Мы идем по восточному саяну.

wite only
Григорий Федосеев.


* МЫ ИДЁМ ПО ВОСТОЧНОМУ САЯНУ *


"Как прекрасна жизнь, между прочим, и потому, что человек может
путешествовать".
И. Гончаров.

СКВОЗЬ МЁРТВЫЙ ЛЕС

Рассвет в пути. В плену завала. Мальчишка из Пензенской деревни.
Ночной ураган. В гостях у деда Родиона.

Еще была ночь. Тайгу опутывала густая тьма, но уже кричали петухи и
дымились избы. Узкая дорога змейкой обогнула Черемшанку, последний поселок
на реке Казыр, и, перевалив через сопку, скрылась в лесу. Лошади, покачивая
головами, шли дружно. Вел обоз Прокопий Днепровский. Слегка сгорбленная
широкая спина, размашистые шаги придавали его фигуре особую силу и
уверенность. Изредка, поворачивая голову и не останавливаясь, он покрикивал
на переднего коня:
-- Ну ты, Бурка, шевелись!..
Властный окрик оживлял усталых лошадей.
Днепровский, прекрасный охотник и хороший следопыт, уже много лет был
членом экспедиции. Еще в 1934 году, когда мы вели работу в Забайкалье,
скромному, трудолюбивому колхознику из поселка Харагун понравилась
экспедиционная жизнь. Он понял, что может принести пользу родине своими
знаниями природы, и остался на долгие годы с нами. Многолетний опыт развил у
Днепровского "шестое чувство", благодаря которому он никогда не плутал в
тайге и в горах, не раз выручал нас из беды. В присутствии Прокопия все
чувствовали себя как-то увереннее, тверже.
"Этот не сдаст! Этот выручит!.." -- думали мы, глядя на него.
Сегодня первый день нашего путешествия. Настроение у всех приподнятое,
как это всегда бывает у людей, отправляющихся в далекий, давно желанный
путь. Остались позади сборы, хлопоты, друзья, театры, городская суета, а
впереди лежали лесные дебри, дикие хребты Восточного Саяна, вершины которого
уже вырисовывались на далеком горизонте. Там, в первобытной тайге, среди гор
и малоизведанных рек, мы проведем за работой все лето.
Экспедиция состояла из тринадцати человек, различных по возрасту,
характеру, силе, но все мы одинаково любили скитальческую жизнь и были
связаны одной общей целью. Мы должны были проникнуть в центральную часть
Восточного Саяна, считавшуюся тогда малоисследованной горной страной.
Природа нагромоздила тысячи препятствий на пути человека, пытающегося
проникнуть в этот сказочный, полный романтизма, край. Путь тогда преградили
бурные порожистые реки, белогорья, заваленные руинами скал, чаща
первобытного леса. Вот почему в центральную часть Восточного Саяна мало кто
заглядывал из путешественников. Много смельчаков вернулось, не завершив
маршрута, другие обошли стороной эту часть гор. Людям не суждено заглянуть и
на минуту времени вперед. Мы не знали, какие удачи, какие разочарования ждут
нас там, кто вернется и чьи могилы станут памятником человеческих дерзаний.
Имевшиеся до этого времени сведения, собранные геодезистами,
географами, геологами и натуралистами, побывавшими в различных частях
Восточного Саяна, не отличались ни полнотой, ни точностью, а в
топографическом отношении эти горы представляли собою "белое пятно". Правда,
на всю территорию имелась карта 1 : 1.000.000 масштаба, но она была
составлена больше по рассказам бывалых людей да охотников-соболятников,
проникавших в самые отдаленные уголки гор. И только совсем незначительная
часть, главным образом, районы золотодобычи, были нанесены на ней более или
менее точно.
Конечная задача экспедиции -- создать высокоточную карту. Мы должны
проложить геодезические ряды через Восточный Саян и нанести на "белые пятна"
карт направления горных хребтов и отрогов, определить их высоты, распутать
речную сеть, проследить границы и дать общее представление об этом большом
горном районе. Для достижения цели нам придется проникнуть в места, куда,
может быть, еще не ступала нога человека.
Всю техническую работу вели Трофим Васильевич Пугачев и я. Остальные
одиннадцать человек были проводники, рабочие, охотники.
Обоз шел медленно. Со скрипом ползли по еле заметной дороге груженые
сани. Далеко за холодным, синеющим горизонтом занималась багряная зорька.
Перед нами распахивался темный лес, из глубины его доносилась утренняя
перекличка дятлов. Становилось светлее и шире. Лучами восхода посеребрились
вершины далеких гор. Появилось солнце и, не задерживаясь, тронулось
навстречу нам по глубокому небу.
Несмотря на ясное, солнечное утро, окружающая нас картина была
чрезвычайно мрачной. Мы пробирались сквозь погибший лес. Вековые пихты, еще
недавно украшавшие густозеленой хвоей равнину, стояли ободранные, засохшие.
Тяжелое впечатление производили эти мертвые великаны. У одних слетела кора,
и они, обнаженные, напоминали скелеты, у других обломались вершины, а многие
упали на землю и образовали завалы, преграждавшие путь нашему обозу.
Не было в этом лесу зверей и боровой птицы, и только изредка, нарушая
тишину, доносился крик желны, да иногда слух улавливал стон падающей лесины.
С тревожным чувством мы погружались в это обширное лесное кладбище. Путь
становился все труднее и труднее.
Правда, то, что мы видели, не являлось для нас неожиданным. Местные
промышленники рассказывали нам о мертвой тайге и причинах гибели леса.
Еще совсем недавно всхолмленную равнину, в клину слияния рек Кизира и
Казыра, покрывал хвойный лес. Он был и на хребтах, оконтуривающих долины рек
Амыла и Нички, и на отрогах, изрезанных многочисленными притоками этих рек.
Вековая тайга хранила неисчислимые богатства. Не перечесть, сколько было в
ней белки, птицы, какая масса кедровых орехов и ягод! А сколько городов,
именно городов, можно было выстроить из столетних деревьев!
Но в 1931 году в лесу вдруг появились вредители: пихтовая пяденица,
"монашенка" и непарный шелкопряд. Вредители нашли благоприятную почву для
существования и размножения.
Очевидцы-промышленники, побывавшие в то время в тайге, говорили: "И
откуда только взялась ее такая масса, негде ногою ступить, на ветках, на
коре, на земле -- всюду гусеницы. Они ползают, едят, точат". Словно густым
туманом окутала паутина тайгу, поредела и пожелтела на деревьях хвоя. Лес
заглох. К осени тайга покрылась пятнами погибшего леса.
