"Темная ночь" Н.Богословский, Владимир Агатов
Темная ночь, только пули свистят по степи,
Только ветер гудит в проводах, тускло звезды мерцают.
В темную ночь ты, любимая, знаю, не спишь,
И у детской кроватки тайком ты слезу утираешь.
Как я люблю глубину твоих ласковых глаз,
Как я хочу к ним прижаться сейчас губами!
Темная ночь разделяет, любимая, нас,
И тревожная, черная степь пролегла между нами.
Верю в тебя, в дорогую подругу мою.
Эта вера от пули меня темной ночью хранила...
Радостно мне, я спокоен в смертельном бою,
Знаю, встретишь с любовью меня, что б со мной ни случилось.
Смерть не страшна, с ней не раз мы встречались в степи.
Вот и сейчас надо мною она кружится.
Ты меня ждешь и у детской кроватки не спишь.
И поэтому знаю: со мной ничего не случится!
------------------
Esse quam videri
"В землянке" К.Листов, А.Сурков
Бьется в тесной печурке огонь,
На поленьях смола, как слеза.
И поет мне в землянке гармонь
Про улыбку твою и глаза.
Про тебя мне шептали кусты
В белоснежных полях под Москвой.
Я хочу, чтобы слышала ты,
Как тоскует мой голос живой.
Ты сейчас далеко, далеко,
Между нами снега и снега...
До тебя мне дойти нелегко,
А до смерти четыре шага.
Пой, гармоника, вьюге назло,
Заплутавшее счастье зови!
Мне в холодной землянке тепло
От моей негасимой любви.
------------------
Esse quam videri
"Офицеры" Р.Хозак, Е.Агранович
От героев былых времен
Не осталось порой имен.
Те, кто приняли смертный бой,
Стали просто землей и травой...
Только грозная доблесть их
Поселилась в сердцах живых.
Этот вечный огонь, нам завещанный одним,
Мы в груди храним.
Погляди на моих бойцов -
Целый свет помнит их в лицо.
Вот застыл батальон в строю...
Снова старых друзей узнаю.
Хоть им нет двадцати пяти,
Трудный путь им пришлось пройти,
Это те, кто в штыки поднимался как один,
Те, кто брал Берлин!
Нет в России семьи такой,
Где не памятен был свой герой.
И глаза молодых солдат
С фотографий увядших глядят...
Этот взгляд, словно высший суд,
Для ребят, что сейчас растут.
И мальчишкам нельзя ни солгать, ни обмануть,
Ни спути свернуть!
------------------
Esse quam videri
В лесу прифронтовом М.Исаковский/М.Блантер
С берез - неслышен, невесом -
cлетает желтый лист.
Старинный вальс "Осенний сон"
играет гармонист.
Вздыхают, жалуясь, басы,
и, словно в забытьи,
сидят и слушают бойцы,
товарищи мои.
Под этот вальс весенним днем
ходили мы на круг,
под этот вальс в краю родном
любили мы подруг;
под этот вальс ловили мы
очей любимых свет,
под этот вальс грустили мы,
когда подруги нет.
И вот он снова прозвучал
в лесу прифронтовом,
и каждый слушал и молчал
о чем-то дорогом,
и каждый думал о своей,
припомнив ту весну,
и каждый знал - дорога к ней
ведет через войну.
Пусть свет и радость прежних встреч
нам светят в трудный час,
а коль придется в землю лечь,
так это ж только раз!
Но пусть и смерть - в огне, в дыму -
бойца не устрашит,
и что положено кому,
пусть каждый совершит.
Так что ж, друзья, коль наш черед -
да будет сталь крепка!
Пусть наше сердце не замрет,
не задрожит рука.
Настал черед, пришла пора.
Идем, друзья, идем!
За все, чем жили мы вчера,
за все, что завтра ждем!
Эх, дороги... Новиков, Ошанин
Эх, дороги...
Пыль да туман,
Холода, тревоги,
Да степной бурьян.
Знать не можешь
Доли своей.
Может крылья сложишь
Посреди степей.
Вьется пыль над сапогами -
Степями,
Полями,
А кругом бушует пламя,
Да пули свистят.
Эх, дороги...
Пыль да туман,
Холода, тревоги,
Да степной бурьян.
Выстрел гранет,
Ворон кружит...
Твой дружок в бурьяне
Неживой лежит.
А дорога дальше мчится,
Пылится,
Клубится,
А кругом семля дымится -
Чужая земля.
Эх, дороги...
Пыль да туман,
Холода, тревоги,
Да степной бурьян.
Край сосновый,
Солнце встает.
У крыльца родного
Мать сыночка ждет.
И бескрайними путями,
Степями,
Полями,
Все глядят вослед за нами,
Родные глаза.
Эх, дороги...
Пыль да туман,
Холода, тревоги,
Да степной бурьян.
Снег ли ветер,
Вспомним, друзья...
Нам дороги эти
Позабыть нельзя.
За три факта, за три анекдота
Вынут пулеметчика из дота,
Вытащят, осудят и засудят,
Это было, это есть и будет.
За три анекдота, за три факта
С примененьем разума и такта
С примененьем чувства и закона
Уберут его из батальона.
За три анекдота, факта за три
Никогда ему не видеть завтра,
Он теперь не сеет и не пашет,
Анекдот четвертый не расскажет.
Я когда-то думал все уладить,
Целый мир облагородить,
Трибуналы навсегда отвадить
За три факта человека гробить.
Я теперь мечтаю как о пире
Духа, чтобы меньше убивали.
Чтобы не за три, а за четыре
Анекдота со свету сживали.
Словно именно я был такая-то мать,
Всех всегда посылали ко мне.
Я обязан был все до конца понимать
В этой длинной и сложной войне.
То я письма писал,
То я души спасал,
То газеты читал,
То трофеи считал.
Я военно-неграмотным был. Я не знал
В октябре сорок первого года,
Что войну я по правилам всю проиграл,
Что стоит пораженье у входа.
Я не знал, и я верил -
Победа придет,
Хоть шагал я назад,
Но кричал я "Вперед!".
Не умел воевать, но умел я вставать
Отрывать гимнастерку от глины
И в атаку бойцов за собой поднимать
Ради Родины и дисциплины.
Хоть ругали меня,
Но бросались за мной,
Это было моей
Персональной войной.
Так от Польши до Волги дорогой огня
Я прошел, и от Волги До Польши.
И я верил, что Сталин похож на меня,
Только лучше, умнее и больше.
Комиссаром тогда меня звали. Попом
Не тогда меня звали, а звали потом.
Владимир Высоцкий
На братских могилах не ставят крестов,
И вдовы на них на рыдают,
К ним кто-то приносит букеты цветов
И Вечный огонь зажигают.
Здесь раньше вставала земля на дыбы,
А нынче - гранитные плиты.
Здесь нет ни одной персональной судьбы,
Все судьбы в единую слиты.
А в Вечном огне виден вспыхнувший танк,
Горящие русские хаты,
Горящий Смоленск и горящий рейхстаг,
Горящее сердце солдата.
На братских могилах нет плачущих вдов,
Сюда ходят люди покрепче.
На братских могилах не ставят крестов,
Но разве от этого легче?
Мерцал закат, как блеск клинка,
Свою добычу смерть искала.
Бой будет завтра, а пока
Взвод зарывался в облака
И уходил по перевалам.
Отставить разговоры.
Вперед и вверх, а там -
Ведь это наши горы,
Они помогут нам.
Они помогут нам!
А до войны вот этот склон
Немецкий парень брал с тобой.
Он падал вниз, но был спасен,
А вот сейчас, быть может, он
Свой автомат готовит к бою.
Отставить разговоры.
Вперед и вверх, а там -
Ведь это наши горы,
Они помогут нам.
Они помогут нам!
Ты снова здесь, ты собран весь.
Ты ждешь заветного сигнала.
А парень тот - он тоже здесь,
Среди стрелков из "Эдельвейс".
Их надо сбросить с перевала.
Отставить разговоры.
Вперед и вверх, а там -
Ведь это наши горы,
Они помогут нам.
Они помогут нам!
***
Мне этот бой не забыть нипочем, -
Смертью пропитан воздух.
А с небосвода бесшумным дождем
Падали звезды.
Вот снова упала, и я загадал -
Выйти живым из боя!
Так свою жизнь я поспешно связал
С глупой звездою.
Нам говорили: "Нужна высота!"
И "Не жалеть патроны!"
Вон покатилась вторая звезда -
Вам на погоны.
Я уж решил - миновала беда,
И удалось отвертеться...
С неба скатилась шальная звезда
Прямо под сердце.
Звезд этих в небе - что рыбы в прудах,
Хватит на всех с лихвою.
Если б не насмерть - ходил бы тогда
Тоже героем.
Я бы звезду эту сыну отдал, -
Просто на память...
В небе висит, пропадает звезда -
Некуда падать.
Вспомнаю брошюру трофейную - набор пищевых рационов
Для военных зверей и военных людей,
Для танкистов, для летчиков, для шпионов,
Для собак, для лошадей,
Вспоминаю особо страницы брошюры такие,
Где питаются свинки морские - вдохновенные речи
Что не нужно жалеть им ни проса, ни гречи.
