстро, а разговор получился короткий. Симдянов естественно Борисова не вспомнил, но, тем не менее, жизнерадостно предложил подъехать для личного общения, назвав ничего не говорящий адрес.
***
На следующий день, проложив по карте маршрут, Борисов, испытывая некоторое волнение, подъехал к нужному зданию, расположенному в Девятинском переулке. Город плавился в летней жаре. На дорогах гудели машины, застрявшие в пробках. Водители, одуревшие от удушливого зноя смешанного с выхлопными газами, нервно жали на клаксоны. Пешеходы в спешке перебегали улицу и, укрывшись в тени деревьев на тротуарах, сбавляли шаг.
Служба собственной безопасности Московской таможни занимала два подъезда в идущей под снос монументальной развалюхе 1903 года постройки. Наверное, сто лет назад домик был ничего себе, но потом явились большевики. Выполняя историческое предначертание запихнуть в господские апартаменты побольше барачной швали, они выкопали под домом глубокий подвал и надстроили два этажа. Здание постояло-постояло, а затем переутомилось и начало расползаться по швам.
Припарковав машину, Виктор пошел вдоль забора, закрывающего с улицы внутренний двор, и обнаружил въезд, перекрытый шлагбаумом, а также проходную.
Нервно выкурив сигарету перед входом, Виктор решительно двинулся вперед. В помещении проходной из-за большого, во всю стену, стекла, лениво выглянул молодой парень, одетый в серо-синий камуфляж.
- Куда?
- На работу устраиваться.
- А, кандидат. Тогда проходи. Дорогу знаешь?
- Объяснили.
- Давай, - доброжелательно махнул рукой охранник.
Поднявшись на второй этаж Борисов, прошел по длинному коридору, рассматривая таблички на дверях. Они здорово разнились по форме. Добротные, красиво выписанные золотом на зеленом фоне, чередовались с простыми бумажными листами с надписью, напечатанной на принтере. На нужной Виктору полуприкрытой двери висел косо прикрепленный канцелярским скотчем листок "Служба собственной безопасности Центрального таможенного управления".
В маленьком кабинетике, площадью не более десяти квадратных метров, тесно заставленном столами, трудились трое. Сам Симдянов, увлеченно лупящий по компьютерной клавиатуре, уничтожая на экране монитора инопланетных агрессоров. Загорелый до черноты блондинистый мужичок лет сорока, развалившись в свободной позе и разбирающий пасьянс на втором компьютере. А также мадам в очках, примерно одних с Виктором лет, читающая книжку.
- Здравствуйте, Игорь Александрович, я Борисов.
- А, здорово, проходи, - живо откликнулся Симдянов, не отрываясь от клавиатуры. Но настрой уже сбился. Монстры побеждали, и на экране выскочил транспарант "Конец игры". Несколькими крепкими ударами по клавишам, от которых несчастная клавиатура с треском подпрыгивала на столе, он вышел из программы. Повернул к Виктору довольное лицо.
- Восьмой уровень! Учись! - после чего пожал Борисову руку и начал действовать.
- Таня, - девица оторвалась от книжки и из-под очков томно взглянула на Симдянова, - Где у нас бланки заявлений на прием?
Порывшись в ящике стола, она достала затертый, с помятыми углами, листок с бледным печатным текстом.
- Последний остался, Игорь Александрович.
- Наксерить нужно, - Симдянов шариком перекатывался по узким ущельям между столами, умудряясь ничего не свернуть.
- В дознании картридж кончился, а ОБКНщики уже слиняли.
- Ладно, - легко согласился Симдянов, - Одного хватит, - и, повернувшись к Виктору, строго произнес, - Только аккуратнее, не испорть, когда заполнять будешь.
Ошарашено наблюдая происходящее, Виктор начал понимать - никакого собеседования не будет, решение о приеме уже принято. Не имея ничего против такого развития событий, он протиснулся на Симдяновское место, отодвинул в сторону клавиатуру и начал заполнять заявление.
- На какую должность писать.
Симдянов на секунду задумался.
- Пиши на опера по особоважным делам.
Борисов уже поставил подпись, когда в процесс вмешалась Татьяна.
- У нас свободных вакансий «важняков» нет.
- А какие есть? - озадаченно поинтересовался Симдянов.
- Зам .нач. отдела.
- А черт. Что ж ты раньше не сказала. Придется в заявлении исправлять.
Дальше начался настоящий цирк. В процесс закрашивания неправильного текста полусухой замазкой для коррекции ошибок, ставшей от времени уже не белой, а цвета слоновой кости, исправления и нового замазывания, включились все присутствующие. В результате заявление приобрело совершенно непотребный вид.
Симдянов озадаченно крякнул, почесал в затылке и вынужден был констатировать, посмотрев листок на свет:
- Не, так не пойдет. Такое точно не примут, - еще почесал в затылке и принялся накручивать диск телефона. После короткого разговора он повернулся к Виктору.
- Ты на машине?
- Да.
- Тогда не пожалей бензина. Проскочи до Филей, там основное здание. Зайдешь в кадры, заполнишь заявление, заодно и все остальные бумаги. Заместитель начальника отдела кадров тебе уже ждет. Он сейчас как раз за начальника остался, пока тот в отпуске. Мужик свой, из налоговой полиции. Давай жми. Потом вернешься, расскажешь что почем. Я тебя дождусь.
***
В отдел кадров управления пришлось прорываться долго. Невозмутимые бойцы в непривычно синей, с иголочки, форме, на лестницу, начинающуюся за автоматически открывающейся стеклянной дверью, вежливо, но твердо не пустили, указав на внутренний телефон. Не менее часа Виктор накручивал диск, успев раз десять выйти покурить, пока отловил заместителя начальника отдела кадров.
Наконец в дверях показался здоровенный мужик, на голову выше и раза в полтора шире Борисова, никогда не считавшего себя худым. Он был одет не форму, а по случаю стоявшей на дворе теплой, можно даже сказать жаркой погоды, в легкую серую рубашку с отчетливыми пятнами пота под мышками, и легкомысленные, полуспортивные штаны.
- Ты, что ли от Симдянова?
- Я, - подхватился Виктор, изрядно утомленный затянувшимся ожиданием и уже собиравшийся уезжать.
- Тогда пошли.
Отдел кадров находился на третьем этаже старинного здания, внутри отделанного по евростандарту. Белые финские двери в кабинеты, ламинат на полу, стеновые панели, мягкая мебель в маленьких холлах. Все сверкало чистотой и строгостью. Народу на широкой лестнице с мраморными ступенями, а также в коридоре, с множеством дверей, отсвечивающих зеркальными зелеными табличками, почти не было.