На следующий год вредителя появилось во много раз больше. Шел он
стеною, оставляя позади себя обреченные на смерть пихтовые деревья. За три
года погибло более миллиона гектаров первобытной тайги.
Очевидцы были поражены тогда прилетом огромного количества птиц:
кедровки, ронжи, кукши, а также появлением множества бурундуков. Эти
благородные обитатели лесов противодействовали распространению вредителя.
Птицы питались личинками бабочки пяденицы, бурундуки поедали усачей. Но
спасти лес им не удалось.
Осыпавшаяся хвоя засохших деревьев заглушила жизнь на "полу". Растения,
которые любили тень густого леса, погибли от солнца, влажная почва высохла,
исчез моховой покров. И, как следствие исчезновения растений, вымерли
муравьи, покинули родные места рябчики, глухари, ушли в глубь гор звери, и
тайга стала мертвой.
Вредители дошли до границы пихтового леса и погибли от голода.
С тех пор прошло четыре года. С мертвых деревьев слетела кора,
обломались сучья и уже успели подгнить корни. От легкого ветра падали
великаны, заваливали обломками стволов землю, превращали равнину в
непроходимую пустыню.
Неохотно пропускала нас мертвая тайга. Путь оказался заваленным
обломками упавших деревьев. Обоз все медленнее продвигался вперед. Люди
расчищали проход, работали топорами. От губительных лучей мартовского солнца
дорога мякла, лошади чаще стали заваливаться. К четырем часам снег
окончательно расплавился, и мы вынуждены были остановиться.
Предстояла первая, долгожданная, ночевка. Забыв про усталость и голод,
мы с наслаждением принялись за устройство ночлега: расчищали поляну от
снега, валежника, таскали дрова, готовили подстилку для постелей. Людской
говор, стук топоров, грохот посуды сливались с ржанием коней. Но вот
вспыхнул большой костер, на таганах повисли котлы, все в ожидании ужина
притихли.
День заканчивался. За корявыми вершинами мертвых пихтачей багровел
закат. Темнело небо. В просветах деревьев, освещенных костром, танцевали
силуэты. После ужина лагерь угомонился. Съежившись от холода, у огня спали
люди. У возов кормились лошади. Я подсел к костру и сделал первую запись.
"25 марта. 1-й лагерь. Как и надо было ожидать, начало оказалось
ужасным. Проходы завалены погибшим лесом, толщина снега более метра. Только
благодаря усилиям всего коллектива нам удалось продвинуться на 16
километров, но добраться сегодня до Можарских озер, как намечалось, не
смогли. А ведь и люди, и лошади -- при полной силе. Что же ждет нас дальше?
Мы не должны щадить свой труд, но, чтобы не попасть впросак, не должны и
пренебрегать осторожностью. Сегодняшний день для нас серьезное
предупреждение. Но человек должен победить! Если мы не достигнем цели, на
смену нам придут другие, третьи -- они заставят Саяны покориться, открыть
свои недра и отдать неисчерпаемые богатства и силы на службу советскому
человеку.
Восточный край неба покрылся грязными тучами. Костер, развалившись на
угли, напрасно пытался отпугнуть наседавшую темноту. Дремали уставшие
лошади. Против меня сидя спал мой помощник Трофим Васильевич Пугачев. Обняв
сцепленными руками согнутые в коленках ноги и уронив голову на грудь, он
казался совсем маленьким. Его смуглое лицо еще не утратило юношеской
свежести. Если бы не борода, которую он тогда отпустил ради солидности, ему
ни за что не дать 27 лет. Я смотрел на него и не верил, что в этом
свернувшемся в маленький комочек человеке билась неугомонная, полная отваги
и дерзаний жизнь.
А кажется, совсем недавно (в 1930 году) юношей пришел он к нам за
Полярный круг, в Хибинскую тундру. Тогда мы делали первую карту апатитового
месторождения. Жили в палатках на берегу шумной речки Кукисвумчорр. Теперь
там раскинулись просторнее улицы города Кировска, а тогда был выстроен
только первый домик для экспедиции Академии наук; путейцы нащупывали трассу
будущей дороги, а геологи горячо спорили, подсчитывая запасы апатитовой
руды.
Помнится, как-то вечером, когда все спали, я сидел за работой. Это было
в конце мая, в период распутицы в тундре. Порывы холодного ветра качали
деревья. Шел дождь. Неожиданно раздвинулся вход и в образовавшееся отверстие
просунулась голова юноши.
-- Погреться можно зайти? -- произнес он тихим, почти детским голосом
и, не дожидаясь ответа, вошел внутрь.
С одежды стекала вода, он весь дрожал от холода. Я молча рассматривал
его. Голову прикрывала старенькая, непомерно большая, ушанка, с узких плеч
свисал зипун, разукрашенный латками. На ногах, завернутых в онучи,
истоптанные лапти. Маленькое, круглое лицо, еще не обожженное северным
ветром, хранило застенчивость.
Незнакомец устало осмотрел внутренность палатки, снял котомку, мокрый
зипун и, подойдя к раскаленной печи, стал отогревать закоченевшее тело.
-- Ты откуда? -- не выдержал я.
-- Пензенский.
-- А как попал сюда?
-- Мать не пускала, да я уехал, охота лопарей (*Лопари -- прежнее
название народности саами) и северное сияние посмотреть.
-- Один приехал?
Он, не отвечая, вскинул на меня светлые глаза, переполненные
усталостью.
Пока я ходил в соседнюю палатку, чтобы принести ему поесть, он
свернулся у печи да так, в мокрой одежде, и уснул.
Это был Трофим Пугачев. Начитавшись книг, он с детства стремился на
Север, в глушь, в леса, которые не видя полюбил. И вот, убежав от матери, из
далекой пензенской деревни, он добрался до Хибинской тундры.
Мы зачислили его рабочим в партию. Просторы тундры, жизнь в палатках и
даже скучные горы Кукисвумчорр и Юкспарьек, окружавшие лагерь, стали дороги
парню.
Так началась жизнь Пугачева, полная борьбы, тревог и трудовых успехов.
По окончании работы в Хибинах наша геодезическая партия переехала в
Закавказье. Пугачев вернулся домой. В памяти он сохранил яркие впечатления о
северном сиянии, о тундре, о своей работе.
В тундре Пугачев видел, как только что родившийся теленок оленя
следовал за матерью по глубокому снегу и даже спал в снегу. Это удивило
юношу. Он поделился своими впечатлениями со старым саами.
