Полковник Эн,
Мужчина крупный, знатный, статный,
Ногою провой встал на эскалатор,
Левой тоже стал
И вниз поехал, где в глубине
Сверкал прекрасный зал.
Поехал вниз в папахе серого каракуля.
За ним на эскалатор влезла баба,
таща два куля
И два таза - один из костей и мяса,
Его о-го-го масса,
И алюминиевый другой, блестящий,
легкий ой-ей-ей,
Последний только что, на честные
колхозные рубли,
Баба и ее товарка в магазине ГУМе
Полчаса назад пробрели.
Звали бабу Зинаида Вершкова,
Она была мелиоратор,
А ее товарка, та, что шла за нею
следом, -
Горшкова Вера,
В том же колхозе была землемером,
И кроме баула и двух авосек,
набитых апельсинами,
Имела два таза, как и подруга Зина,
Которая, с узлами на плече
И с тазом наперевес,
Взгромоздясь на эскалатор,
Всею тяжестью телес
И тазом на полковника сзади нажала.
Полковник Эн, не устояв пред дамой,
Ноги подогнул зело,
И, сев в удобное седло,
Помчался в тазе вниз,
В папахе, заломленной лихо набекрень,
Подпрыгивая на каждой из ступень,
Дзень-дзень-дзень -
Ехал полковник молча, не отдавая
команд,
У него был прекрасный летательный
аппарат,
Не требующий слов,
И скорость его достигала
девятнадцати узлов,
И высекал он яркий пламень.
Но, черт возьми, нашла коса на камень,
это ж надо, -
На середине зала подстерегла
полковника преграда -
Огромный пылесос, уборщицей ведомый!
Уборщица нажала на гашетку -
Полковник рикошетом в дверь
открытую вагона отлетел.
И тут прорвался голос -
Полковник заревел.
Как бешеный изюбр!
Вскочили в страхе пассажиры,
Вскричал ребенок жирный,
В углу инсультом скрючило старуху
Новожилову, -
В вагоне все ожило, взорвалось,
зашумело!
Крик изюбра - это страшное дело,
И если вокруг не лес,
Он может наделать чудес.
Но вот постепенно у полковника
Стала срабатывать сигнальная система
И посылать ему сигнал: «Все позади,
отбой,
Вот пол, вот стены,
Вот ты, полковник Эн, вагон, уют,
Вот тоже военные - честь отдают... »
И диктор Бурцев совсем успокоил
полковника,
Произнеся: «Станция Курская, двери
закрываются... »
Полковник встал, трясясь,
И тут нахлынула толпа, -
Тазом гремя, ругаясь матерно
и спотыкаясь,
Полковник стоял потрясенный
Едва не случившейся бедой, -
За шесть секунд короткого полета
Он сделался весь седой...
1978
Император Глаукома
прошёл стражу
в форме
у дальней арки
и вошёл на базар,
где,
как остатки
от прежней войны,
Рыцари Башни
и Оттомана,
Гости Алькадра,
Могучий Хан
лежали
в тени
давно
и пили вино,
но
Император Глаукома
прошёл
этот строй,
не думая
о фанфарах, наградах
в честь
Императорского парада.
Регата
в гавани,
канонада,
когда Император
после парада
выслушал
Римского оратора...
...который сделал
подарки
яркие
из алебастра,
и меч Дамасский,
и парижскую
пасту
из гробницы
Зороастра,
где прекрасны
фиалки
и астры.
Поэт-лауреат
подряд
камни собирал,
топазы,
опал
и прекрасный нефрит,
и упал,
красивый,
нелживый,
пахнущий миррой,
собрал
сокровища
Самаркандских царей
и на базаре
упал.
Но
за хоралом хорал
звучал,
и гимн славил
Императора,
а он
величаво,
с великою славой
дошёл
до него.
И на дорогу
падали цветы
бессмертному
Богу.
Из окон и башен
свисали,
плясали
гирлянды цветов
и букетов
азалий,
и дети кидали,
ведь было лето,
розы,
левкои
и гиацинты,
летели балетом
по тем лабиринтам,
где шёл
Глаукома,
и с парапетов,
ступенек
и лестниц,
как песни,
дети кидали
фиалки и розы,
пионы и лилии,
и сами кидались,
с радостью вылились,
когда
проходил Глаукома.
Луна
чуть сияла,
и солнце
качалось,
и день задержало,
а где-то
на небе
пел гимн
Серафим.
И звёзды сверкали,
ведь скоро
придёт
сам Император,
возложит
руку на дверь
в руинах
средь звёзд.
Ведь один он,
как мир,
из смертных
достойный её командир.
Глаукома прошёл,
опустив глаза,
могилу предков
в драгоценных камнях
и жемчугах,
и слоновой кости,
в рубинах.
Прошёл
колоннаду,
портал
сквозь грохот
тромбонов,
и воздух дрожал.
Дрожала земля,
когда
он прошёл,
и розовый запах стоял.
Освободил Император
белоснежного
голубя.
О голубь,
прекрасный, как мир,
и редкий
такой,
что любовь
расцветает
повсюду.
Освободил Император
белоснежного
этого
голубя,
и он улетел,
и скрылся из виду.
Летел он
сквозь воздух,
над крышами
летел,
сквозь огонь,
всё выше
и выше,
прямо к солнцу,
чтобы умереть
за Императора Глаукому.
1993
у тебя слабже, друг.
Это не моё.
Но бред, на мой взгляд, одинаковый.
Безмен
Это не моё.
Но бред, на мой взгляд, одинаковый.
у мя не бред, а пиздец как смишнО 😊
ну уж нет
мне смешно когда понятно
а тут я стока не выкурю.
OK!
es geht so, grosser.