- Конец лета. Самый разгар отпусков. Работать некому, - тяжело отдуваясь, проворчал, словно угадав мысли Виктора, сопровождающий, - Ну вот и пришли. Подожди немного. Скоро позову.
Немного растянулось еще на двадцать минут, но Борисов уже успокоился. Ожидать в кабинете, когда тебя позовут значительно легче, чем ждать неизвестно чего у парадного подъезда.
"В случае, когда сотрудники отдела хотят организовать инициативное распитие спиртных напитков они обязаны выбрать старшего по проведению мероприятия. Старший должен выбираться из числа наиболее опытных (старших) офицеров, имеющих достаточные навыки организации и руководства. Не позднее, чем за два часа до начала мероприятия, старший должен получить у руководства отдела санкцию на его проведения. При докладе руководству указывается: перечень участников, количество спиртного, помещение, где планируется проведение мероприятия. Спиртное сверх лимита, санкционированного руководством, к распитию не допускается и уничтожается в установленном порядке..."
Борисов от скуки изучал образцы эпистолярного творчества, развешенного на стенах. Признаться честно, такое он читал в первый раз. Ну, про цены на разные виды ответов читал. Про "лихой и придурковатый" вид подчиненного, "дабы разумением своим он не смущал начальство" - тоже читал.
Но данный образец был явно уникальным.
Ладно, мало ли что ни напишут наши доморощенные сочинители. Он уже давно научился не задавать лишних вопросов, т.к. понял - рано или поздно все равно все сами расскажут, а начнешь расспрашивать - все равно ничего не добьешься.
В комнате он был не один. За столом у окна сидел щуплый мужик, который, когда узнал, что визитер прибыл к его соседу мгновенно потерял к нему интерес и, не предложив мне ни сесть, ни раздеться, углубился в свои творческие изыскания. Глядя на него, Борисов представил, как работал Пушкин. Мужичок то что-то быстро и нервно писал, то, замирая неподвижно, как ящерица, глядел отсутствующим взглядом в окно. Судя по практически полностью исчерканной странице, ему никак не удавалось выразить свою мысль в письменном виде.
***
Дверь в соседнем кабинете под напором сквозняка слегка отворилась. В глубине кто-то громко отчитывал собеседника за не вовремя предоставленные статистические данные. Голос говорившего показался Виктору мучительно знакомым, навевавшим странные воспоминания. Причем с неприятным оттенком.
Не менее десяти минут, а разнос по телефону продолжался все это время, Борисов насиловал память. И вдруг его озарило. Да это же подполковник Шамаев, все время обучения Виктора на курсах в Академии налоговой полиции занимавший должность заместителя начальника по работе с личным составом. Вот так встреча!
Но с той поры прошло без малого пять лет. Неприятности со временем имеют свойство забываться. И сейчас, услышав знакомый голос, Виктор ощутил легкий приступ ностальгии по простому и понятному времени, проведенному в налоговой полиции. Как выпускной альбом с фотографиями перелистал.
- Я на пяток минут отлучусь - Борисов кивнул на дверь.
Сидящий за столом поднял на него глаза как будто увидел его впервые:
- Вы еще здесь? Подождите чуток, сами понимаете - запарка. А курят у нас на лестнице - после минутной паузы добавил он.
Виктор докуривал вторую сигарету, когда Шамаев вышел из кабинета. Изменился он мало. Может, слегка раздобрел, да в шапке густых, черных волос, очень похожих на парик, прибавилось седины. Несмотря на жару, он был в форме. На ярко зеленых погонах кителя, повыше двух желтых поперечных полосок светилось по большой звезде. Как позже узнал Виктор, в народе, за своеобразный вид их называли гайками.
Интуиция подсказывала Борисову, что в этой организации звание Шамаева ниже, чем в прошлой жизни. Но, тем не менее, он решил обратиться по старинке.
- Здравия желаю, товарищ подполковник!
Шамаев, втаскивающий из пачки сигарету и явно настроившийся на перекур, с удивлением поднял глаза на Виктора.
- Московское управление налоговой полиции. У Вас на курсах был в 1995 году.
- А... - уже с интересом повернулся к нему Шамаев, - Здорово, здорово. Какими судьбами здесь? В какой таможне трудишься?
- Да пока ни в какой. Только устраиваюсь.
- Чего ж тебя сюда понесло?
Виктор несколько смутился от такой постановки вопроса и прозвучавшего в голосе Шамаева откровенного раздражения.
- Ну, как сказать... Перспектив, наверное, больше, - первое, что пришло на ум, брякнул Борисов, не горевший желанием выкладывать истинное положение дел.
Хм! - фыркнул собеседник, - Перспектив... - и откровенно потеряв интерес к дальнейшему разговору, безразлично вежливо закруглился, - Желаю удачи. Всего хорошего.
- И вам до свидания, - бросил в спину Шамаеву несколько удивленный таким финалом Виктор.
Продолжая дожидаться вызова, Борисов решил предаться воспоминаниям, всколыхнутым встречей с Шамаевым, но в коридор стремительным мячиком ворвался Симдянов.
- А, ты еще здесь. Ну что?
- Пока ничего. Жду.
- Понятно, - и Симдянов бесцеремонно ворвался в кабинет. Послышались приветственные возгласы, шум передвигаемых стульев. Через пару минут Симдянов выскочил обратно. Извиняющимся тоном он вполголоса заговорил на ухо Виктору:
- Отпуска, работы много, вот он про тебя и забыл. Давай, заходи, а я пока по делам пробегусь. Почту заберу. Раньше освободишься, дожидайся здесь.
В очередной раз, заполнив анкету и написав автобиографию, дополненные на этот раз заявлением о приеме на работу, Виктор нарвался таки на давно ожидаемый вопрос. Сидевший напротив мужик с обманчиво простецким лицом задал его ненароком, в промежутке между изучением написанного Борисовым.
- Из полиции без проблем ушел?
Виктор тяжело вздохнул. Прикинул, стоит ли врать? Но решил не рисковать, так как навести о нем справки для знающего человека, а сидящий напротив дело свое, несомненно, знал, проще пареной репы.
- Не совсем без проблем. "Неполный ход" под занавес успели на воротник навесить.
- За что? - спокойно поинтересовался не выглядевший особо удивленным заместитель начальника отдела кадров.