-- Ты спрашиваешь, почему теленок оленя не замерзает? -- сказал житель
тундры. -- Говорят, есть на юге такая страна, где на солнце яйца птиц
пекутся, вот там как могут жить люди?
В самом деле, как живут люди в жарких странах? Это заинтересовало
любознательного юношу.
В апреле следующего года он приехал на юг, разыскал наши палатки в
далекой Муганской степи Азербайджана. Трофим хотел познакомиться со страной
жаркого солнца.
Затем у него зародилась дерзкая мысль побывать в далекой Сибири, там,
"где золото роют в горах"; на побережье Охотского моря. Желаниям не было
конца.
С тех пор прошло много лет. Жизнь Трофима Васильевича слилась
неразрывно с жизнью нашей экспедиции. Быть первым на вершине пика, бродить
бурные горные потоки, терпеливо переносить лишения, жить трудом и борьбой --
вот какими качествами отличался этот человек. В нем будто уживались два
Трофима: в лагере он скромный, застенчивый, большой шутник, всегда готовый к
услугам; в походе же беспощадный, верткий, волевой, способный удивить любого
смельчака.
Сбылась мечта полуграмотного парнишки из пензенской деревни -- он стал
путешественником! Теперь Трофим Васильевич выполняет работу инженера. Он
видел не только тундру и страну горячего солнца. За его плечами угрюмая
приохотская тайга, суровые Баргузинские гольцы, узорчатые гребни Тункинских
Альп, а впереди, как и всех нас, его ждут малоисследованные горы Восточного
Саяна.
...Шальной ветер, прорвавшийся из темных дебрей мертвого леса, вернул
меня к действительности. Окружив костер, крепко спали мои спутники. На краю
подстилки лежал Шайсран Самбуев, отбросив голые ноги на снег. Добрый и
покладистый характер бурята был хорошо известен нашим собакам Левке и Черне.
Это они вытеснили его с постели и, растянувшись на ней, мирно спали.
Я подложил в огонь недогоревшие концы дров. Треск костра разбудил
дремавшего дежурного. Он встал, громко зевнул и ушел к лошадям. Я залез в
спальный мешок и, согревшись, уснул. Но спал не долго. Внезапно в лагере
поднялась суета. Люди в панике хватали вещи и исчезали в темноте. Конюхи
отвязывали лошадей и с криком угоняли их на середину поляны.
С востока надвигались черные тучи. Они ползли, касаясь вершин деревьев.
Воздух переполнился невероятным шумом, в котором ясно слышались все
усиливающиеся удары. Я бросился к людям, но не успел сказать и слова, как
налетел ветер и деревья вдруг закачались, заскрипели, а некоторые стали с
треском падать на землю. Лошади сбились в кучу и насторожились. Все молчали,
а ветер крепчал и скоро перешел в ураган. От грохота и шума, царивших вокруг
нас, создавалось впечатление, будто между бурей и мертвым лесом происходила
последняя схватка. И, отступая, лес стонал, ломался, падал. Прошло всего
несколько минут, как мощные порывы ветра пронеслись вперед, оставляя после
себя качающуюся тайгу. И долго слышался удаляющийся треск падающих деревьев.
Мы не успели прийти в себя и достать из-под обломков леса оставшиеся у
костра вещи, как в воздухе закружились пушинки снега. Они падали медленно,
но все гуще и гуще.
К утру на небе не осталось ни одного облачка. Медленно появилось
солнце, освещая безрадостную картину мертвой тайги. Выпавший снег прикрыл
следы ночного урагана.
Мы тронулись в путь. Под ногами похрустывал скованный ночным морозом
снег. Лошади, вытянувшись гуськом, шли навстречу наступающему дню, и снова
мы услышали ободряющий голос Днепровского:
-- Ну ты, Бурка, шевелись!
К полдню дорога снова размякла. Бедные лошади! Сколько мучений принес
им этот день. Они беспрерывно проваливались в глубокий снег, то и дело
приходилось вытаскивать их и переносить на себе вещи и сани. Можно
представить себе нашу радость, когда еще задолго до захода солнца мы увидели
ледяную гладь Можарского озера! На противоположной стороне, там, где протока
соединяет два смежных водоема, показалась струйка дыма. Это была Можарская
рыбацкая заимка. Лошади, выйдя на лед, прибавили шагу, и скоро послышался
лай собак.
Нас встретил рослый старик с густой седой бородой. Он подошел к
переднему коню, отстегнул повод и стал распрягать.
-- Вот и к нам люди заглянули, -- заговорил он, когда распряженные
лошади стояли у забора. -- Добро пожаловать, человеку всегда рады! --
Здороваясь, он поочередно подавал нам свою большую руку.
Дед Родион был рыбаком в Черемшанском колхозе.
Люди расположились в поставленных на берегу палатках, а вещи сложили
под навес, где хранились рыбацкие снасти.
Хозяин предложил мне и Трофиму Васильевичу поселиться в избе. Это было
старое зимовье, стоявшее на пригорке у самого обрыва. Когда мы вошли -- уже
вечерело. Тусклый свет, падающий из маленького окна, слабо освещал
внутренность помещения. Зимовье разделено дощатой стеной на кухню и горницу.
В первой стоял верстак, висели сети, починкой которых занимались жена и дочь
рыбака. Горница содержалась в такой чистоте, будто в ней никто и не жил.
Пол, столы, подоконники зимовья добела выскоблены, как это принято в Сибири.
Все остальное носило отпечаток заботливой хозяйской руки.
Через полчаса горница была завалена чемоданами, свертками постелей и
различными дорожными вещами. Нам предстояло прожить на зимовье несколько
дней, перепаковать груз, приспособив его к дальнейшему пути, и обследовать
район, прилегающий к Можарскому озеру.
Хозяйка подала ужин: на большой сковородке сочные, изжаренные на масле
с луком, свежие сиги. Не обошлось без стопки водки -- с дороги положено!
Сиг, как известно, рыба вкусная, а тут еще и приготовлен он был
замечательно, по-таежному. Старик повеселел, стал разговорчивее, а хозяйка,
видя, что ужин может затянуться, налаживала вторую сковородку рыбы.

ШТУРМ ПЕРВОЙ ВЕРШИНЫ

С нартами по тайге. Попытка выйти на вершину Козя. Обвал, Сон под
кедром. Черня -- верный друг Зудов делает надью. Белка предвещает погоду.
Открылся Восточный Саян, Встреча с Павлом Назаровичем. Утро на глухарином
току.