Отработали кони и сено свое, и овес,
И тянули как танки, и глядели орлино.
Бранденбургский битюг свою фуру провез
От Берлина до Волги. И от Волги затем до Берлина.
Отработали псы кровяную свою колбасу -
Помню минное поле и взрывы немецких овчарок.
Но я странную радость доселе в сознанье несу,
Что немецкая свинка морская не сработала в дьявольских чарах.
Даром жрали фураж только свинки морские одни.
Вибрионов холерных питая, рационов для них не жалели.
Я, наверное, лишь потому продолжаю отсчитывать дни,
Что немецкие свинки морские без научных отдач околели.
Юрий Визбор
Помни войну! Пусть далека она и туманна.
Годы идут, командиры уходят в запас.
Помни войну! Это, право же, вовсе не странно:
Помнить все то, что когда-то касалось всех нас.
Гром поездов. Гром лавин на осеннем Кавказе.
Падает снег. Ночью староста пьет самогон.
Тлеет костер. Партизаны остались без связи.
Унтер содрал серебро со старинных икон.
Помни войну! Стелет простынь нарком в кабинете.
Рота - ура! Коммунисты - идти впереди!
Помни войну! Это мы - ленинградские дети,
Прямо в глаза с фотографий жестоких глядим.
Тихо, браток. В печку брошены детские лыжи.
Русский народ роет в белой земле блиндажи.
Тихо, браток. Подпусти их немного поближе -
Нам-то не жить, но и этим подонкам не жить.
***
По краю воронок - березок столбы.
По краю воронок - грибы, да грибы.
Автобус провоет за чахлым леском,
Туман над Невою, как в сердце ком.
А кто здесь с войны сыроежкой пророс?
Так это ж пехота, никак не матрос.
Матрос от снаряда имел поцелуй
И вырос в отдельно стоящий валуй.
По минному полю проходит взрывник,
По бывшему минному полю - грибник,
Он в каске, как дьявол, очки со слюдой,
Бордовая "Ява", как конь молодой.
Несут грибники на закуску грибы.
Проносит санрота гробы, да гробы,
Морская пехота, зенитная часть,
Саперная рота и два трубача.
А ну-ка, ребята, отдайте грибы,
Пускай они снова вростают в гробы.
Откинутся доски, земля отлетит
И ротный построиться роте велит.
И снова атака, и снова, "ура"!
Опять из-за танков палит немчура.
Нельзя и сторонкой уйти от судьбы...
Воронки, воронки, грибы да грибы.
***
Мы это дело разом увидали,
Как роты две поднялись из земли,
И рукава по локоть закатали,
И к нам с Виталий Палычем пошли.
А солнце жарит, чтоб оно пропало,
Но нет уже судьбы у нас другой,
И я шепчу: "Постой, Виталий Палыч,
Постой, подпустим ближе, дорогой".
И тихо в мире, только временами
Травиночка в прицеле задрожит,
Кусочек леса редкого за нами,
А дальше - поле, Родина лежит,
И солнце жарит, чтоб оно пропало,
Но нет уже судьбы у нас другой,
И я шепчу: "Постой, Виталий Палыч,
Постой, подпустим ближе, дорогой".
Окопчик наш - последняя квартира,
Другой не будет, видно, нам дано.
И черные проклятые мундиры
Подходят, как в замедленном кино.
И солнце жарит, чтоб оно пропало,
Но нет уже судьбы у нас другой,
И я кричу: "Давай, Виталий Палыч!
Давай на всю катушку, дорогой!"
...Мои года, как поезда, проходят,
Но прихожу туда хоть раз в году,
Где пахота заботливо обходит
Печальную фанерную звезду,
Где солнце жарит, чтоб оно пропало,
Где не было судьбы у нас другой.
И я шепчу: "Прости, Виталий Палыч,
Прости мне, что я выжил, дорогой".
Спокойней со спокойными, но все же
Бывало, ждешь и жаждешь гневной дрожи,
Сопротивленья матерьяла ждешь.
Я много дел расследовал, но мало
Встречал сопротивленья матерьяла,
Позиции - не помню ни на грош.
Оспаривались факты, но идеи
Одни и те же, видимо, владели
Как мною, так и теми, кто сидел
За столом, но по другую сторону,
Называл автобус черным вороном,
Признаваться в фактах не хотел.
Они сидели, а потом стояли
И падали, но не провозглашали
Свое "ура", особое "ура".
Я помню их "ура", истошно-выспреннее,
Тоскливое, печальное, но искреннее,
Так все кричат, когда придет пора.
А если немцы очень напирали,
Мы смертников условно отпускали,
Гранату в руки - и на фронт, вперед.
И санитарные автомобили
Нас вместе в медсанбаты увозили,
В огромной, братской, во сырой могиле
Нас хоронил один и тот же взвод.
СОСHЯКОМ ПО ОТКОСАМ КУДРЯВИТСЯ
ПОГРАHИЧHЫЙ, СКУПОЙ КРУГОЗОР.
ПРИHИМАЙ HАС, СУОМИ - КРАСАВИЦА,
В ОЖЕРЕЛЬЕ ПРОЗРАЧHЫХ ОЗЕР.
ЛОМЯТ ТАHКИ ШИРОКИЕ ПРОСЕКИ,
САМОЛЕТЫ КРУЖАТ В ОБЛАКАХ,
HЕВЫСОКОЕ СОЛHЫШКО ОСЕHИ
-ЗАЖИГАЕТ ОГHИ HА ШТЫКАХ.
МЫ ПРИВЫКЛИ БРАТАТЬСЯ С ПОБЕДАМИ
И ОПЯТЬ МЫ ПРОHОСИМ В БОЮ
ПО ДОРОГАМ, ИСХОЖЕHHЫМ ДЕДАМИ,
КРАСHОЗВЕЗДHУЮ СЛАВУ СВОЮ.
МHОГО ЛЖИ В ЭТИ ГОДЫ HАВЕРЧЕHО,
ЧТОБ ЗАПУТАТЬ ФИHЛЯHДСКИЙ HАРОД,
РАСКРЫВАЙТЕ Ж ТЕПЕРЬ HАМ ДОВЕРЧИВО
ПОЛОВИHКИ ШИРОКИХ ВОРОТ. 😀 😀 😀 😀 😀
HИ ШУТАМ, HИ ПИСАКАМ ЮРОДИВЫМ
БОЛЬШЕ ВАШИХ СЕРДЕЦ HЕ СМУТИТЬ,
ОТHИМАЛИ HЕ РАЗ ВАШУ РОДИHУ
МЫ ПРИХОДИМ ЕЕ ВОЗВРАТИТЬ.
МЫ ПРИХОДИМ ПОМОЧЬ ВАМ РАСПРАВИТЬСЯ,
РАСПЛАТИТЬСЯ С ЛИХВОЙ ЗА ПОЗОР.
ПРИHИМАЙ HАС, СУОМИ - КРАСАВИЦА,
В ОЖЕРЕЛЬЕ ПРОЗРАЧHЫХ ОЗЕР.
Расстреливали Ваньку-взводного
за то, что рубежа он водного
не удержал, не устерег.
Не выдержал. Не смог. Убег.
Бомбардировщики бомбили
и всех до одного убили.
Убили всех до одного,
его не тронув одного.
Он доказать не смог суду,
что взвода общую беду
он избежал совсем случайно.
Унес в могилу эту тайну.
Удар в сосок, удар в висок,
и вот зарыт Иван в песок,
и даже холмик не насыпан
над ямой, где Иван засыпан.
До речки не дойдя Днепра,
он тихо канул в речку Лету.
Все это сделано с утра,
зане жара была в то лето.
ВЛАДИМИР ВЫСОЦКИЙ
"Он не вернулся из боя"
Почему всё не так? Вроде - всё как всегда:
То же небо - опять голубое,
Тот же лес, тот же воздух и та же вода...
Только - он не вернулся из боя.
Мне теперь не понять, кто же прав был из нас
В наших спорах без сна и покоя.
Мне не стало хватать его только сейчас -
Когда он не вернулся из боя.
Он молчал невпопад и не в такт подпевал,
Он всегда говорил про другое,
Он мне спать не давал, он с восходом вставал, -
А вчера не вернулся из боя.
То, что пусто теперь, - не про то разговор:
Вдруг заметил я - нас было двое...
Для меня - будто ветром задуло костёр,
Когда он не вернулся из боя.
Нынче вырвалось - словно из плена весна -
По ошибке окликнул его я:
"Друг, оставь покурить!" - а в ответ - тишина...
Он вчера не вернулся из боя.
Наши мертвые нас не оставят в беде,
Наши павшие - как часовые...
Отражается небо в лесу, как в воде, -
И деревья стоят голубые.
Нам и места в землянке хватало вполне,
Нам и время текло - для обоих...
Все теперь - одному. Только кажется мне,
Это я не вернулся из боя.
1969
Словно хлопнули по плечу
Стопудовой горячей лапой,
Я внезапно наземь лечу,
Неожиданно тихий, слабый.