- За халтуру древнюю, двухгодичной давности. Случайно раскопали и решили показательную порку устроить. В этой истории не один я пострадал. Я то, как раз легче всех отделался. Людей с должностей поснимали.
- Это все?
- Все. Больше особых проблем не было. Так, выговорешник один. Лажанулся с бумагами по запарке, в суде не понравились. Его, правда, и сняли через два месяца.
- Понятно, - кадровик откинулся на спинку офисного кресла и шумно выдохнул, - Мне, по большому счету все это не очень интересно. Симдянову с тобой работать, Симдянов пусть и решает... Иди, подожди его в коридоре.
На выходе Виктор столкнулся с ворвавшимся в кабинет Симдяновым. Он вообще все делал резко, порывисто, с размахом, производя порой изрядный шум.
- О! Ты уже освободился?
Борисов молча кивнул, прикидывая, как может отреагировать потенциальный начальник на вновь открывшиеся обстоятельства.
- Тогда жди. Я сейчас.
Виктор оперся спиной на стенку и приготовился к длительному ожиданию. Но, к его удивлению, не прошло и пяти минут, как Симдянов выкатился обратно. Озабочено отведя Борисова в дальний конец коридора, он, почему-то шепотом, спросил:
- Расскажи-ка, так что у тебя с увольнением из милиции произошло?
Подавив вспышку раздражения, Борисов в очередной раз, в кратком варианте поведал Симдянову свою историю. Тот, не перебивая, выслушал, на минуту застыл в ступоре, размышляя. Виктор напрягся, ожидая услышать отказ. Однако его опасения оказались напрасными. Симдянов не стал менять первоначального решения и скомандовал с понедельника направиться на медкомиссию и не затягивая выходить на работу.
***
Любой когда-либо носивший погоны, вне всякого сомнения, сталкивался с таким явлением, как медицинская комиссия.
Это лобовое столкновение человека в погонах с военной медициной заслуживает отдельного описания!
Начинается оно ранним утром, когда толпу галдящих офицеров сразу за дверями военной поликлиники встречает нежное создание в белом халате с широко распахнутыми васильковыми глазами и очаровательной прядкой светлых волос выбившихся из-под медицинской шапочки. Чудное видение тычет в лицо баночкой из-под майонеза и совершенно неожиданным для такого эфирного существа прокуренным басом настойчиво требует в нее помочиться. Слабонервных обычно выносят уже на этом этапе, более психологически устойчивые краснеют, пытаются плоско шутить и переходят в следующий тур.
Далее следует забор крови на анализ. Сурового вида тетка с комплекцией борца сумо мертвой хваткой вцепляется в ваш палец и выжимает из него все соки, предварительно не забыв содрать с вас пузырек спирта для дезинфекции. "Без спирта кровь не принимаю!" - несется по коридорам трубный рык современного вампира.
Потом начинается бег по кабинетам врачей-специалистов. Здесь процедура намного проще.
- Жалобы есть?
- Нет.
- Карточку! - летящий росчерк шариковой ручки. - Свободен! Следующий!
Или так:
- Жалобы есть?
- Да.
- В конец очереди! Потом зайдете, не задерживайте людей!
- А если нет? - робкий писк откуда-то из глубины желудка.
- Чего у Вас нет?!
- Жалоб нет...
- Карточку! - летящий росчерк шариковой ручки. - Свободен! Следующий!
И, наконец, венец всей процедуры - визит к терапевту.
- Во всех кабинетах были?
- Вроде да.
- Карточку! - шелест листаемых страниц, неуловимое движение руки и карточка перелетает к сидящей напротив медсестре.
- Рост?
- Сто восемьдесят два, кажется.
- Вес?
- Ну, килограмм восемьдесят, - стыдливо опуская глаза на выпирающий животик.
- Давление?
- Ну, я не знаю...
- Раз не знаете, значит сто двадцать на семьдесят. Следующий!
***
Спустя десять дней Борисов подписал отделе кадров контракт и получив удостоверение с непривычной пока надписью «Государственный таможенный комитет» направился к новому месту несения службы.
На двери штаб-квартиры борцов с коррупцией в собственных рядах первым делом в глаза бросался кодовый замок, какой обычно устанавливают в подъездах. Огромный жестяной ящик с чёрными кнопками выглядел здесь как-то диковато. Миг спустя Витек понял, почему: замок установили кодом вовнутрь. Чтобы войти в отделение, достаточно было повернуть ручку, а вот выйти просто так не получилось бы.
Улыбнувшись, опер продолжил изучать интерьер конторы, где оказался впервые. Зайдя внутрь, он на секунду опешили. Представившаяся ему картина никак не гармонировала с таким учреждением, как служба собственной безопасности таможни. В коридоре небольшая толпа людей в форме и в штатском при помощи деревянного бруса штурмовала дверь с табличкой "Начальник отдела". Ритмичные удары сопровождались тревожными криками. На подошедшего гостя никто не обратил внимания.
- Что это?.. - открыл рот Борисов - понимал, что не могли сойти с ума столько людей одновременно. И решил посмотреть, что будет дальше. После очередного усилия дверь наконец вылетела, и толпа ворвалась в кабинет. Раздались удивлённые восклицания, все вывалились обратно и рассыпались по другим комнатам, по-прежнему не обращая внимания на вошедшего. Из одной комнаты послышалось:
-"Здесь они, бля!"
Все бросились туда. Заинтригованный Борисов, увлечённый общим движением, тоже кинулся на зов и успел заметить три неподвижных тела на полу служебного кабинета и несколько опрокинутых бутылок.
Когда пострадавших отправили в больницу, и все разошлись по делам, Витек обратился к дежурному с вопросом о местонахождении руководства.
- Мельком взглянув на ксиву, тот неопределенно махнул рукой: - Вам на второй этаж, тащ подполковник, там спросите.
Визуальное знакомство со штаб-квартирой борцов с коррупцией дало картину неутешительную. Во-первых, Борисов отметил тот факт, что дежурный был навеселе. Видимо специально для такого случая его рабочее место отделялось от посетителей сплошным стеклом.
Короче, Борисов про себя охарактеризовал обстановку в отделении как "бардак в хронической стадии". Поднявшись на второй этаж и подойдя к первой попавшейся двери, он услышал характерное бряканье фишек. Он радостно распахнул дверь и остолбенел. За столом с костяшками в руке сидел сам начальник службы собственной безопасности Симдянов.
- А, привет! - после некоторого замешательства бросил он Виктору - Ну, как успехи?