Под тенью вековых пихтачей дремало Можарское озеро. Природе угодно было
образовать его у подножья Саянских гор на самой границе с равниной. Оно
состояло из трех водоемов, как близнецы, похожих друг на друга, и
соединенных между собой неширокими протоками. Величавый голец Козя, круто
спадая к озеру, питал его бесчисленными ручьями. Они зарождались по узким
щелям гольца у снежных лавин и надувов и, переливаясь по камням, с шумом
бежали все лето. А сам голец, неподвижный, как страж, веками стоит у
Можарского озера, охраняя его от восточных ветров и снежных буранов. На
крутом берегу, там, где протока соединяет два южных водоема озера, с давних
лет приютилась заимка из нескольких избушек, старых, сгорбленных и
почерневших от времени. Жители заимки, колхозники-рыбаки, лето и зиму ловили
на озере сигов, щук и окуней, осенью добывали кедровые орехи, весною
занимались птичьим промыслом. Много в это время сбивается на озерах
перелетных птиц.
Малоезженная дорога, по которой мы добрались до Можарской заимки, у
озер кончается. Дальше, на сотни километров мы должны были сами прокладывать
себе проход, вначале через мертвую тайгу, а дальше сквозь дебри первобытного
леса, по диким ущельям и белогорьям. Первая задача -- перебросить весь груз
на реку Кизир, которая должна была служить нам главной магистралью для
захода в центр Восточного Саяна. Но путь до реки завален глубоким снегом и
переплетен буреломом, через который лошадям ни за что не пройти, даже без
вьюков. Они пойдут на Кизир позже, когда растает снег и можно будет
прорубить тропу. Груз же до реки мы должны были перебросить на нартах не
иначе, как запрягшись в них сами. Другого выхода не было.
С утра Пугачев с товарищами приступил к поделке нарт. Они должны были
перепаковать весь груз, приспособив его для переброски на узких нартах.
Заимка оживилась людским говором да стуком топоров. Нужно было торопиться и
до распутицы перебраться на реку.
Я с Днепровским и Лебедевым приступили к обследованию района озер и
прилегающей к ним низины. На лыжах, с котомками за плечами, мы несколько
дней бродили по мертвой тайге, сплошь покрывающей низину. Какая неизгладимая
печаль лежала на погибших деревьях. Но жизнь уже делала робкую попытку
изменить своим пробуждением мертвый пейзаж: кое-где сквозь завал пробивалась
тонкая поросль лиственничного леса, пришедшего на смену хвойной тайге.
Помимо трех Можарских водоемов здесь расположена большая группа озер.
Самое крупное из них озеро Тиберкуль, значительно меньше Спасское,
Семеновское, Варлаама озеро, Малый Тиберкуль и множество безымянных озерцов.
Нижняя часть озер окружена плоскими горами, покрытыми мертвым пихтовым
лесом, и только вдоль берегов водоемов узкой полоской зеленели кедры да ели.
Северная же группа озер расположена по заболоченной, малопроходимой
всхолмленной низине.
По мнению геологов, вся эта группа крупных и мелких озер -- ледникового
происхождения. Большая часть из них образовалась в результате выпахивания
ледником довольно глубоких впадин и подпруживания их моренами. Следы
действия ледников, некогда сползавших c западных склонов гольца Козя, хорошо
сохранились на озере Тиберкуль в виде обточенных валунов и торчащих на
поверхности водоема "бараньих лбов" отшлифованных скал.
Вернувшись через несколько дней с обследования, мы застали своих
товарищей готовыми идти дальше. Но прежде чем покинуть заимку, нужно было
построить геодезический пункт на вершине гольца Козя. Днепровский с
Кудрявцевым отправятся на поиски прохода к Кизиру, а остальные пойдут со
мною на голец.
Итак, мы покидали избушку гостеприимного рыбака.
Нарты загружены цементом, песком, железом, продуктами, снаряжением.
Светало Яснее вырисовывались контуры гор границы леса и очертание водоемов.
Словно выточенный из белого мрамора, за озером виднелся голец Козя. Его
тупая вершина поднялась в небе, заслоняя собою свет наступающего дня.
Караван тронулся в путь. Груженые нарты легко сползали по
отполированной поверхности озера. Теперь наше шествие представляло довольно
странное зрелище. Часть людей была впряжена в длинные узкие сани, а другие
помогали, подталкивали их сзади. Вытянувшись гуськом, мы перешли озера и
углубились в лес. Впереди, радуясь теплому дню, бежали собаки -- Левка и
Черня.
В тайге от солнца размяк снег. Хрустнула под лыжами настывшая за ночь
корка -- наст. Глубоко врезались в плечи лямки. Нарты стали проваливаться,
мы шли все медленнее.
К десяти часам подошли к Тагасуку. Река уже очистилась ото льда, и ее
русло было заполнено мутной водою. Нечего было и думать перейти ее вброд. Мы
дружно взялись за топоры. С грохотом стали валиться на воду высокие кедры.
Немало их унесло течением, пока нам удалось, наконец, наладить переправу.
Миновал полдень, когда мы снова впряглись в нарты, но не прошли и
полкилометра, как попали в бурелом. Пришлось делать обходы, лавируя между
деревьями, валявшимися всюду с вывернутыми корнями. Иногда мы попадали в
такую чащу, где каждый метр пути приходилось расчищать топором. А тут, как
на грех, нарты стали еще больше грузнуть в размякшем снегу, цепляться за
сучья упавших деревьев и ломаться. Вытаскивая нарты, мы рвали лямки, падали
сами и скоро выбились из сил. А конца бурелому не видно! Самым разумным было
-- остановиться на ночевку и произвести разведку, но поблизости не было
подходящего места. Вокруг нас лежал сплошным завалом мертвый лес, поросший
пихтовой чащей. Мы продолжали медленно идти, надеясь, что вот-вот бурелом
кончится, но только вечером вырвались из его плена.
Как только люди увидели группу зеленых деревьев, сиротливо стоящих
среди сухостойного леса, сразу свернули к ним.
Все принялись таскать дрова, готовить хвою для постелей, и скоро на
расчищенной от снега поляне затрещал костер. Пока варили суп, успели
высушиться. Ужинали недолго и через час, прижавшись друг к другу, уснули. Но
отдохнуть не удалось.
Те, кому приходилось, путешествуя по тайге, коротать ночи у костра,
знают, что не у всякого костра можно Уснуть. Из всех пород леса пихтовые
дрова пользуются самой плохой славой. В ту памятную ночь мы вынуждены были
жечь именно пихту, за неимением других дров. Люди, боясь спалить одежду,
ложились поодаль от костра. Но холод заставлял их придвигаться ближе к огню.