Убегает стрелковая цепь,
Словно солнце уходит на запад,
Остается сожженная степь,
Я и крови горячей запах.
Я снимаю с себя наган -
На боку носить не сумею,
И ремень, как большой гайтан,
Одеваю себе на шею.
И от солнца ползу на восток,
Приминая степные травы,
А за мною ползет кровавый
След, дымящийся и густой.
В этот раз, в этот первый раз,
Я еще уползу к востоку
От германцев, от высших рас,
Буду пить в лазарете настойку,
Буду сводку читать, буду есть
Суп-бульон, с петрушкой для запаха,
Буду думать про долг, про честь,
Я еще доползу до запада.
Буфер бьется
Пятаком зеленым,
Дрожью тянут
Дальние пути.
Завывают
В поле эшелоны,
Мимоходом
Сердце прихватив.
Паровоз
Листает километры.
Соль в глазах
Несытою тоской.
Вянет год,
И выпивохи-ветры
Осень носят
В парках за Москвой.
Быть беде.
Но, видно, захотелось,
Чтоб в сердечной
Бешеной зиме
Мне дрожать
Мечтою оголтелой,
От тебя
За тридевять земель.
Душу продал
За бульвар осенний,
За трамвайный
Гулкий ветерок.
Ой вы, сени,
Сени мои, сени,
Тоскливая радость
Горлу поперек.
В окна плещут
Бойкие зарницы,
И, мазнув
Мукой по облакам,
Сытым задом
Медленно садится
Лунный блин
На острие штыка...
На полянке разминаются оркестры духовые
и играют марш известный -- неизвестно для чего.
Мы пока еще все целы, мы покуда все живые,
а когда нагрянет утро -- там посмотрим, кто кого.
И ефрейтор одинокий шаг высокий отбивает,
у него глаза большие, у него победный вид...
Но глубоко, так глубоко, просто глубже не бывает,
он за пазухою письма треугольные хранит.
Лейтенантик моложавый (он назначен к нам комбатом) смотрит в карту полевую, верит в чудо и в успех.
А солдат со мною рядом называет меня братом:
кровь, кипящая по жилам, нынче общая для всех.
Смолкли гордые оркестры -- это главная примета.
Наготове все запасы: крови, брани и свинца...
Сколько там минут осталось... три-четыре до рассвета, три-четыре до победы... три-четыре до конца.
Разметались бы волосы если бы не стрижка
Разлетелся б сарафан если б не джины
Быть тебе невестой если твой парнишка
Бог даст придет живым C войны
Вышла бы в поле да кругом асфальты
Господа курсанты чистят сапоги
Ой полковники, майоры, лейтенанты
Не стреляйте по любви
Боишься опоздать на вечернюю сводку
По два письма в день в одну сторону
А на кладбище братва все глушит водку
За одноклассника в плену
ЧИЖ
Поздравьте меня, дорогая: я рад, что остался в живых,
Сгорая в преддверии рая средь маршалов и рядовых,
Когда они шумной толпою, в сиянии огненных стрел,
Влекли и меня за собою... Я счастлив, что там не сгорел.
Из хроник, прочитанных мною, в которых - судьба и душа,
Где теплится пламя былое условно, почти не дыша,
Являются мне не впервые, как будто из чащи густой,
То флаги любви роковые, то знаки надежды пустой,
То пепел, то кровь, а то слезы - житейская наша река.
Лишь редкие красные розы ее украшают слегка.
И так эта реченька катит, и так не устала катить,
Что слез никаких и не хватит, чтоб горечь утрат оплатить.
Судьба ли меня защитила, собою укрыв от огня!
Какая-то тайная сила всю жизнь охраняла меня.
И так все сошлось, дорогая: наверно, я там не сгорел,
Чтоб выкрикнуть здесь, догорая, про то, что другой не успел.
Ах, война, что ж ты сделала, подлая:
Cm
стали тихими наши дворы,
Eb Fm
наши мальчики головы подняли,
G7
повзрослели они до поры,
Cm Eb
на пороге едва помаячили,
Fm G7
и ушли, за солдатом - солдат...
Cm C7 Fm
До свидания, мальчики! Мальчики,
Cm/G G7 Cm
постарайтесь вернуться назад.
Нет, не прячьтесь вы, будьте высокими,
не жалейте ни пуль, ни гранат,
И себя не щадите вы, и все-таки
постарайтесь вернуться назад.
Ах, война, что ж ты, подлая, сделала:
вместо свадеб - разлуки и дым.
Наши девочки платьица белые
раздарили сестренкам своим.
Сапоги - ну куда от них денешься?
Да зеленые крылья погон...
Вы наплюйте на сплетников, девочки,
мы сведем с ними счеты потом.
Пусть болтают, что верить вам не во что,
что идете войной наугад...
До свидания, девочки! Девочки,
постарайтесь вернуться назад.
Ах, что-то мне не верится, что я, брат, воевал.
А может, это школьник меня нарисовал:
Я ручками размахиваю, я ножками сучу,
И уцелеть рассчитываю, и победить хочу.
Ах, что-то мне не верится, что я, брат, убивал.
А может, просто вечером в кино я побывал?
И не хватал оружия, чужую жизнь круша,
И руки мои чистые, и праведна душа.
Ах, что-то мне не верится, что я не пал в бою.
А может быть, подстреленный, давно живу в раю,
И кущи там, и рощи там, и кудри по плечам...
А эта жизнь прекрасная лишь снится по ночам.
Стихи Б.Окуджавы
Музыка И.Шварца
Блиндажи той войны все травой заросли,
Год за годом затихли бои.
Ни трава, ни года эту землю спасли,
А открытые раны твои.
Припев: То полдень, то тени, то солнце, то вьюга,
То ласточки, то вороньё...
Две вечных дороги - любовь и разлука |
Проходят сквозь сердце моё. | 2 раза
Наша память не в силах уйти от потерь,
Всё с фонариком бродит в былом.
Даже в праздничный день чья то тихая тень
Вместе с нами сидит за столом.
Припев: То полдень, то тени, то солнце, то вьюга,
То ласточки, то вороньё...
Две вечных дороги - любовь и разлука |
Проходят сквозь сердце моё.
Am E7 Am
Ваше благородие, госпожа разлука,
С G С
Мы с тобой друзья давно, вот какая штука,
Dm G7 С A7
Письмецо в конверте погоди не рви.
Dm Am E7 F A7
Не везет мне в смерти, повезет в любви.
Dm G7 С A7
Письмецо в конверте погоди не рви.
Dm Am E7 Am
Не везет мне в смерти, повезет в любви.
Ваше благородие, госпожа удача.
Для кого ты добрая, а кому иначе.
Девять граммов в сердце, постой, не зови.
Не везет мне в смерти, повезет в любви.
Ваше благородие, госпожа чужбина.
Крепко обнимала ты, да только не любила.
В ласковые сети, постой, не лови.
Не везет мне в смерти, повезет в любви.
Ваше благородие, госпожа победа.
Значит моя песенка до конца не спета.
Перестаньте черти клясться на крови!
Не везет мне в смерти, повезет в любви.
Смуглянка
"Смуглянка" - сл. Я.Шведова, муз. А.Новикова
Как то летом на рассвете заглянул в соседний сад
Там смуглянка-молдованка собирает виноград.
Я краснею, я бледнею, захотелось вдруг сказать:
"Станем над рекою зорьки летние встречать".
Раскудрявый клен зеленый лист резной
Я влюбленный и смущенный пред тобой
Клен зеленый, да клен кудрявый
Да раскудрявый, резной.
А смуглянка-молдованка отвечала парню в лад
Партизанский молдованский собираем мы отряд
Нынче рано партизаны дом покинули родной.
Ждет тебя дорога в партизанский лес густой.
И смуглянка-молдованка по тропинке в лес ушла.
В том обиду я увидел, что с собой не позвала.
О смуглянке-молдованке часто думал по ночам
Вдруг свою смуглянку я в отряде повстречал.
Впереди колонн
Я летел в боях,
Я сам нащупывал цель.
Я железный слон,
И ярость моя
Глядит в смотровую щель.
Я шел, как гром,
Как перст судьбы,
Я шел, поднимая прах;
И автострады
Кровавый бинт
Наматывался на трак.
Я пробил тюрьму
И вышел в штаб,
Безлюдный, как новый гроб.
Я шел по минам,
Как по вшам.
Мне дзоты ударили в лоб.
Я давил эти панцири
Черепах,
Пробиваясь в глубь норы;
И дзоты трещали,
Как черепа,
И лопались, как нарыв.
Обезумевший слон,
Я давил хрусталь,
Я сейфы сбивал с копыт.
Я слышал, как
Телефоны хрустят,
Размалываясь в пыль.
И вот среди раздолбанных кирпичей,
среди разгромленного барахла
я увидел куклу.
Она лежала, раскинув ручки,
в розовом платье, в розовых лентах, -
символ чужой любви, чужой семьи...
Она была совсем рядом.
Зарево вспухло,
Колпак летит,
Масло, как мозг, кипит,
Но я на куклу
Не смог наступить
И потому убит...
И занял я тихий
Свой престол
В весеннем шелесте трав.