- Нормально, сегодня первый день на новом месте - ответил тот, присаживаясь на стул. При незнакомых он не стал распространяться.
- Поготь пяток минут, сейчас доиграем - кивнул Симдянов.
- А как у вас с заходными?! - воскликнул соперник, сидевший справа от Симдянова, и долбанул костяшкой так, что все остальные подпрыгнули.
- С заходными хорошо, - флегматично отозвался зам по розыску, - без них плохо. - Он легонько постукал уголком фишки по столу.
- Так чегож ж ты с них заходил, - возмутился его партнёр, сидевший напротив, - если у тебя бланковый!
Пока играющие заканчивали партию, Борисов осмотрелся в кабинете. Стены были увешаны старыми плакатами застойной эпохи, которые ныне смотрелись довольно экстравагантно.
На почётном месте висел удивительный по своей глупости плакат "Я не пью!" с юношей, отказывающимся от щедро налитой рюмки.
- Поздравляю с первым днем на новом месте - Симдянов закончив партию, привычно ухватив опера профессиональной хваткой - за рукав повыше локтя - начальник потащил его в свой кабинет, крикнув по пути дежурному:
- Разыщи Бурых и Шпагина и - ко мне!
***
В дежурную часть Московского таможенного управления пришла разгромная телеграмма.
Замнач таможенного управления сердито интересовался, почему погрязшие в безделье опера недостаточно добросовестно раскупают у фирмы "Полиграф" перекидные настенные календари с таможенными сюжетами?
Все знали, что некоторое время назад замнач собственноручно заключил договор с вышеупомянутой фирмой на издание этих календарей массовым тиражом.
Главным украшением их было огромное цветное фото самого начальника Московской таможни. Мужественно насупив самодовольно-откормленную ряшку, он всматривался в туманные дали, явно прикидывая, к какому из упомянутых в календаре месяцев следующего года ему наконец-то удастся одержать полную победу над контрабандистами.
Были на том календаре и другие любопытные картинки: дежурный за пультом, Доска почёта таможни, выезд СОБРа на задержание и т.д. Стоила эта агитка аж шестьсот рублей, причём фирме заранее гарантировалось, что 100% тиража будет раскуплена самими операми. И вот теперь, после выпуска тиража, сверху вниз спустили разнарядку, указав, сколько десятков штук перекидного календаря должно приобрести каждое подразделение, которые и рады б стараться, но собственного безнала в каждом из них - кот наплакал.
Единственный выход - указать подчинённым, кто из них должен те самые календари приобрести за свои кровные. Начальники таможен, недолго думая, распорядились вычесть стоимость расписанной части тиража календарей из ожидаемой в будущем зарплаты проштрафившихся или же просто чем-либо не приглянувшихся ему сотрудников.
Тотчас начался дикий ор, и попавшие под удар сотрудники, словно ошпаренные, забегали по кабинетам, а самые отчаянные головы даже решились пожаловаться на самодурство руководства в службу собственной безопасности. Начальник "безпеки" на совещании грозно надломил бровь - распространителям чудо - календарей пришлось попятиться.
Основная часть тиража так и осела неликвидом на складах фирмы. Комиссионные начальства сгорали синим пламенем!.. "Примите срочные меры!" - последовало высочайшее повеление определиться с размещёнными на территории таможен частными фирмами, "раскидав" означенную сумму между ними, и получив её, в обмен на какие-то услуги.
На бумаге это смотрелось как "оказание таможенным структурам единовременной материальной помощи на проведение воспитательной работы.
В реальности картина была такова: начальник отдела таможенного контроля наезжает на какой-либо из находящихся его территории таможенный склад покрупнее, проведя переговоры с директором и главбухом. У каждого склада хранения таможенного груза есть куча требующих быстрого решения вопросов, и никто иные как таможенные структуры во многом способны в этом посодействовать Хорошая и действенная схема!..
***
***
Заместителя начальника управления таможенных тарифов Грифову звали за глаза старухой Процентщицей. Отчего - бог знает. Скорее всего, прозвище прицепилось к ней со школы-интерната, где она когда-то работала бухгалтером. Но была она еще не слишком древняя - хотя костистая, смуглая, с темными подглазьями. Мелкий светлый барашек, впрочем, уже чуть поредел на макушке. Старше всего были на лице глаза - выцветшие, студенистые, в мешочек.
Здесь, в святая святых таможенной цитадели, она рулила одним из ключевых направлений - таможенными льготами и преференциями, вросла в это кресло, в этот кабинет, как кряжистый пень. Вечно дымила, прикуривая одну от другой. И с утра до вечера кучковался вокруг неё народ, в основном одни и те же, её проверенные, еще отдельские тетки, всё решали какие-то свои бумажные вопросы.
Брала ли Процентщица? Шептали, что брала без разбору. По крайней мере, могла внаглую - пусть не самолично, а через тех же своих верных теток - выцыганить для взрослой дочки, тоже таможенницы, дорогущий ноутбук у посетителей-фирмачей.
Отделение Борисова начало разрабатывать Графову пару месяцев назад. Тогда на нее ничего еще не было - так, какой-то слушок.
Тогда же опер из установщиков побывал здесь, на Кутузовском проспекте , для рекогносцировки, с аппетитом подкрепился в ведомственном буфете. Дождался, пока Старуха выберется из своего логова, тормознул её, спросил о чём-то, кося под заплутавшего в коридорах провинциального ходока.
Борисов решительно не понимал, как можно ввалиться на задержание в столь солидное учреждение с наскока, с кондачка. Нет, ему важно было заранее изучить место проведения оперативного мероприятия, предусмотреть возможные осложнения да нестыковки. Но установщик явился в управление не только за этим. Он был романтик оперативной работы. Иногда ему хотелось заглянуть в глаза еще ничего не подозревающего человека, может, что-то понять в нём - покуда жизнь того, как пишут в романах, еще не раскололась на две части, до и после...
Полгода назад он вот так же обеспечивал задержание начальника таможенного поста. У того, бывшего досмотрового инспектора, все посетители его приёмной делились на «зайцев» и «кроликов».
Зайцы- это были обычные просители, а в привилегированный разряд кроликов переходили одомашненные зайцы - те, кто уже начал отстегивать строгому Деду Мазаю.
Что до Процентщицы, то ей должны были сунуть сегодня затребованный за некую протекцию «магарыч». Взяткодателем, между прочим, выступала бывшая коллега, чуть ли не подруга, а ныне законопослушная бизнес-леди Гурвич.