Искры дождем осыпали спящих. Они то и дело вскакивали, чтобы затушить
загоревшуюся от искры фуфайку, брюки или постель. Пришлось назначить
дежурного, но времени для сна оставалось немного. Вот уже повар Алексей
Лазарев загремел посудой. Это была верная примета наступающего утра.
Медленно багровел восток. Меркли звезды. На деревьях, окружавших бивак,
на нартах, на постелях лежал густой серебристый иней. В величественном покое
и тишине всходило солнце. Алмазным блеском вспыхивал снег. Где-то
далеко-далеко одиноко токовал глухарь.
Бросив на месте ночевки нарты и нагрузившись котомками, мы сразу после
завтрака покинули табор.
Путь наш начался с подъема на первый отрог гольца. Склоны отрога также
были завалены упавшим лесом. Впереди неторопливым шагом шел на подъем Михаил
Бурмакин. Этот невысокий, коренастый человек обладал огромной силой. Его
голова почти вросла в широкие плечи. Длинные руки с сильными кистями и
крепкие ноги не знали усталости.
Он пришел к нам из приангарской тайги.
Бурмакин отличался большой любознательностью, честностью и удивительной
простотой.
Сейчас он не проявлял ни малейших признаков утомления. Под его
собственной тяжестью и тридцатикилограммовым грузом, который он нес на
спине, лыжи выгибались лучком, глубоко вязли в снег. Следом, уже по готовой,
хорошо спрессованной лыжне, шел весь отряд.
А подъем становился чем дальше, тем круче. Правда, выбравшись на
вершину отрога, мы сторицею были вознаграждены: перед нами расстилалась
зеленая, живая тайга. Погибший лес остался позади.
Как же обрадовались мы этой перемене! Пространство, лежащее между нами
и вершиной гольца, покрывало кедровое редколесье, мелкое и корявое. Но в нем
была жизнь! В воздухе улавливался запах хвои.
У первых деревьев мы сели отдохнуть. Одни сейчас же принялись чинить
лыжи, другие переобувались, а курящие достали кисеты и медленно крутили
цыгарки. Вдруг мы услышали крик кедровки и насторожились. Каким приятным
показался нам ее голос после длительного безмолвия. Признаться, тогда
кедровка сошла у нас за певчую птицу, так соскучились мы о звуках в мертвой
тайге. Даже повар Алексей, предпочитавший любой песне сопение своей трубки,
и тот снял шапку и прислушался.
-- Да-а-ак, да-а-ак, да-а-ак! -- не умолкала кедровка.
-- Эх ты, птаха-куропаха! -- не выдержал Алексей. -- Ишь что
выделывает!
А кедровка вовсе не собиралась ничего "выделывать" и твердила свое
однообразное:
-- Да-а-ак, да-а-ак, да-а-ак...
Такова уж ее песня.
После короткого перерыва двинулись дальше и в два часа дня были под
вершиной гольца. На границе леса лагерем расположились у трех кедров,
выделявшихся своей высотой. Люди, освободившись от тяжелых поняжек,
расселись на снегу.
Нас окружал обычный зимний пейзаж. Внизу виднелись чаши стылых озер.
Мертвую тайгу пронизывали стрелы заледеневших ключей, убегавших в синь
далекого горизонта. Снежный покров равнины грязнили пятна проталин и
отогретых болот. Если там, внизу весна уже порвала зимний покров, то по
отрогам гор лежал нетронутый снег. Апрельское солнце еще бессильно было
пробудить природу от долгого сна. Но теплый южный ветер уже трубил по щелям
и дуплам старых кедрачей о приближающемся переломе.
Пугачев, Лебедев, Самбуев и я остались под гольцом организовывать
лагерь, а остальные спустились к нартам, чтобы утром вернуться к нам с
грузом. До заката солнца времени оставалось много. Мы поручили Самбуеву
наготовить дров и сварить ужин, а сами решили сделать пробное восхождение на
голец Козя.
Покидая стоянку, я заметил далеко на севере над гольцом Чебулак тонкую
полоску мутного тумана. Но разве могла она вызвать подозрение, когда вокруг
нас царила тишина и небо было чистое, почти бирюзового цвета. Не подумав,
что погода может измениться, мы покинули лагерь. Черня увязался с нами.
От лагеря метров через двести начинался крутой подъем. Двухметровой
толщей снег покрывал склоны гольца. Верхний слой был так спрессован ветрами,
что мы легко передвигались без лыж. Но чем ближе к шапке гольца, тем круче
становился подъем. Приходилось выбивать ступеньки и по ним взбираться
наверх. Оставалось уже совсем немного до цели, когда на нашем пути выросли
гигантские ступени надувного снега.
Мы разошлись в разные стороны искать проход. Лебедев и Пугачев свернули
влево, намереваясь достигнуть вершины гольца по кромке, за которой виднелся
глубокий цирк, а я снежными карнизами ушел вправо.
Около часа я лазил у вершины, и все безрезультатно, прохода не было.
Размышляя, что делать дальше, я заглянул вниз -- и поразился. Ни тайги, ни
отрогов не видно. Туман, как огромное море, хлынувшее вдруг из ущелий гор,
затопил все земные контуры. Темными островками торчали лишь вершины гор. Это
было необычайное зрелище! Мне казалось, что мы остались одни, отрезанные от
мира, что не существует больше ни нашего лагеря с Самбуевым, ни Можарского
озера, ни Саяна. Все сметено белесоватым морем тумана.
Я испытывал неприятное состояние одиночества, оторванности.
Неожиданно на северном горизонте появились черные тучи. Они теснились
над макушками гольцов, как бы ожидая сигнала, чтобы рвануться вперед.
Потускневшее солнце, окаймленное оранжевым кругом, краем своим уже касалось
горизонта.
Погода вдруг изменилась. Налетел ветер и яростно набросился на лежащий
внизу туман. Всколыхнулось серое море. Оторванные клочья тумана вздымались
высоко и там исчезали, растерзанные ветром. Зашевелились северные тучи и,
хмурясь, заволокли небо.
Приближался буран. Нужно было немедленно возвращаться. Я начал
спускаться вниз, но не своим следом, как следовало бы, а напрямик. Скоро
снежный скат оборвался, и я оказался у края крутого откоса. Идти дальше по
откосу казалось опасным, тем более, что не было видно, что же пряталось там,
внизу, за туманом. А ветер крепчал. Холод все настойчивее проникал под
одежду, стыло вспотевшее тело. Нужно было торопиться. Я шагнул вперед, но,
поскользнувшись, сорвался с твердой поверхности надува и покатился вниз. С
трудом задержался на небольшом выступе, стряхнул с себя снег и. осмотрелся.