Я застыл над городом,
Как Христос,
Смертию смерть поправ.
И я застыл,
Как застывший бой.
Кровенеют мои бока...
Теперь ты узнал меня? -
Я ж любовь,
Застывшая на века.
Вот я убитый падаю у бережка,
А в небе зорька майская сгорает,
Трубач трубу подкидывает бережно
И вдохновенно так играет.
Орудья остыли, рты отгикали,
До тех, кто живы, полтора квартала,
Неужто лишь одной моей погибели
Войне, чтоб стихнуть, не хватало.
Так что ж я не погиб тогда вначале,
Когда и пули не были слышны?
О, скольких мы сейчас перевенчали бы,
А может просто не было войны.
Выходят танки из леска,
устало роют снег,
а неотступная тоска
бредет за нами вслед.
Победа нас не обошла,
да крепко обожгла.
Мы на поминках водку пьем,
да ни один не пьян.
Мы пьем напропалую
одну, за ней вторую,
пятую, десятую,
горькую, десантную.
Она течет, и хоть бы черт,
ну хоть бы что - ни капельки...
Какой учет, когда течет?
А на закуску - яблоки.
На рынке не развешенные
дрожащею рукой,
подаренные женщиной,
заплаканной такой.
О ком ты тихо плакала?
Все, знать, не обо мне,
пока я топал ангелом
в защитной простыне.
Ждала, быть может, слова,
а я стоял едва,
и я не знал ни слова,
я все забыл слова.
Слова, слова... О чем они?
И не припомнишь всех.
И яблочко моченое
упало прямо в снег.
На белом снегу
лежит оно.
Я к вам забегу
давным-давно,
как еще до войны,
как в той тишине,
когда так нужны
вы не были мне...
В.С. Высоцкий
Полчаса до атаки.
Скоро снова под танки,
Снова слышать разрывов концерт.
А бойцу молодому
Передали из дома
Небольшой голубой треугольный конверт.
И как будто не здесь ты,
Если почерк невесты,
Или пишут отец или мать...
Но случилось другое,
Видно, зря перед боем
Поспешили солдату письмо передать.
Там стояло сначала:
"Извини, что молчала. Ждать устала...".
И все, весь листок.
Только снизу приписка:
"Уезжаю не близко,
Ты ж спокойно воюй и прости, если что".
Вместе с первым разрывом
Парень крикнул тоскливо:
"Почтальон, что ты мне притащил?
За минуту до смерти
В треугольном конверте
Пулевое ранение я получил".
Он шагнул из траншеи
С автоматом на шее,
От осколков беречься не стал.
И в бою под Москвою
Он обнялся с землею,
Только ветер обрывки письма разметал.
1967
Am E7 Am
Вы слышите, грохочут сапоги,
A7 Dm
и птицы ошалелые летят,
Am/E
И женщины глядят из-под руки,
E7
вы поняли, куда они глядят.
Вы слышите, грохочет барабан,
Солдат, прощайся с ней, прощайся с ней.
Уходит взвод в туман - в туман - в туман,
А прошлое ясней, ясней, ясней.
А где же наше мужество, солдат,
Когда мы возвращаемся назад?
Его, наверно, женщины крадут,
И, как птенца, за пазуху кладут.
А где же наши женщины, дружок,
Когда вступаем мы на свой порог?
Они встречают нас и вводят в дом,
А в нашем доме пахнет воровством.
А мы рукой на прошлое - вранье!
А мы с надеждой в будущее - свет!
А по полям жиреет воронье,
А по пятам война грохочет вслед.
И снова переулком - сапоги,
И птицы ошалелые летят.
И женщины глядят из-под руки,
В затылки наши круглые глядят.
Джазисты уходили в ополченье,
цивильного не скинув облаченья.
Тромбонов и чечеток короли
в солдаты необученные шли.
Кларнетов принцы, словно принцы крови,
магистры саксофонов шли, и, кроме,
шли барабанных палок колдуны
скрипучими подмостками войны.
На смену всем оставленным заботам
единственная зрела впереди,
и скрипачи ложились к пулеметам,
и пулеметы бились на груди.
Но что поделать, что поделать, если
атаки были в моде, а не песни?
Кто мог тогда их мужество учесть,
когда им гибнуть выпадала честь?
Едва затихли первые сраженья,
они рядком лежали. Без движенья.
В костюмах предвоенного шитья,
как будто притворяясь и шутя.
Редели их ряды и убывали.
Их убивали, их позабывали.
И все-таки под музыку Земли
их в поминанье светлое внесли,
когда на пятачке земного шара
под майский марш, торжественный такой,
отбила каблуки, танцуя, пара
за упокой их душ. За упокой.
В.С. Высоцкий
За нашей спиною остались паденья, закаты,
Ну, хоть бы ничтожный, нy, хоть бы невидимый взлет.
Мне хочется веpить, что чеpные наши бyшлаты
Дадyт мне возможность сегодня yвидеть восход.
Сегодня на людях сказали: "Умpите геpойски!"
Попpобyем, ладно, yвидим какой обоpот.
Я только подyмал, чyжие кypя папиpоски:
"Тyт кто как yмеет, мне важно yвидеть восход".
Особая pота - особый почет для сапеpа,
Не пpыгайте с финкой на спинy мою из ветвей.
Напpасно стаpаться, я и с пеpеpезанным гоpлом
Сегодня yвижy восход до pазвязки своей.
Пpошли по тылам, деpжась, чтоб не pезать их сонных,
И вдpyг я заметил, когда пpокyсили пpоход,
Еще несмышленный зеленый но чyткий подсолнyх
Уже повеpнyлся веpхyшкой своей на восход.
За нашей спиною 6.30 Остались, я знаю,
Не только паденья, закаты, но взлет и восход.
Два пpовода голых, зyбами скpипя, зачищаю,
Восхода не видел, но понял: вот-вот и взойдет.
Уходит обpатно на нас поpедевшая pота,
Что было - неважно, а важен лишь взоpванный поpт.
Мне хочется веpить, что гpyбая наша pабота
Вам даpит возможность беспошлинно видеть восход.
Gm
Здесь птицы не поют,
Деревья не растут,
D7
И только мы, плечом к плечу,
Gm
Врастаем в землю тут.
Горит и кружится планета,
Cm
Над нашей родиною дым,
F7 B
И, значит, нам нужна одна победа,
A7 D7 Gm
Одна на всех - мы за ценой не постоим.
A7 D7 Gm
Одна на всех - мы за ценой не постоим.
F7 B F7 B
Припев: Нас ждет огонь смертельный,
D7 Eb
И все ж бессилен он.
Cm F B
Сомненья прочь, уходит в ночь отдельный
A7 D7 Gm
Десятый наш, десантный батальон.
A7 D7 Gm
Десятый наш, десантный батальон.
Едва огонь угас -
Звучит другой приказ,
И почтальон сойдет с ума,
Разыскивая нас.
Взлетает красная ракета,
Бьет пулемет, неутомим...
И, значит, нам нужна одна победа,
Одна на всех - мы за ценой не постоим.
Одна на всех - мы за ценой не постоим.
Припев.
От Курска и Орла
Война нас довела
До самых вражеских ворот -
Такие, брат, дела.
Когда-нибудь мы вспомним это -
И не поверится самим...
А нынче нам нужна одна победа,
Одна на всех - мы за ценой не постоим.
Одна на всех - мы за ценой не постоим.
Припев.
На дороге столбовой
Умирает рядовой.
Он лежит ничком, рыдает
И не хочет умирать
Потому что умирает,
Не успев повоевать.
Он, дурак, не понимает
Что в такие времена
Счастлив тот, кто умирает
Не увидев ни хрена.
От войны войны не ищут.
У войны слепой расчет:
Там чужие пули рыщут,
Там родная кровь течет.
Пулька в золотой сорочке
Со свинцовым животом...
Нет на свете злей примочки,
Да кого спросить о том?
Всем даруется победа,
Не взаправду - так в душе.
Каждый смотрит на соседа,
А соседа нет уже.
Нас ведь создал Бог для счастья
Каждого в своем краю.
Отчего ж глухие страсти
Злобно сводят нас в бою?
Вот и прерван век недолгий,
И летят со всех сторон
Письма, словно треуголки
Бонапартовых времен.
Hm H7
Простите пехоте, что так неразумна бывает она:
Em F#7
Всегда мы уходим, когда над землею бушует весна.
Hm A7 D
И шагом неверным по лестничке шаткой, спасения нет...
Em Hm/F# F#7 Hm
Лишь белые вербы, как белые сестры глядят тебе вслед. - 2 раза
Не верьте погоде, когда затяжные дожди она льет,
Не верьте пехоте, когда она бравые песни поет,
Не верьте, не верьте, когда по садам закричат соловьи.
У жизни со смертью еще не окончены счеты свои. - 2 раза
Нас время учило, живи по привальному, дверь отворя.
Товарищ мужчина, как все же заманчива должность твоя,
Всегда ты в походе, и только одно отрывает от сна -
Куда ж мы уходим, когда за спиною бушует весна?..
Когда на смерть идут,- поют,
а перед этим можно плакать.
Ведь самый страшный час в бою -
час ожидания атаки.