После чего всё должно было пройти, как обычно: «Гражданка Грифова Екатерина Аркадьевна? Мы из собственной безопасности, подразделение по борьбе с коррупцией. Вы задержаны. Оставайтесь на месте, ни к чему не прикасайтесь. Понятые, попрошу... Предлагаю добровольно выдать переданные вам доллары США».
Всё произошло как-то бесцветно, совсем не киношно. Гражданка Процентщица просто опустилась в кресло. Не зарыдала, не впала ни в ступор, не пошла в отрицаловку. Валюту выдала сразу, пачки, перетянутые цветными резинками, беспечно валялись тут же, на боковом столике, едва прикрытые газеткой «Таможенный вестник». Не успела, значится, как следetn оприходовать. Протокол Процентщица подписала, не читая.
Напоследок она попросилась туалет. Проводивший задержание опер Романовский настроен был благодушно:
- Ляхова, проводи, да смотри там...
Их не было довольно долго, капитан уж начал нервничать. Ну да Лягова, напоминавшая своими формами кустодиевскую купчиху - опер опытная, когда-то даже служила в Лефортовском изоляторе ФСБ. Самой Грифовой усугублять свое положение тоже вроде было ни к чему.
- Ну, что у вас там стряслось? - недовольно буркнул он коллеге. В паре с Процентщицей они смотрелись, как сарделька с сосиской.
- Да там, блин, всего два унитаза и один оказался засорен! Пришлось ждать, пока второй освободится...
Романовский поморщился от столь натуралистических подробностей.
- Ладно, едем!
- Одну минуту, капитан, мне надо принять свое лекарство, - Процентщица натянуто улыбнулась. - Будьте же великодушны к даме. По назначению врача я пью его строго по часам...
И, не дожидаясь ответа, взяла с бокового столика термос, плеснула в чашку кофе, судя по аромату, какой-нибудь недешевый «Карт Нуар». Неторопливо сделала глоток, другой. Потом закурила сигарету.
Ну-ну. Романовский начал было демонстрировать первые признаки нетерпения, как задержанная уже совершенно другим тоном спросила:
- Капитан, вы позволите еще раз взглянуть на протокол?
В первое мгновение он опешил, но потом ухмыльнулся про себя. Исчезающие чернила, как в «Гении» с Абдуловым в главной роли? Но ручка-то была его, личная. И все же тревога червоточинкой зародилась в его мозгу.
И тут ему пришло в голову: валюта! Он ведь не сличил номера на актированных денежных купюрах, как предписано инструкцией. Ну, поленился. Хотя чего там было проверять? 'Зелёные' - вот они. Свечение на руках задержанной зафиксировано. Протокол все, кому положено, включая ту же задержанную, подписали...
Но его смутил этот тон. Тон человека, который совершенно точно знает, что никуда он сейчас не поедет, а преспокойно себе допьет свой кофе, докурит сигарету и займется прерванными делами.
Понятые всё еще маялись у двери. И Петров полез в кейс. Впрочем, сличать номера и серии банкнот он так и не стал. Вместо этого извлёк всегда находившийся при нем на подобных операциях фонарик для ультрафиолетовой просветки меченных спецсоставом купюр. Если задержанный принимался возмущаться, артачиться, демонстрация слова «взятка» на вещдоке обычно действовала отрезвляюще.
Да нет же, всё пучком. Вот, оно, заветное слово.
- А можно я тоже погляжу? - приподнялась Процентщица.
- Ну хватит! - рассердился Романовский и тут у него даже вырвалось почти армейское: - Собирайсь!
- Куда? Зачем? На каком основании? Я тут ничего не вижу!
Пауза. Петров почувствовал, как у него начало портиться настроение. Да что она возомнила о себе?!
- Вам что, гражданка, напомнить буквы алфавита?
- А вы-то, капитан, весь алфавит помните?
И вот тут Петрову поплохело. Ибо он и сам увидел, что на банкноте неземным синим свечением отчетливо фосфоресцировало: ...ВЗЯКА! Что за бред! Он перечитал злополучное словцо по буквам по меньшей мере трижды. И впрямь ВЗЯКА. Черт побери, да суд же такой вещдок просто не примет во внимание!
Слава богу, есть еще с десятка полтора помеченных купюр...
Но что это? Еще на одной бумажке значилось: ВЗЯВКА! А на следующей - ВЗЯКТА! И еще - ВЯТКА... ВЯЗКА... Это были совсем не те баксы!!!
У него хватило ума сообразить: клозет. Ну, конечно! Засорившийся унитаз!
Опер опрометью бросился в коридор, ворвался в дамскую комнату, к счастью, оказавшейся пустой. Рухнув на колени, он решительно засучил рукав и чуть не по само плечо запустил руку в сливное отверстие унитаза, почти до краев заполненного водой. Есть! Там явно застряло какое-то инородное тело. И он вытащил на свет божий ...женские трусы!
Да, это была сцена! Сцена, где герой оказался достоин декораций! Браво! Братья Люмьер отдыхают...
Судя по фасону и размеру, реквизит вполне мог принадлежать зам. нач. управления. Ну что теперь было - производить личный досмотр на предмет наличия на задержанной исподнего? Или сперва все же допросить её с пристрастием?
Конечно, баксам приделали ноги или, точнее, ласты - отсюда, из этой второй кабинки. Черт побери, за последующие минут двадцать в ней отметились никак не меньше трех-четырех посетителей, прошествовавших на обед или обратно!
Да что такое пятьдесят штук - в сущности, жалкий комок. Вот в столице фээсбэшники взяли двух федеральных чиновников с миллионом «зеленью» в трех чемоданах - это да. Тут никаких унитазов не хватит:
Тщательный обыск, проведённый в три пары рук, продолжался до конца рабочего дня, но, как и предполагал Романовский, ни черта не дал.
- И зачем оно ей было надо? - вопрошал на обратном пути удрученный капитан - она же могла просто не брать, если что-то заподозрила...
Борисова самого мучил этот вопрос, как и некоторые другие. На ипподроме есть подходящий термин, «заделанный заезд» - это тот, в котором всё заранее предопределено. Похоже, его подставили. И, похоже, кто-то из своих.
- А зачем ей ничья, если партия, почитай, в кармане? Теперь же все это управление, да что там - весь их финансовый мирок будет знать, что, даже задержав Старуху с поличным, опера ничего с ней поделать не могут. Машина тем временем уже въезжала во двор на Девятинке.