За выступом отвесной стеной уходил в туман снежный обрыв. Справа и
слева чуть виднелись рубцы обнаженных скал, круто спадавших в черную бездну.
Куда идти? И тут только я понял, что попал впросак. А время бежало. Уже
окончательно стемнело. Пошел снег. Разыгрался буран. Все вокруг меня
взбудоражилось, завертелось, взревело. Но самым страшным был холод. Он
сковывал руки и ноги. Нужно было двигаться, чтобы хоть немного согреться.
Оставался один выход -- вернуться на верх гольца и спуститься в лагерь своим
следом. Я стал взбираться обратно по откосу. Ногам не на что было опереться,
руки, впиваясь пальцами в крепкий снег, не в силах были удерживать тело. Я
падал, карабкался, снова скатывался вниз, пока не выбился из сил.
А погода свирепела. Тревожные мысли не покидали меня.
И все-таки что же делать? Холод добрался до вспотевшего тела. Начинался
озноб. Я пошел к краю площадки. В темноте не видно было даже кисти вытянутой
руки. Мне ничего не оставалось, как прыгать с обрыва. Натягиваю на голову
поплотнее шапку-ушанку, застегиваю телогрейку. Я хотел сделать последнее
движение, чтобы оторваться от бровки этой маленькой площадки, как снег подо
мною сдвинулся, пополз и, набирая скорость, потянул меня в пропасть.
"Обвал!" -- мелькнуло в голове. Меня то бросало вперед, то с головой
зарывало в снег. Я потерял сознание и не знаю, сколько времени был в
забытьи.
Когда же пришел в себя, то оказалось, что я лежу в глубоком снегу.
Стоило больших усилий выбраться наверх. Вокруг громоздились глыбы снега,
скатившегося вместе со мною с гольца. Я, не задумываясь, шагнул вперед. Ноги
с трудом передвигались. Тело коченело; казалось, что кровь стынет в жилах от
холода. Я уже не чувствовал носа и щек -- они омертвели. Странно стучали
пальцы рук, будто на них не было мяса. Мысли обрывались. Наступило состояние
безразличия. Не хотелось ни думать, ни двигаться. Каждый бугорок манил
прилечь, и стоило больших усилий не поддаться соблазну.
"Неужели конец?!" -- мелькнуло в голове. Напрягаю силы, с трудом
передвигаю онемевшие ноги по глубокому снегу.
Ветер, злой и холодный, бросает в лицо заледеневшие крупинки снега.
Одежда застыла коробом. Пытался засунуть руки в карманы, но не смог. Где-то
на грани еще билась жизнь, поддерживая во мне волю к сопротивлению.
С большим усилием я сделал еще несколько шагов вперед и... увидел
раскидистый кедр. Он неожиданно вырос передо мною, чтобы укрыть от непогоды.
Я раздвинул густую хвою и присел на мягкий мех. Сразу стало теплее: оттого
ли, что тело действительно согрелось, или оттого, что оно окончательно
онемело. Я плотнее прижимаюсь к корявому стволу кедра. Запускаю под кору
руки -- а там оказалась пустота. Пролажу туда сам. Внутри светло, просторно,
ни ветра, ни холода. Приятная истома овладевает мною...
Прошло, видимо, несколько минут, как послышался шорох. Потом что-то
теплое коснулось моего лица. Я открыл глаза и поразился: возле меня стоял
Черня, никакого кедра поблизости не было. Я лежал под сугробом,
полузасыпанный снегом. Темная ночь, снежное поле, да не в меру разгулявшийся
буран -- вот и все, что окружало меня. С трудом поднялся. Память вернула
меня к действительности. Вспомнил все, что произошло, и стало страшно.
Появилось желание бороться, жить. Я попытался схватить Черню, но руки не
повиновались, пальцы не шевелились.
-- Черня, милый Черня!.. -- твердил я.
Собака разыскала меня по следу.
Умное животное, будто понимая мое бессилие, не стало дожидаться и
направилось вниз. Я шел следом, снова теряя силы, спотыкаясь и падая.
У кромки леса послышались выстрелы, а затем и крик. Это товарищи,
обеспокоенные моим отсутствием, подавали сигналы.
В лагере не было костра, что крайне меня удивило. Пугачев и Лебедев без
приключений вернулись на стоянку своим следом. Увидев меня, они вдруг
забеспокоились и, не расспрашивая, стащили всю одежду, уложили на бурку и
растерли снегом руки, ноги, лицо. Терли крепко, не жалея сил, пока не
зашевелились пальцы на ногах и руках.
Через двадцать минут я уже лежал" в спальном мешке. Выпитые сто граммов
спирта живительной влагой разлились по организму, сильнее забилось сердце,
стало тепло, и я погрузился в сладостный сон.
Проснувшись утром, я прежде всего ощупал лицо -- оно зашершавело и
сильно горело. Спальный мешок занесло снегом. В лагере попрежнему не было
костра. Буран, не переставая, играл над гольцом. Три большие ямы, выжженные
в снегу, свидетельствовали о том, что люди вели долгую борьбу за огонь, но
им так и не удалось удержать его на поверхности двухметрового снега.
Разгораясь, костер неизменно уходил вниз и гас, оставляя людей во власти
холода. Чего только не делали мои спутники! Они забивали яму сырым лесом,
сооружали поверх снега настил из толстых бревен и на них разводили костер,
но все тщетно. Им ничего не оставалось, как взяться за топоры и заняться
рубкой леса, чтобы согреться.
Я же не мог ничего делать -- болели руки и ноги. Тогда мои товарищи
решили везти меня на лыжах и ниже, под скалой или в более защищенном уголке
леса, остановиться. Три широкие камусные лыжи уже были связаны, оставалось
только переложить меня на них и тронуться в путь. Вдруг Черня и Левка
поднялись со своих лежбищ и, насторожив уши, стали подозрительно
посматривать вниз.
Потом они бросились вперед и исчезли в тумане.
-- Однако кто-то есть, -- сказал Самбуев, обращаясь ко всем. -- Даром
его ходи по холоду не будет.
И действительно, не прошло и нескольких минут, как из тумана показалась
заиндевевшая фигура старика. Будто привидение, появился перед нами настоящий
дед Мороз с длинной обледенелой бородой.
-- Да ведь это Зудов! -- крикнул Пугачев, и все мы обрадовались.