Снег минами изрыт вокруг
и почернел от пыли минной.
Разрыв - и умирает друг.
И, значит, смерть проходит мимо.
Сейчас настанет мой черед,
За мной одним идет охота.
Ракеты просит небосвод
и вмерзшая в снега пехота.
Мне кажется, что я магнит,
что я притягиваю мины.
Разрыв - и лейтенант хрипит.
И смерть опять проходит мимо.
Но мы уже не в силах ждать.
И нас ведет через траншеи
окоченевшая вражда,
штыком дырявящая шеи.
Бой был коротким. А потом
глушили водку ледяную,
и выковыривал ножом
из-под ногтей я кровь чужую.
Там, где снег тропинки заметает,
Где лавины грозные шумят,
Эту песнь сложил и распевает
Альпинистов боевой отряд.
Нам в боях родными стали горы,
Не страшны ни вьюга, ни пурга,
Дан приказ - недолги были сборы
На разведку в логово врага!
Вспомни, товарищ, белые снега,
Стройный лес Баксанов, блиндажи врага,
Помнишь гранату и записку в ней
На скалистом гребне для грядущих дней.
На костре в дыму трещали ветки,
В котелке варился крепкий чай,
Ты пришёл усталый из разведки.
Много пил и столько же молчал.
Синими замёрзшими руками
Протирал вспотевший автомат,
Тяжело вздыхая временами,
Головой откинувшись назад.
Помнишь, товарищ, вой ночной пурги?
Помнишь, как кричали нам в лицо враги?
Помнишь, как ответил рёвом автомат?
Помнишь, как вернулись мы с тобой в отряд?
День придёт - решительным ударом
В бой пойдёт народ в последний раз.
И тогда мы скажем, что недаром
Мы стояли насмерть за Кавказ.
Там, где ночь и день бушуют шквалы,
Тонут скалы чёрные в снегу.
Мы закрыли грудью перевалы,
И ни пяди не дали врагу.
Шуткам не учат в наших лагерях,
Многим придётся воевать в горах:
Вместо ледоруба возьмёшь ты автомат,
Словно для страховки прижмёшь его приклад.
Альпы, Кордильеры, Гималаи
Разгляди в защитные очки,
На груди у нас горят недаром
Альпинистов славные значки.
Время былое пролетит как дым.
В памяти сотрутся прошлого следы,
Но не забыть нам этих грозных дней -
Вечно сохраним мы в памяти своей.
Помни, товарищ, белые снега,
Стройный лес Баксанов, блиндажи врага,
Кости на Басе, могилы под Ужбой
Вспомни, товарищ, вспомни дорогой!!!
Осколки голубого сплава
Валяются в сухом песке.
Здесь всё:
и боевая слава
И струйка крови на виске...
Из боя выходила рота,
Мы шли на отдых, в тишину
И над могилою пилота
Почувствовали всю войну.
Всю.
От окопов и до тыла,
Ревущую, как ястребок.
И отдых сделался постылым
И неуютным городок.
Мы умираем очень просто,
По нас оркестры не звенят.
Пусть так у взорванного моста
Найдут товарищи меня.
* * *
На снегу белизны госпитальной
умирал военврач, умирал военврач.
Ты не плачь о нем, девушка,
в городе дальнем,
о своем ненаглядном, о милом не плачь.
Наклонились над ним два сапера с бинтами,
и шершавые руки коснулись плеча.
Только птицы кричат в тишине за холмами.
Только двое живых над убитым молчат.
Это он их лечил в полевом медсанбате,
по ночам приходил, говорил о тебе,
о военной судьбе, о соседней палате
и опять о веселой военной судьбе.
Ты не плачь о нем,
девушка, в городе дальнем,
о своем ненаглядном, о милом не плачь.
..Одного человека не спас военврач -
он лежит на снегу белизны
госпитальной.
Хороним друга.
Мокрый снег.
Грязища.
Полуторка ползет на тормозах.
Никак правофланговый не отыщет
песчинку в затуманенных глазах.
Торжественная музыка Шопена.
Нелютая карпатская зима.
И люди покидают постепенно
с распахнутыми окнами дома.
И тянется по улицам колонна
к окраине, до самого хребта.
Лежит он, запеленатый в знамена.
Откинуты в полуторке борта.
А на полные вырыта могила,
а на поляне громыхнул салют,
а чья-то мать уже заголосила,
а письма на Урал еще идут,
а время невоенное.
И даже
не верится, что умер человек.
Еще не раз стоять нам без фуражек -
такой уже нелегкий этот век.
Уходят горожане постепенно,
и женщины, вздыхая, говорят:
- Погиб герой!
В бою погиб военный!
Как им скажу,
что не убит солдат,
что трое суток в тихом лазарете
он догорал,
он угасал в ночи,
ему глаза закрыли на рассвете
бессонные, усталые врачи?
Ну как скажу,-
привыкли за три года,
что умирают русские в бою.
И не иначе!
Грустная погода.
Но запевалы вспомнили в строю
о том, как пулеметные тачанки
летали под обвалами свинца.
И снова говорили горожанки:
- Так провожают павшего бойца...
Горит свечи огарочек гремит недальний бой
Налей дружок по чарочке по нашей фронтовой
Налей дружок по чарочке по нашей фронтовой
Не тратя время попусту поговорим с тобой
Не тратя время попусту по-дружески
Да попросту поговорим с тобой
Давно мы дома не были цветет родная ель
Как будто в сказке-небыли
За тридевять земель
Как будто в сказке-небыли
За тридевять земель
На ней иголки новые медовые на ней
На ней иголки новые
А шишки все еловые медовые на ней
Где елки осыпаются где елочки стоят
Который год красавицы гуляют без ребят
Зачем им зорьки алые коль парни на войне
В Германии в Германии в далекой стороне
Лети мечта солдатская к дивчине
Самой ласковой кто помнит обо мне
Горит свечи огарочек гремит недальний бой
Налей дружок по чарочке по нашей фронтовой
А. Фатьянов
Меня нашли в четверг на минном поле
В глазах разбилось небо, как стекло,
И все, чему меня учили в школе,
В соседнюю воронку утекло.
Друзья мои по роте и по взводу
Ушли назад, оставив рубежи,
И похоронная команда на подводу
Меня забыла в среду положить.
И я лежал и пушек не пугался,
Напуганный до смерти всей войной,
И подошел ко мне какой-то гансик
И наклонился тихо надо мной.
И обомлел недавний гитлерюгенд,
Узнав в моем лице свое лицо,
И удивленно плакал он, напуган
Моей или своей судьбы концом.
О жизни не имея и понятья,
О смерти рассуждая как старик,
Он бормотал молитвы ли, проклятья,
Но я не понимал его язык.
И чтоб не видеть глаз моих незрячих,
В земле немецкой, мой недавий враг,
Он закопал меня, немецкий мальчик,
От смерти думал откупиться так.
А через день, когда вернулись наши,
Убитый ганс в обочине лежал,
Мой друг сказал: "как он похож на Сашу,
Теперь уж не найдешь его, а жаль".
И я лежу уже десятилетья
В земле чужой, я к этому привык,
И слышу - надо мной играют дети,
Но я не понимаю их язык.
Поколение обреченных!
Как недавно, и, ох, как давно,
Мы смешили смешливых девчонок,
На протырку ходили в кино.
Но задул сорок первого ветер -
Вот и стали мы взрослыми вдруг,
И вколачивал шкура - ефрейтор
В нас премудрость науки наук.
О суконная прелесть устава -
И во сне позабыть не моги,
Что любое движенье направо
Начинается с левой ноги.
А потом в разноцветных нашивках
Принесли мы гвардейскую стать
И женились на разных паршивках,
Чтобы все поскорей наверстать.
И по площади Красной, шалея,
Мы шагали - со славой на "ты", -
Улыбался нам Он с мавзолея,
И охрана бросала цветы.
Ах, как шаг мы печатали браво,
Как легко мы прощали долги!..
Позабыв, что движенье направо,
Начинается с левой ноги.
Что же вы присмирели, задиры?!
Не такой нам мечтался удел.
Как пошли нас судить дезертиры,
Только пух, так сказать, полетел.
Отвечай, солдат, как есть на духу!
Отвечай, солдат, как есть на духу!
Отвечай, солдат, как есть на духу!
Ты кончай, солдат, нести чепуху:
Что от Волги, мол, дошел до Белграда.
Не искал, мол, ни чинов, ни разживу...
Так чего же ты не помер, как надо?
Как положено тебе по ранжиру?!
Еле слышно отвечает солдат,
Еле слышно отвечает солдат,
Еле слышно отвечает солдат -
Ну, не вышло помереть, виноват.
Виноват, что не загнулся от пули,
Пуля-дура не в того угодила,
Это вроде как с наградами в ПУРе*
Вот и пули на меня не хватило!
Все морочишь нас, солдат, стариной?!
Все морочишь нас, солдат, стариной!
Все морочишь нас, солдат, стариной -
Бьешь на жалость, гражданин строевой!
Ни деньжат, мол, ни квартирки отдельной,
Ничего, мол, нет такого в заводе,
И один ты, значит, вроде идейный,
А другие, значит, вроде Володи!