- Знаешь, Борисов, - торопливо продолжил Романовский, - я не стану в рапорте писать, как шарил руками в этом... ну ты понял... Ребята ведь засмеют. Ты уж меня не закладывай, а? Тебе тоже ведь обломится за компанию.
Дома, за ужином, капитан всё еще не мог успокоиться.
- Ха, объяснила, будто деньги эти, отложенные на покупку дачи, разрисовали её внуки, когда играли в сыщиков и воров! Каково? Оттого-то, мол, она принесла их положить в рабочий сейф, - жена слушала и пыталась вообразить, сколь случившееся сегодня отразится на карьере мужа.
Ночью он долго ворочался, не мог уснуть. Ему вспомнилось, как после своего неудачного задержания Процентщица выглянула из своей приёмной и скрипуче вякнула им вслед:
- Катись-ка, дружок, колбаской по Малой Спасской!
Багровый от гнева опер не мог не обернуться.
- Капитан, это я не вам.
За ними, будто выпроваживая незваных гостей, действительно шествовал какой-то явно местный котяра...
Пару месяцев спустя у Процентщицы затрезвонил телефон. «Аллё!» - охрипшим со сна голосом отозвалась она. На том конце провода, кто-то, не отвечая, трижды постучал по трубке чем-то металлическим, скорее всего, ключом. Процентщица тут же спустилась на первый этаж и выудила из почтового ящика небольшой сверток. Дома она пересчитала: двадцать пять тысяч долларов - ровнёхонько половина суммы, бесследно исчезнувшую во время широко разрекламированной операции «Чистые руки». Ее доля.
- Ну и классно же ты всё придумала! - приглушая голос, говорила госпожа Гурвич, после чего хохотала на весь зал. Еще месяцем позже подруги сидели в уютном пивном ресторанчике «Молли Гвиннз Паб», что в Москве на Пятницкой, и обгладывали свои любимые куриные крылышки. - Представляешь, им даже и в голову не пришло, что меченые баксы тогда так и остались у меня... Ха-ха... И я спокойненько отправилась с ними восвояси. Одного я не могу понять, как ты вычислила еще тогда, в коридоре эту протокольную морду?
как всегда отлично!
***
Как ни высмеивала перестроечная пресса слова Вышинского: «Признание - царица доказательств!», но на сегодняшней практике так оно и есть. В ряде случаев ситуация такова: сознается «клиент» в своей вине, начнёт сотрудничать со следствием, покажет на воспроизведении весь процесс совершения преступлении и - сядет в тюрьму. А не признается - ввиду отсутствия серьёзных улик и доказательств его придётся отпустить на свободу.
То есть, операм и следователю (если уже есть возбуждённое дело), предстоит убедить человека добровольно сесть за решётку. Как вы понимаете, сделать это нелегко, потому что, как ни странно, лишаться воли никто не хочет:
Вы скажете: «Ну так ищите улики и доказательства!» Так в том-то и перец, что в ряде случаев их нет и быть не может: Не понимаете?..
Тогда вот конкретный пример для наглядности:
В середине апреля 2001 года к Борисову на Девятинку пришли два помощника неких депутатов одной из думских фракций.
Они рассказали, что им известна группа лиц, которая «разводит на деньги» коммерсантов, обещая от лица фракции лоббирование их интересов в таможенном комитете. В качестве примера был назван коммерсант Евгений Осипян, которого Виктор и вызвал на для беседы.
Осипян подтвердил, что за последние девять месяцев он якобы уплатил 150 тыс. долларов неким бывшим таможенникам, как он считал, для передачи Думским небожителям.
Коммерсант попросил организовать ему личную встречу с руководством Центрального таможенного управления, за что с него запросили еще пятьдесят тысяч долларов.
Борисов предложил «терпиле» написать заявление, договорился об установке в офисе его фирмы, куда вечером за десятью тысячами должны были приехать экс-таможенники, средства аудио- и видеозаписи. Стодолларовые купюры в сумме 10 тысяч были переписаны и ксерокопированы.
На глазах сотрудников собственной безопасности и понятых, которые наблюдали за сценой из соседней комнаты с помощью монитора, комбинаторы получили запрашиваемые доллары.
На выходе они были задержаны и обысканы. Помимо десяти тысяч переписанных долларов из их карманов буквально посыпались удостоверения помощников членов Государственной Думы, советников судебного департамента, сотрудников МЧС и Главной военной прокуратуры.
Вскоре возле здания «безпеки» появился мужчина, который представился как бывший сотрудник группы «Альфа». Он стал искать контакта с понятыми, болтавшимися тут же без дела, и сошелся с одним из них на теме «общих знакомых по спорту».
Задержанные и вправду оказались людьми очень непростыми. С учетом личностей подозреваемых прокурор отказал в санкции на последующее их заключение под стражу и они были благополучно отпущены на волю.
Между тем уже на второй или третий день по Московской таможне поползли слухи, что Борисов якобы вымогает взятку за их освобождение. Слухи дошли до начальства, подполковника вызывали на ковер и потребовали объяснений, а вскоре Игнатову позвонил один из понятых, которые присутствовали при задержании и стал плести что-то о каких-то деньгах.
Борисов поверив своему оперативному чутью осторожно попросил понятого приехать наутро на Девятинку.
Наутро когда понятой попытался засунуть конверт с деньгами в карман кителя Борисова, он тот задержал его. Произошла короткая потасовка в ходе которой на землю выпал диктофон, на кассете которого, а она начала записываться еще до непосредственной встречи с Борисовым слышны голоса, инструктирующие, как и куда совать деньги, если Борисов не будет их брать.
И хоть в эпизоде с мнимой взяткой служебная проверка вины Борисова не выявила, дело по бывшим таможенникам прекращено, теперь они - «потерпевшие».
***
Можно ли победить коррупцию в таможне?
Да никогда. Невозможно сломать систему, разорвать порочный круг. Взятка существовала всегда...
Коррупция настолько поразила все клетки государственного организма, настолько вплелась в ткань российской хозяйственной системы и политических институтов, что уничтожь её сейчас каким-то чудом, по мановению волшебной палочки - и государственная машина просто не сможет функционировать.
В русской культуре слово это обретает бесчисленные выражения. От эпохи средневековья наследуются образы «шемякина суда» и «московской волокиты». Таможенных чиновников в народе веками почитают «крапивным семенем». На окраинах великой империи взятка имела множество имен. Классическая литература донесла до нас эвфемистические определения взятки присущие - «барашек в бумажке», «рекомендательное письмо за подписью князя Хованского». Двадцатый век породил обороты более грубые и выразительные: «дать на лапу», «подмазать», «сунуть». Да и словарь Даля приводит массу пословиц на нашу тему.