Действительно, это был наш проводник Павел Назарович Зудов, известный
саянский промышленник из поселка Можарка. Он был назначен к нам Ольховским
райисполкомом, но задержался дома со сборами и сдачей колхозных жеребцов, за
которыми ухаживал и о которых потом тосковал в течение всего нашего
путешествия. За стариком показались рабочий Курсинов и повар Алексей
Лазарев, тащившие тяжелые поняжки. Остальные товарищи шли где-то сзади.
Зудов приблизился к моей постели и очень удивился, увидев черное, уже
покрывшееся струпьями мое лицо. Затем он долго рассматривал ямы, выжженные в
снегу, сваленный лес и качал головою.
-- Чудно, ведь в такую стужу и пропасть недолго! -- процедил старик
сквозь смерзшиеся усы. -- Кто же, -- продолжал он, -- кладет костер на таком
снегу?
Он сбросил с плеч ношу и стал торопить всех.
Через несколько минут люди с топорами ушли и скоро принесли два толстых
сухих бревна. Одно из них положили рядом со мной на снег и по концам его, с
верхней стороны вбили по шпонке. На шпонки положили второе бревно так, что
между ними образовалась щель в два пальца. Пока закрепляли сложенные бревна,
Зудов заполнил щель сухими щепками и поджег их.
Огонь разгорался быстро, и по мере того как сильнее обугливались
бревна, тепла излучалось все больше. Надья (так называют промысловики это
примитивное сооружение) горела не пламенем, а ровным жаром. Как мы были
благодарны старику, когда почувствовали, наконец, настоящее тепло! Через
полчаса Пугачев, Самбуев и Лебедев уже спали под защитой огня.
Итак, попытка выйти на вершину гольца Козя закончилась неудачей.
Два дня еще гуляла непогода по Саяну, и только на третий, 15 апреля,
ветер начал сдавать и туман заметно поредел. Мы безотлучно находились в
лагере. Две большие надьи спасали от холода. Я все еще лежал в спальном
мешке. Заметно наступило улучшение, опала опухоль на руках и ногах, стихла
боль, только лицо покрывала грубая чешуя да тело болело, как от тяжелых
побоев.
Лебедев решил, не ожидая полного перелома погоды, подняться на вершину
Козя. Когда он, теряясь в тумане, шел на подъем, я долго смотрел ему вслед и
думал: "Вот неугомонный человек! Что значит любить свое дело! Ведь он
торопится потому, что боится: а вдруг не он первым поднимется на голец и
тогда не придется ему пережить тех счастливых минут, которые испытывает
человек, раньше других преодолевший такое препятствие".
Я его понимал и не стал удерживать. Остальные с Пугачевым ушли вниз за
грузом. Только Зудов остался со мной в лагере.
Заря медленно окрашивала восток. Погода улучшилась, серый облачный свод
рвался, обнажая купол темноголубого неба. Ветер тоже стих. Изредка
проносились его последние короткие порывы. Внизу, затаившись, лежал рыхлый
туман.
-- Погода будет! Слышишь? Белка заиграла, -- сказал сидевший у костра
Зудов.
Под вершиной кедра я заметил темный клубок. Это было гайно (гнездо), а
рядом с ним вертелась белка. Она то исчезала в густой хвое, то спускалась и
поднималась по стволу, то снова появлялась на сучке близ гайна. Зверек, не
переставая, издавал свое характерное "цит-т-а, цит-т-а..." и подергивал
пушистым хвостиком.
Все дни непогоды белка отсиживалась в теплом незатейливом гнезде. Она
изрядно проголодалась и теперь, почуяв наступление тепла, покинула свой
домик. Но прежде чем пуститься в поиски корма, ей нужно было поразмяться,
привести себя в порядок, и она начала это утро с гимнастических упражнений,
иначе нельзя объяснить ее беготню по стволу и веткам вокруг гайна. Затем
белка принялась за туалет, усевшись на задние лапки, почистила о сучок носик
и, как бы умываясь, протерла лапками глаза, почесала за ушками, а затем
принялась за шубку, сильно слежавшуюся за эти дни. С ловкостью опытного
мастера она расчесывала пушистый хвост, взбивала коготками шерсть на боках,
спинке и под брюшком. Но это занятие часто прерывалось. В нарядной шубке
белки, да и в гнезде, живут паразиты. Иногда их скапливается так много и они
проявляют такую активность, что доводят зверька до истощения, а то и до
гибели. Из-за них-то белка отрывается от утреннего туалета. Но вот она
встряхнула шубкой. Снова послышалось "цит-т-а, цит-т-а...", и, спрыгнув на
снег, горбатым комочком попрыгала вниз.
День тянулся скучно. Догорала надья. Плыли по горизонту все более
редеющие облака. Пусто и голо становилось на небе, только солнце блином
висело над гольцом, покрыв нашу стоянку узорчатой тенью старого кедра.
Обстановка невольно заставляла задуматься о нашем положении. Мы только
начали свое путешествие, но действительность уже внесла существенные
поправки в наши планы. Мы запаздываем, и неважно, что этому были причины --
бури и завалы. Ведь запас продовольствия был рассчитан только для захода в
глубь Саяна всего на три месяца. Остальное должны были доставить туда из
Нижнеудинска наши работники Мошков и Козлов. Им было поручено перебросить
груз в тафаларский поселок Гутары и далее вьючно на оленях в вершины рек
Орзагая и Прямого Казыра и там разыскать нас. Покидая поселок Черемшанку, мы
не получили от Мошкова известий о выезде в Гутары; не привез ничего
утешительного и Зудов, выехавший неделей позднее.
А что, если, проникнув в глубь Саяна, мы не найдем там продовольствия?
Эта мысль все чаще и чаще тревожила меня. Беспокойство усугублялось еще и
тем, что мы уже не могли пополнить свои запасы: в низовьях началась
распутица, и связь между Можарским озером и Черемшанкой прекратилась.
Оставалось только одно: верить, что в намеченном пункте мы встретимся с
Мошковым и Козловым.
x x x

Через два дня Лебедеву удалось разведать проход на вершину Козя.
Готовились к подъему. Я еще не совсем поправился и поэтому пошел с Зудовым
вперед без груза. День был на редкость приятный -- ни облачка, ни ветра.
Расплылась по горам теплынь. Из-под снега появилась россыпь. На север летели
журавли.