Ох, лютует прокурор - дезертир!
Ох, лютует прокурор - дезертир!
Ох, лютует прокурор - дезертир! -
Припечатает годам к десяти!
Ах, друзья ж вы мои, дуралеи, -
Снова в грязь непроезжих дорог!
Заколюченные параллели
Преподали нам славный урок -
Не делить с подонками хлеба,
Перед лестью не падать ниц,
И не верить ни в чистое небо,
Ни в улыбку сиятельных лиц.
Пусть опять нас тетешкает слава,
Пусть друзьями назвались враги, -
Помним мы, что движенье направо
Начинается с левой ноги!
Мы похоронены где-то под Нарвой,
Под Нарвой, под Нарвой,
Мы похоронены где-то под Нарвой,
Мы были - и нет.
Так и лежим, как шагали, попарно,
Попарно, попарно,
Так и лежим, как шагали, попарно,
И общий привет!
И не тревожит ни враг, ни побудка,
Побудка, побудка,
И не тревожит ни враг, ни побудка
Померзших ребят.
Только однажды мы слышим, как будто,
Как будто, как будто,
Только однажды мы слышим, как будто,
Вновь трубы трубят.
Что ж, подымайтесь, такие-сякие,
Такие-сякие,
Что ж, подымайтесь, такие-сякие,
Ведь кровь - не вода!
Если зовет своих мертвых Россия,
Россия, Россия.
Если зовет своих мертвых Россия,
Так значит - беда!
Вот мы и встали в крестах да в нашивках,
В нашивках, в нашивках,
Вот мы и встали в крестах да в нашивках,
В снежном дыму.
Смотрим и видим, что вышла ошибка,
Ошибка, ошибка,
Смотрим и видим, что вышла ошибка,
И мы - ни к чему!
Где полегла в сорок третьем пехота,
Пехота, пехота
Где полегла в сорок третьем пехота,
Без толку, зазря,
Там по пороше гуляет охота,
Охота, охота,
Там по пороше гуляет охота,
Трубят егеря!
Там по пороше гуляет охота,
Трубят егеря...
В седом лесу под Юхновом лежат густые тени,
И ели, как свидетели безмолвные, стоят.
А в роте, в снег зарывшейся, Ванюша из Тюмени -
Единственный оставшийся нераненный солдат.
А поле очень ровное за лесом начиналось,
Там немцы шли атакою и танки впереди.
Для них война короткая как будто бы кончалась,
Но кто-то бил из ельника, один, совсем один.
Он кончил школу сельскую, зачитывался Грином,
Вчера сидел за партою, сегодня - первый бой.
Единственный оставшийся с горячим карабином,
С короткой биографией, с великою судьбой.
Когда же вы в молчании склонитесь на колени
К солдату неизвестному, к бессмертному огню,
То вспомните, пожалуйста, Ванюшу из Тюмени,
Который пал за Родину под Юхновом в бою.
Я убит подо Ржевом,
В безымянном болоте,
В пятой роте,
На левом,
При жестоком налете.
Я не слышал разрыва
И не видел той вспышки, -
Точно в пропасть с обрыва -
И ни дна, ни покрышки.
И во всем этом мире
До конца его дней -
Ни петлички,
Ни лычки
С гимнастерки моей.
Я - где корни слепые
Ищут корма во тьме;
Я - где с облаком пыли
Ходит рожь на холме.
Я - где крик петушиный
На заре по росе;
Я - где ваши машины
Воздух рвут на шоссе.
Где - травинку к травинке -
Речка травы прядет,
Там, куда на поминки
Даже мать не придет.
Летом горького года
Я убит. Для меня -
Ни известий, ни сводок
После этого дня.
Подсчитайте, живые,
Сколько сроку назад
Был на фронте впервые
Назван вдруг Сталинград.
Фронт горел, не стихая,
Как на теле рубец.
Я убит и не знаю -
Наш ли Ржев наконец?
Удержались ли наши
Там, на Среднем Дону?
Этот месяц был страшен.
Было все на кону.
Неужели до осени
Был за н и м уже Дон
И хотя бы колесами
К Волге вырвался о н?
Нет, неправда! Задачи
Той не выиграл враг.
Нет же, нет! А иначе,
Даже мертвому, - как?
И у мертвых, безгласных,
Есть отрада одна:
Мы за родину пали,
Но она -
Спасена.
Наши очи померкли,
Пламень сердца погас.
На земле на проверке
Выкликают не нас.
Мы - что кочка, что камень,
Даже глуше, темней.
Наша вечная память -
Кто завидует ей?
Нашим прахом по праву
Овладел чернозем.
Наша вечная слава -
Невеселый резон.
Нам свои боевые
Не носить ордена.
Вам все это, живые.
Нам - отрада одна,
Что недаром боролись
Мы за родину-мать.
Пусть не слышен наш голос,
Вы должны его знать.
Вы должны были, братья,
Устоять как стена,
Ибо мертвых проклятье -
Эта кара страшна.
Это горькое право
Нам навеки дано,
И за нами оно -
Это горькое право.
Летом, в сорок втором,
Я зарыт без могилы.
Всем, что было потом,
Смерть меня обделила.
Всем, что, может, давно
Всем привычно и ясно.
Но да будет оно
С нашей верой согласно.
Братья, может быть, вы
И не Дон потеряли
И в тылу у Москвы
За нее умирали.
И в заволжской дали
Спешно рыли окопы,
И с боями дошли
До предела Европы.
Нам достаточно знать,
Что была несомненно
Там последняя пядь
На дороге военной, -
Та последняя пядь,
Что уж если оставить,
То шагнувшую вспять
Ногу некуда ставить...
И врага обратили
Вы на запад, назад.
Может быть, побратимы.
И Смоленск уже взят?
И врага вы громите
На ином рубеже,
Может быть, вы к границе
Подступили уже?
Может быть... Да исполнится
Слово клятвы святой:
Ведь Берлин, если помните,
Назван был под Москвой.
Братья, ныне поправшие
Крепость вражьей земли,
Если б мертвые, павшие
Хоть бы плакать могли!
Если б залпы победные
Нас, немых и глухих,
Нас, что вечности преданы,
Воскрешали на миг.
О, товарищи верные,
Лишь тогда б на войне
Ваше счастье безмерное
Вы постигли вполне!
В нем, том счастье, бесспорная
Наша кровная часть,
Наша, смертью оборванная,
Вера, ненависть, страсть.
Наше все! Не слукавили
Мы в суровой борьбе,
Все отдав, не оставили
Ничего при себе.
Все на вас перечислено
Навсегда, не на срок.
И живым не в упрек
Этот голос наш мыслимый.
Ибо в этой войне
Мы различья не знали:
Те, что живы, что пали, -
Были мы наравне.
И никто перед нами
Из живых не в долгу,
Кто из рук наших знамя
Подхватил на бегу,
Чтоб за дело святое,
За советскую власть
Так же, может быть, точно
Шагом дальше упасть.
Я убит подо Ржевом,
Тот - еще под Москвой...
Где-то, воины, где вы,
Кто остался живой?!
В городах миллионных,
В селах, дома - в семье?
В боевых гарнизонах
На не нашей земле?
Ах, своя ли, чужая,
Вся в цветах иль в снегу...
Я вам жить завещаю -
Что я больше могу?
Завещаю в той жизни
Вам счастливыми быть
И родимой отчизне
С честью дальше служить.
Горевать - горделиво,
Не клонясь головой.
Ликовать - не хвастливо
В час победы самой.
И беречь ее свято,
Братья, - счастье свое, -
В память воина-брата,
Что погиб за нее.
Мадьяр, я в немецком не силен, но руки как-то тянутся к цветочкам, политым маслом...
Он был боксером и певцом -
Веселая гроза.
Ему родней был Пикассо,
Кандинский и Сезанн.
Он шел с подругой на пари,
Что через пару лет
Достанет литер на Париж
И в Лувр возьмет билет.
Но рыцарь-пес, поднявши рог,
Тревогу протрубил,
Крестами черными тревог
Глаза домов забил.
И, предавая нас "гостям",
Льет свет луна сама,
И бомбы падают свистя
В родильные дома.
Тогда он в сторону кладет
Любимые тома,
Меняет кисть на пулемет,
Перо - на автомат.
А у подруги на глазах
Бегучая слеза.
Тогда, ее в объятья взяв,
Он ласково сказал:
"Смотри, от пуль дрожит земля
На всех своих китах.
Летят приказы из Кремля,
Приказы для атак.
И, прикрывая от песка
Раскосые белки,
Идут алтайские войска,
Сибирские стрелки.
Мечтал я встретить Новый год
В двухтысячном году.
Увидеть Рим, Париж... Но вот -
Я на Берлин иду.
А ты не забывай о тех
Любви счастливых днях.
И если я не долетел -
Заменит друг меня."
Поцеловал еще разок
Любимые глаза,
Потом шагнул через порог,
Не посмотрев назад.
...И если весть о смерти мне
Дойдет, сказать могу:
Он сыном был родной стране,
Он нес беду врагу.