Взятки и злоупотребления, а, стало быть, и лица, их совершающие, - это не вся коррупция. Это лишь её отдельные криминальные проявления, можно сказать, рябь на поверхности. Коррупция как явление - она под этой рябью, в мутной и темной глубине, которую необходимо сделать хоть сколько-нибудь ясной.
Более того, кое-кто пытается свести антикоррупционную стратегию к погоне за посетителями медицинских стационаров или нарушителями правил дорожного движения, оплатившим вырезание гланд и проезд на красный свет. Замысел хитрый: пока зарплата в бюджетной сфере будет оставаться пособием по бедности, искоренение бытовой коррупции невозможно. Зато отвлечь силы на "охоту за тараканами" можно. Контрабанда и коррупция, как говорил поэт-трибун - «близнецы - братья», такие "машины", которые не остановить одним махом, одним приказом или несколькими месяцами борьбы. Наверное, искоренить их полностью как явление, имеющие давние исторические корни, невозможно.
Когда одна палочка и девять дырочек истребят целое войско...
Когда Король обнажит голову, а ты останешься в шляпе...
Когда...
***
Кристально честных у нас вообще не сыщешь, хоть сутки напролёт броди по улицам с зажжённым фонарём в руках - ни одного праведника не обнаружите, ручаюсь. А раз общество - такое, то почему же таможня должна быть хоть чуточку лучше всего остального?
На зарплату, как источник средств к существованию, давно уж никто всерьёз не смотрит - жалкий мизер, да и тот норовят выплачивать нерегулярно.
Но подрабатывать официально запрещено, а и разреши, так - когда?
Время каждого опера целиком и полностью загружено службой. Остаётся либо ловчить в рабочее время, с использованием всех предоставленных той же службой возможностей, либо - с чистой совестью и лёгкой душей умирать с голодухи.
Конечно есть в таможне и бессеребренники. Это - либо выходцы из богатых семей, у которых и так всё есть, либо безнадёжные максималисты, просто не способные химичить ввиду абсолютной прямолинейности мозгов, либо, наконец, принципиальные, которые предпочитают быть презираемыми женой и детьми, считающими их, главу семейства, жалким неудачником, и бродить по коридорам родного подразделения живым и грозным примером служивой молодёжи: мол, вот что ждёт того из вас, парни, кто и в самом деле рассчитывает пройти по жизни ни во что не вляпавшимся чистоплюем!
Однако тут важно не зарываться, знать своё место в общем строю, "не по чину берёшь!" - самое заслуженное из обвинений.
И ещё: право на мзду надо заслужить долгими годами беззаветной службы, когда показатели тянул как проклятый, кряхтел, стонал, плакал безмолвно кровавыми слезами, но держал отчётность на должном уровне, торчал на работе без выходных с утра и до позднего вечера, недосыпал ночами, недоедал, жену недоцеловывал, родных детишек видел урывками в редких промежутках между допросами и оперативными проверками.
- ничего не иметь, это твоё право, некоторым даже нравится после нескольких десятилетий преданного служения Отечеству кончать жизнь в нищете, жалким и никому не нужным куском стонущее - немощной человеческой плоти, но это - удовольствие для гурманов. А нормальному человеку хочется уюта и обеспеченности, а поскольку держава давно уж плюнула на своих верных слуг и погрязла в собственной бездарности и внутренних разборках, то остаётся одно: самому заботиться о своём будущем, а заодно и - настоящем, это не так уж и трудно, ежели умеючи. Ну вот, сидят во всех уютных местечках наши ветераны и тихонько сливают себе в карманы ручейки живых денежек, а потом приходит новая смена, молодёжь, видит, что такие - то имеют то-то, и нетерпеливо заявляют: "Мы тоже хотим!" А на каком основании?!. Ни заслуг, ни опыта, ни преданности делу, одна только жадность в соединении с завистью: "Мне тоже дайте!" - требуют настойчиво, где надо тонко и неназойливо доить коммерсанта - хватают его за горло и вышибают мзду
А сделаешь такому замечание - же вопит в ответ:
- А почему же мне - нельзя, если товарищу начальнику - можно?!
Умудрённые жизнью и закалённые многолетними пьянками ветераны жадную до денег молодёжь глухо недолюбливают и побаиваются, стараясь при малейшей возможности от таких избавляться, кинув их под каток очередной компании по борьбе со взяточничеством и коррупцией, иногда зазевается и кто-то из старожилов, тогда и его каток безжалостно сомнёт и утрамбует. А кто виноват?.. Опять - таки виноваты потерявшие нюх от иллюзорной вседозволенности новички - недоумки!..
***
В таможенной структуре берут, точней, постоянно готовы взять везде и практически каждый, примем это за аксиому, но так же верно и то, что массовой, всеохватной и всеобщей системы взяточничества и поборов в нет и быть не может в принципе. Нет такого, чтобы опера и инспекторы брали и, оставив себе законную долю, передавали начальникам отделов и таможен, от тех, взявших свои "комиссионные", денежки капали бы в казну "вождей", которые процветали бы за счёт вверенного ему личного состава Чепуха это!
Ну, во-первых, государственный таможенный комитет, как и любое из государственных ведомств, раздроблено, разделено, разбито на великое множество групп, группировок, кланов и "сфер влияния", все они ожесточённо борются за уютные местечки под солнцем, внимательно наблюдая друг за дружкой, неустанно конкурируя и противоборствуя, то объединяясь в союзнические блоки и коалиции для совместных атак на общего врага, то разъединяясь, переругиваясь и вероломно нападая на вчерашних друзей и подельников. Идёт кровопролитная и беспощадная война амбиций и личных интересов, привычно прикрываемая красивыми словесами о борьбе с преступностью во имя интересов общества и на благо людей. Тут каждый рад в любой благоприятный момент подставить ножку каждому.
Люди генерала Иванова копят и множат компромат на людей генералов Петрова, Сидорова и всех прочих, причём люди Петрова, Сидорова и всех прочих тоже не лыком шиты и держат наготове чемоданы компромата на людей как генерала Иванова, так и всех прочих генералов, окромя собственного (впрочем, наиболее дальновидные и на родимого шефа кой-что имеют в загашнике - на всякий пожарный случай). Время от времени что-то из этого компромата при надобности пускается в ход, кто зевнул и подставился - тех понижают в должности, гонят в шею, судят и сажают даже, на радость нашим СМИ, вопящих, по подсказке извне, об очередных успехах операции "чистые руки". Хотя на деле одни более удачливые скушали других - менее удачливых, только и всего. Но возможность попрощаться со свободой" при таком раскладе существует практически для каждого, что сдерживает и умеряет аппетиты. Плюс к вутриведомственной грызне и раздорам добавляются сложные взаимоотношения с прокурорскими, судейскими, налоговыми, и, разумеется, политическими группировками.