Am Dm G7 C A7
...И когда над ними грянул смертный гром, нам судьба иное начертала -
Dm E7 Am F Dm Dm6 E7
Нам, непризывному, нам, неприписному воинству окрестного квартала.
Dm E7 Am Gm6 A7 Dm
Сирые метели след позамели, все календари пооблетели,
Dm7 G7 C A7 Dm Dm6 E7
Годы нашей жизни как составы пролетели, как же мы давно осиротели!
Am Dm6
Вспомните, ребята, вспомните, ребята, -
Gm6 A7 Dm
Разве это выразить словами,
Dm E7 F A7
Как они стояли у военкомата
Dm E7 Am
С бритыми навечно головами!
Вспомним их сегодня - всех до одного, вымостивших страшную дорогу.
Скоро, кроме нас, уже не будет никого, кто вместе с ними слышал первую тревогу.
И когда над ними грянул смертный гром, трубами районного оркестра,
Мы глотали звуки радости и муки, чтоб хотя бы музыка воскресла!
Вспомните, ребята, вспомните, ребята, -
Это только мы видали с вами,
Как они шагали у военкомата
С бритыми навечно головами!
Спасибо.
Василич
Dich grьЯ' ich, Wolga, mдrchenreiche,
der Kinderheimat meinen GruЯ!
Ich grьЯe jedes Fleckchen Erde,
das du durcheilst mit leichtem FuЯ.
Was der Waldai, des Nordens Wдlder,
was der Ural mit dьstrem Sinn
vertraute deinen blauen Wellen,
das trдgst du nach dem Sьden hin.
So sammelst du ein allen Gauen
Geheimnisse in Sьd und Nord
und trдgst mit leichtem Wellenschlage
sie murmelnd, plдtschernd weiter fort.
Und wenn ich so am stillen Abend
dem leisen Wellenschlag gelauscht,
dann tцnt geheimnisvolles Raunen,
das mit der Flut vorьberrauscht:
Ich hцre Stimmen fremder Vцlker,
viel fremde Laute, fremden Ton:
Baschkiren, Finnen und Tataren,
den deutschen Kolonistensohn.
Du bist der Zeuge ihrer Sorgen,
du teilst mit ihnen Freud und Leid,
was sie gehofft, was sie errungen,
bewahrest du fьr alle Zeit.
Drum ziehe hin, du Mutter Wolga,
und bringe allen meinen GruЯ,
ich grьЯe jedes Fleckchen Erde,
das du durcheilst mit leichtem FuЯ.
O du bist deutsch, wie meiner Adern Blut:
Deutsch ist dein Herz, dein Wesen, Weg und Wollen,
deutsch deiner Giebel Zier, der Herde Glut,
und deutsch nun deine Not, dein Gram und Grollen.
Deutsch hieЯ der Ahnen Arbeit, die hier schuf,
deutsch der Geschlechter tausendjдhrige Teue,
deutsch war, deutsch ist, deutsch bleibt dein Gottberuf:
Genzmark zu sein, daЯ man die Heimat scheue.
Deutsch ist der Strцme Fluten, deutsch das Schiff,
das hafenwдrts die reichen Frachten landet;
deutsch ist das Meer, das jдh an steilem Kliff
mit wildempцrten Wellen brandet.
Deutsch ist das Korn, das frei im Winde steht,
deutsch sind die Seen, deutsch die Ackerkrume,
deutsch ist die Wolke, die am Himmel geht,
und deutsch der letzte Halm, die letzte Blume
Mдhlich, allmдhlich entsteigt das Land hier dem Meer,
immer wieder lдЯt von den Wellen sich's streicheln
und zцgert sehr,
dem eigenen Wesen sich anzugleichen.
Im weichen Gewoge der Dьnen
schwingt's den verbrausenden Fluten nach,
und nur allgemach
erruht's in den feldergelben und grьnen,
ebenen Weiten.
Wie hoch ragt das Haupt in den Raum,
wie viel ist ihm untertan!
Fern, ganz wolkenblau fern ein Saum --
glitt jemals der Blick die Berge hinan?!
Hier hдlt sich kein Ragen und trotzig Bestehn.
Wie ьber leeren Meeren des Rauches Fahnen
weithin erspдhbar eine Weile sich hissen und blдhn --
so die des Staubes allhier;
sie steigen und ziehn und verwehn
und lassen sehr ferne Wege ahnen.
Из творчества Владимира Семёновича Высоцкого:
Их восемь - нас двое. Расклад перед боем
Не наш, но мы будем играть!
Серега! Держись, нам не светит с тобою,
Но козыри надо равнять.
Я этот набесный квадрат не покину.
Мне цифры сейчас не важны,-
Сегодня мой друг защищает мне спину,
А значит, и шансы равны.
Мне в хвост вышел "мессер", но вот задымил он,
Надсадно завыли винты.
Им даже не надо крестов на могилы,
Сойдут и на крыльях кресты!
- Я - "Первый", я - "Первый", - они под тобою,
Я вышел им наперерез.
Сбей пламя! Уйди в облака! Я прикрою!
В бою не бывает чудес!
Сергей! Ты горишь! Уповай, человече,
Теперь на надежность строп!
Нет! Поздно - и мне вышел мессер навстречу.
Прощай! Я приму его в лоб.
Я знаю - другие сведут с ними счеты.
А по облакам скользя,
Взлетят наши души, как два самолета,-
Ведь им друг без друга нельзя.
Архангел нам скажет: "В раю будет туго!"
Но только ворота - щелк,
Мы бога попросим: "Впишите нас с другом
В какой-нибудь ангельский полк!"
Мы крылья и стрелы попросим у бога,
Ведь нужен им ангел-ас,
А если у них истребителей много,
Пусть пишут в хранители нас.
Хранить - это дело почетное тоже,
Удачу нести на крыле
Таким, как при жизни мы были с Сережей,
И в воздухе и на земле.
И я попрошу Бога, Духа и Сына,
Чтоб выполнил просьбу мою:
Пусть вечно мой друг защищает мне спину,
Как в этом последнем бою.
*****
Солдат всегда здоров, cолдат на все готов,
И пыль, как из ковров, Мы выбиваем из дорог!
И не остановиться, и не сменить ноги.
Сияют наши лица, cверкают сапоги!
По выжженой равнине, за метром - метр,
Идут по Украине солдаты группы \"Центр\".
На первый-второй рассчитайсь!
Первый-второй!
Первый - шаг вперед - и в рай!
Первый - второй!
А каждый второй - тоже герой,
В рай попадет вслед за тобой,
Первый-второй, первый-второй,
Первый-второй.
*****
Всего лишь час дают на артобстрел -
Всего лишь час пехоте передышки,
Всего лишь час до самых главных дел:
Кому - до ордена, ну а кому - до "вышки"
За этот час не пишем ни строки -
Молись богам войны, артиллеристам!
Ведь мы ж не просто так - мы штрафники,
Нам не писать "...считайте коммунистом",
Перед атакой - водку, - вот мура!
Свое отпили мы еще в гражданку,
Поэтому мы не кричим "ура" -
Со смертью мы играемся в молчанку.
У штрафников один закон, один конец;
Коли, руби фашистского бродягу!
И если не поймаешь в грудь свинец -
Медаль на грудь поймаешь за отвагу.
Ты бей штыком, а лучше - бей рукой;
Оно надежней, да оно и тише.
И ежели останешься живой -
Гуляй, рванина, от рубля и выше!
Считает враг: морально мы слабы, -
За ним и лес, и города сожжены.
Вы лучше лес рубите на гробы -
В прорыв идут штрафные батальоны!
Вот шесть ноль-ноль - и вот сейчас обстрел.
Ну, бог войны, давай без передышки!
Всего лишь час до самых главных дел:
Кому - до ордена, а большинству - до "вышки".
*****
Hans Leip 1915
1. Vor der Kaserne
Vor dem gro?en Tor
Stand eine Laterne
Und steht sie noch davor
So woll'n wir uns da wieder seh'n
Bei der Laterne wollen wir steh'n
| : Wie einst Lili Marleen. : |
2. Unsere beide Schatten
Sah'n wie einer aus
Da? wir so lieb uns hatten
Das sah man gleich daraus
Und alle Leute soll'n es seh'n
Wenn wir bei der Laterne steh'n
| : Wie einst Lili Marleen. : |
3. Schon rief der Posten,
Sie blasen Zapfenstreich
Das kann drei Tage kosten
Kam'rad, ich komm sogleich
Da sagten wir auf Wiedersehen
Wie gerne wollt ich mit dir geh'n
| : Mit dir Lili Marleen. : |
4. Deine Schritte kennt sie,
Deinen zieren Gang
Alle Abend brennt sie,
Doch mich verga? sie lang
Und sollte mir ein Leids gescheh'n
Wer wird bei der Laterne stehen
| : Mit dir Lili Marleen? : |
5. Aus dem stillen Raume,
Aus der Erde Grund
Hebt mich wie im Traume
Dein verliebter Mund
Wenn sich die spaten Nebel drehn
Werd' ich bei der Laterne steh'n
| : Wie einst Lili Marleen. : |
Возле казармы, в свете фонаря
кружатся попарно листья сентября,
Ах как давно у этих стен
я сам стоял,
стоял и ждал
тебя, Лили Марлен,
тебя, Лили Марлен.
Если в окопах от страха не умру,
если мне снайпер не сделает дыру,
если я сам не сдамся в плен,
то будем вновь
крутить любовь
с тобой, Лили Марлен,
с тобой, Лили Марлен.
Лупят ураганным, Боже помоги,
я отдам Иванам шлем и сапоги,
лишь бы разрешили мне взамен
под фонарем
стоять вдвоем
с тобой, Лили Марлен,
с тобой, Лили Марлен.
Есть ли что банальней смерти на войне
и сентиментальней встречи при луне,
есть ли что круглей твоих колен,
колен твоих,
Ich liebe dich,
моя Лили Марлен,
моя Лили Марлен.
Кончатся снаряды, кончится война,
возле ограды, в сумерках одна,
будешь ты стоять у этих стен
во мгле стоять,
стоять и ждать
меня, Лили Марлен,
меня, Лили Марлен.
Из творчества Александра Яковлевича Розенбаума:
А может, не было войны...
А может, не было войны...
И людям все это приснилось:
Опустошенная земля,
Расстрелы и концлагеря,
Хатынь и братские могилы?
А может, не было войны,
И у отца с рожденья шрамы,
Никто от пули не погиб,
И не вставал над миром гриб,
И не боялась гетто мама?
А может, не было войны,
И у станков не спали дети,
И бабы в гиблых деревнях
Не задыхались на полях,
Ложась плечом на стылый ветер?
Люди, одним себя мы кормим хлебом,
Одно на всех дано нам небо,
Одна земля взрастила нас.
Люди, одни на всех у нас дороги,
Одни печали и тревоги,
Пусть будет сном и мой рассказ.
А может не было войны?
Не гнали немцев по этапу,
И абажур из кожи - блеф,
А Муссолини - дутый лев,
В Париже не было гестапо?
А может, не было войны?
И "шмайстер" - детская игрушка,
Дневник, залитый кровью ран,
Был не написан Анной Франк,
Берлин не слышал грома пушек?
А может, не было войны,
И мир ее себе придумал?
...Но почему же старики
Так плачут в мае от тоски? -
Однажды ночью я подумал.
...А может, не было войны,
И людям все это приснилось?..
*****
Впереди океан...
Командир мой спокоен -
Безрассудство и риск у него не в чести.
Позади караван,
Я - корабль конвоя,
И обязан свой транспорт домой довести.
А мне тесно в строю, и мне хочется боя,
Я от бака до юта в лихорадке дрожу.
Но приказ есть приказ: я - корабль конвоя.
Это значит, себе я не принадлежу.
Третьи сутки идем.
Солнце палубу греет.
Не поход боевой, а шикарный круиз.
И расслабился транспорт, навалился на леер,
Что с гражданских возьмешь? Только я не турист.
Я-то знаю, чего тишина эта стоит,
Я готов каждый миг опознать их дозор.
Аппараты на "товсь!", я - корабль конвоя,
Я-то знаю, что значит подставить свой борт.
Ну, накаркал: "Полундра!",
Выдал пеленг акустик.
Чуть правее по курсу шум винтов взрезал ночь.
Веселее, ребята, не давай волю грусти,
Ждал я этой минуты и смогу вам помочь!
Мы догоним ее. Но зачем? Что такое?
Почему "стоп машина!", и я в дрейфе лежу?
Почему я не волен?.. Почему я в конвое?..
Почему сам себе я не принадлежу...
Громом сотен стволов салютует нам база,
Обознались, наверно, я ведь шел, как овца.
В море я за врагом не погнался ни разу
И в жестоком сраженьи не стоял до конца.
Кто спасет мою честь? Кто их кровью умоет?
Командир, я прошу, загляни мне в глаза.
И сказал он в ответ: "Ты - корабль конвоя.
Мы дошли, значит, этим ты все доказал!"
А вроде "Священную войну" еще не выложили?
Вставай, страна огромная,
Вставай на смертный бой
С фашистской силой темною,
С проклятою ордой!
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна,-
Идет война народная,
Священная война!
Как два различных полюса,
Во всем враждебны мы:
За свет и мир мы боремся,
Они - за царство тьмы.
Дадим отпор душителям
Всех пламенных идей,
Насильникам, грабителям,
Мучителям людей!
Не смеют крылья черные
Над Родиной летать,
Поля ее просторные
Не смеет враг топтать!
Гнилой фашистской нечисти
Загоним пулю в лоб,
Отребью человечества
Сколотим крепкий гроб!
Встает страна огромная,
Встает на смертный бой
С фашистской силой темною,
С проклятою ордой.
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна,-
Идет война народная,
Священная война!
Вчера вечером по "Культуре" концерт показывали. Олег ... забыл фамилию. "Песни военных лет". Мне понравилось.
ВЫСОТА
Вцепились они в высоту, как в свое.
Огонь минометный, шквальный...
А мы все лезли толпой на нее,
Как на буфет вокзальный.
И крики "ура" застывали во рту,
Когда мы пули глотали.
Семь раз занимали мы ту высоту -
Семь раз мы ее оставляли.
И снова в атаку не хочется всем,
Земля - как горелая каша...
В восьмой раз возьмем мы ее насовсем -
Свое возьмем, кровное, наше!
А может ее стороной обойти,-
И что мы к ней прицепились?!
Но, видно, уж точно - все судьбы-пути
На этой высотке скрестились.
!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
ДВЕ СТРОЧКИ
Из записной потертой книжки
Две строчки о бойце-парнишке,
Что был в сороковом году
Убит в Финляндии на льду.
Лежало как-то неумело
По-детски маленькое тело.
Шинель ко льду мороз прижал,
Далеко шапка отлетела.
Казалось, мальчик не лежал,
А все еще бегом бежал
Да лед за полу придержал...
Среди большой войны жестокой,
С чего - ума не приложу,
Мне жалко той судьбы далекой,
Как будто мертвый, одинокий,
Как будто это я лежу,
Примерзший, маленький, убитый
На той войне незнаменитой,
Забытый, маленький, лежу.
Колоколенка
На горе, на горушке стоит колоколенка,
А с нее по полюшку лупит пулемет,
И лежит на полюшке сапогами к солнышку
С растакой-то матерью наш геройский взвод.
Мы землицу хапаем скрюченными пальцами.
Пули как воробушки плещутся в пыли...
Дмитрия Горохова да сержанта Мохова
Эти вот воробушки взяли да нашли.
Тут старшой Крупенников говорит мне тоненько,
Чтоб я принял смертушку за чесной народ,
Чтоб на колоколенке захлебнулся кровушкой
Растакой, разэтакий этот сукин кот.
Я к своей винтовочке крепко штык прилаживал,
За сапог засовывал старенький наган.
"Славу" третей степени да медаль отважную
С левой клал сторонушки глубоко в карман.
Мне сухарик подали, мне чинарик бросили,
Мне старшой Крупенников фляжку опростал.
Я ее: испробовал, вспомнил маму родную
И по полю полюшку быстро побежал.
А на колоколенке сукин кот занервничал,
Стал меня выцеливать, чтоб наверняка.
Да видать, сориночка, малая песчиночка
В глаз попала лютому, дернулась рука.
Я винтовку выронил да упал за камушек,
Чтоб подумал вражина, будто зацепил.
Да он видать был стреляный - сразу не поверил мне
И по камню-камушку длинно засадил.
Да, видно, не судьба была пули мне отпробовать...
Сам старшой Крупенников встал как на парад.
Сразу с колоколенки, весело чирикая,
В грудь слетели пташечки, бросили назад.
Горочки-пригорочки, башни-колоколенки...
Что кому достанется, чей теперь черед?
Рана незажитая, память неубитая,
Солнышко, да полюшко, да геройский взвод.
------------------
Мы не флеймеры, флеймеры - не мы!!!
Майор привез мальчишку на лафете.
Погибла мать. Сын не простился с ней.
За десять лет на том и этом свете
Ему зачтутся эти десять дней.
Его везли из крепости, из Бреста.
Был исцарапан пулями лафет.
Отцу казалось, что надежней места
Отныне в мире для ребенка нет.
Отец был ранен, и разбита пушка.
Привязанный к щиту, чтоб не упал,
Прижав к груди заснувшую игрушку,
Седой мальчишка на лафете спал.
Мы шли ему навстречу из России.
Проснувшись, он махал войскам рукой...
Ты говоришь, что есть еще другие,
Что я там был и мне пора домой...
Ты это горе знаешь понаслышке,
А нам оно оборвало сердца.
Кто раз увидел этого мальчишку,
Домой прийти не сможет до конца.
Я должен видеть теми же глазами,
Которыми я плакал там, в пыли,
Как тот мальчишка возвратится с нами
И поцелует горсть своей земли.
За все, чем мы с тобою дорожили,
Призвал нас к бою воинский закон.
Теперь мой дом не там, где прежде жили,
А там, где отнят у мальчишки он.
Константин Симонов
1941
------------------
И пуля мимо, но не промажет 13-я звезда