Тут тоже - масса сложностей, противоборств, подводных течений и непримиримых противоречий, в результате чего эти взаимоотношения постоянно колеблются в диапазоне между "нежной дружбой" и "жестокой враждой". Внешне проявляется это в том, что то как только таможенные опера "наезжают" на кого-то могущественного, то кто-либо из заинтересованных дает оборотку, взрываются подковерные мины и снаряды, свистят вполне натуральные пули, кто-то падает, кого-то уводят под конвоем, редеют чиновничьи ряды, уцелевшие становятся втройне осторожнее (собственно говоря, только очень осторожные в итоге таких постоянных битв и выживают!), идёт естественный внутренний отбор. Но это - лишь одна сторона медали.
А вторая сторона проблемы заключается в том, что и внутри клана вожак не может разрешить своим подручным мздоимствовать вволю, ибо это не только делает клан уязвимым перед сборщиками компромата из противоборствующих группировок, но и подрывает внутреннюю дисциплину в стае, лишив главаря множества возможностей по воздействию на своих людей. - Ну а если предположить: пришёл в органы честный человек, который сопротивляется сложившейся тенденции; как его ломают?
- Ломают обстоятельства, о чём я знаю не понаслышке. От тех своих коллег, кто, не захотев ломаться, просто ушёл из органов. Представьте себе ситуацию: руководитель милиции платит за то, чтобы ему присвоили генеральское звание - такая "негласная традиция" заведена с 90-х годов. Генеральское звание может стоить 100-150 тыс. долларов. Чтобы достать эти деньги, он собирает своих подчинённых - начальников отделов: сумма разбивается, и на каждого возлагается обязанность принести свою часть. Начальники отделов, в свою очередь, собирают своих подчинённых-
Да, именно так. Ведь новый начальник, приходя, расставляет на все посты своих людей. Они зависят от него, понимая, что его благополучие - это их благополучие. Нижестоящие начальники тоже собирают вокруг себя своих людей. И если я пришёл туда с благими намерениями, с желанием бороться с преступностью, быть честным и неподкупным, если я попытаюсь вести себя независимо и честно, меня оттуда уберут. Я не буду приносить в клювике ту часть, которая за мной закреплена, которая нужна новоназначенному начальнику для получения звания. Со следующим начальником начинается то же. А кроме званий ещё же нужно и семьи содержать:
Никакие реформы, никакие повышения зарплат, никакие усовершенствования законов не помогут сами по себе. И не сможем мы изменить психологиютаможенника, пока не поменяем систему власти. Нельзя воспитательными мерами изменить человека. Это идеализм чистейшей воды. Вы ему будете говорить одно, а бытие, то есть наша жизнь, будет диктовать другое. ...
***
Телефонный звонок раздался около половины двенадцатого. Борисов предположив, что звонят из дежурки и мысленно матерно ругаясь, он снял трубку:
- Отдел по ликвидации врагов народа слушает. В трубке хмыкнули и хрипловатый голос Симдянова произнес:
- Значит, я не ошибся номером. Вы по вызову работаете?
Готовь своих на выезд вместе с ОБЭПовцами. Они «взятку делают» по нашей теме - так что мотнитесь с ними на Одинцрвский таможенный пост. И это - по аккуратней там:
Борисов окликнул Бурых и капитана Телягина из соседнего отдела. Процедура известная: заявление взяткодателя - пометка денег - засада - триумф правосудия. Поскольку взяткополучатель работал начальником акцизного склада и мог позвать себе на помощь "трудовой коллектив", Борисов пригласил для участия в операции СОБРовцев, оторвав их от куда более приятного занятия - поглощения пива прямо в служебном кабинете.
СОБР был упакован в кузов автоприцепа под брезент со строгим приказом не шевелиться. Как назло, взяточник долго не принимал подношение. Тем временем после пивка им потребовалось в туалет. Однако чувство долга было сильнее, и бойцы терпели молча. Наконец взяточник принял подношение и был схвачен.
Справедливости ради надо отметить, что заявивший о вымогательстве взятки был типичным предпринимателем, поднявшимся на контрабанде. Нет, он не возил контрабанду в наш славный город, это рискованно, в России сейчас бизнес так не делается. Просто он сильно дружил с начальником таможенного поста, и ему, отдавался для реализации весь таможенный конфискат. У нас в стране есть только один способ успешно вести бизнес- прилепится к власти, но это отдельная детективная история.
Начальник слово сдержал, товара подгонял эксклюзивный, и коммерсант от таможни поднялся на нем серьезно, благодетеля не забывал, не пожалел даже на именины новенького «Хаммера» в эксклюзивном исполнении. Однако, все хорошее имеет свойство когда-то заканчиваться. Таможенник стал требовать все больше и больше, норовил влезть в долю, а последний раз и вовсе, попавшись на жаренном (не разобрался, попытался «тяпнуть» товар не у тех, у кого следовало) перевел стрелки на компаньона. Заплатив немалые отступные «серьезным людям» коммерсант пылая праведным гневом помчался писать заяву на бывшего благодетеля.
На радостях майор из ОБЭПа пообещал включить коллег из таможни в победный рапорт и, не знавший о страданиях СОБРовцев, провозгласил: "Едем немедленно в контору!"
Исполнить своё самое насущное желание они не успели. Тем временем взяточник начал возмущаться задержанием и ссылаться на ООН, президента США и права человека. Ему никто не отвечал - Борисов вёл машину, а у Бурых с Телягиным мысли были заняты совсем другим. Когда опергруппа прибыла на Девятинку, задержанный нагло уселся на мостовую рядом с машиной и отказался двигаться до тех пор, пока прямо сюда не приведут прокурора. Эта проволочка оказалась для него роковой. Бурых пытался его уговорить, но запасы терпения у бойцов уже кончились - они едва успели расстегнуть брюки и достоинству и правам уважаемого взяточника был нанесён значительный ущерб. Интересно, что после этого, помывшись, взяточник не только больше не вспоминал про свои права, но и признал все выдвинутые против него обвинения.
***