Поднявшись на первый барьер, мы задержались. Далеко внизу, вытянувшись
гуськом, шли с тяжелыми поняжками люди. Они несли инструменты, цемент,
дрова, продукты. Еще ниже виднелся наш лагерь. Он был отмечен на снежном
поле сиротливой струйкой дыма и казался совсем крошечным.
Ровно в полдень мы с Зудовым поднялись на вершину гольца Козя. Нас
охватило чувство радостного удовлетворения. Это первый голец, на котором мы
должны были произвести геодезические работы.
На север и восток, как безбрежное море, раскинулись горы самых
причудливых форм и очертаний, изрезанные глубокими лощинами и украшенные
зубчатыми гребнями. Всюду, куда ни бросишь взгляд, ущелья, обрывы, мрачные
цирки. На переднем плане, оберегая грудью подступы к Саяну, высились гольцы
Москва, Чебулак, Окуневый. Подпирая вершинами небо, они стояли перед нами во
всем своем величии.
Голец Козя является последней и довольно значительной вершиной на
западной оконечности хребта Крыжина. Южные склоны его несколько пологи и
сглажены, тогда как северные обрываются скалами, образующими глубокий цирк.
Ниже его крутой склон завален обломками разрушенных стен. От Козя на восток
убегают с многочисленными вершинами изорванные цепи гор.
Вершина Козя покрыта серой угловатой россыпью, кое-где затянутой
моховым покровом. Отсюда, с вершины Козя, мы впервые увидели предстоящий
путь. Шел он через вершины гольцов, снежные поля и пропасти.
Вопреки моим прежним представлениям, горы Восточного Саяна состояли не
из одного мощного хребта, а из отдельных массивов, беспорядочно скученных и
отрезанных друг от друга глубокими долинами. Это обстоятельство несколько
усложняло нашу работу, но мы не унывали.
Взглянув на запад, я был поражен контрастом. Как исполинская карта,
лежала передо мной мрачная низина. Многочисленные озера у подножья Козя были
отмечены на ней белыми пятнами, вправленными в темный ободок елового и
кедрового леса. А все остальное к югу и западу -- серо, неприветливо. Это
мертвый лес.
Только теперь, поднявшись на тысячу метров над равниной, можно было
представить, какой огромный ущерб нанесли пяденица, усач и другие вредители
лесному хозяйству.
Один за другим поднимались на вершину гольца люди. Они сбрасывали с
плеч котомки и, тяжело дыша, садились на снег.
Я долго делал зарисовки, намечая вершины гор, которые нам нужно было
посетить в ближайшие дни, расспрашивал Зудова, хорошо знавшего здешние
места. За это время мои спутники успели освободить из-под снега скалистый
выступ вершины Козя, заложить на нем триангуляционную марку и приступить к
литью бетонного тура. Так в Восточном Саяне появился первый геодезический
пункт.
Пугачев остался с рабочими достраивать знак, а я с Зудовым и Лебедевым
решил вернуться на заимку, к Можарскому озеру, чтобы подготовиться к
дальнейшим переходам.
Солнце, краснея, торопилось к горизонту. Следом за ним бежали перистые
облака. От лагеря мы спускались на лыжах. Зудов, подоткнув полы однорядки за
пояс и перевязав на груди ремешком лямки котомки, скатился первым.
Взвихрился под лыжами снег, завилял по склону стружкой след. Лавируя между
деревьями, старик перепрыгивал через валежник, выемки и все дальше уходил от
нас. Мы с Лебедевым скатывались его следом.
На дне ущелья Павел Назарович дождался нас.
-- Глухарей сейчас спугнул и вспомнил: вон на той зеленой гриве ток, --
сказал он, показав пальцем на залесенный кедрачом гребень.
-- Хороша похлебка с глухарем. Может, заночуем тут, а утром сбегаем на
ток, -- сказал Лебедев, взглянув на закат. -- Скоро ночь, -- добавил он.
Мы без сговору прошли еще с километр и там остановились. В лесу было
очень тихо и пусто. Слабый ветерок доносил шелест засохшей травы. На востоке
за снежными гольцами сгущался темносиреневый сумрак вечера. Багровея,
расплывалась даль. Заканчивалась дневная суета. У закрайки леса дятел,
провожая день, простучал последней очередью. Паучки и маленькие бескрылые
насекомые, соблазнившиеся дневным теплом и покинувшие свои зимние убежища,
теперь спешно искали приют от наступившего вместе с сумерками похолодания.
Мы еще не успели закончить устройство ночлега, как пришла ночь. Из-под
толстых, грудой сложенных дров с треском вырывалось пламя. Оно ярко освещало
поляну.
Вместе с Кириллом Лебедевым я хотел рано утром сходить на глухариный
ток, поэтому сразу лег спать, а Зудов, подстелив под бока хвои и бросив в
изголовье полено, спать не стал. Накинув на плечо одностволку, он
пододвинулся поближе к костру и, наблюдая, как пламя пожирает головешки,
погрузился в свои думы. Павлу Назаровичу было о чем погрустить. Вероятно
костер напомнил ему о былом, когда в поисках соболя или марала он бороздил
широкими лыжами саянские белогорья. С костром он делил удачи и невзгоды
промышленника. Ему он поведывал в последний час ночи свои думы. Судя по
тому, с какой ловкостью он сегодня катился с гольца, можно поверить, что в
молодости ни один зверь от него не уходил, не спасался и соболь, разве
только ветер обгонял его. И теперь, несмотря на свои шестьдесят лет, он
оставался ловким и сильным.
Помню нашу первую встречу. Я приехал к нему в поселок Можарка. Зудов
был удивлен, узнав, что райисполком рекомендовал его проводником экспедиции.
-- Они, наверное, забыли, что Павел Назарович уже не тот, что был
прежде. Куда мне, старику, в Саяны идти? Ноги ненадежные, заболею -- беды
наживете. Не пойду! А кроме того, ведь у меня колхозные жеребцы, как их
оставить? Нет! Не могу и не пойду... -- упрямился старик.
Но он пошел.
Ночью, когда вся деревня спала, в избе Зудова горел огонек. По моей
просьбе Павел Назарович чертил план той части Саяна, куда мы собирались идти
и где ему приходилось бывать. По мере того, как на листе бумаги появлялись
реки, озера, перевалы, старик говорил мне о звериных тропах, о тайге, о
порогах, пересыпая свое повествование небольшими рассказами из охотничьей
жизни. Его жена, добрая, покорная старушка, с непонятной для меня тревогой
прислушивалась к нашему разговору. Когда же Павел Назарович, покончив с
планом, вышел из избы, она спокойно сказала:
-- Растревожили вы своими расспросами старика. Боюсь, не выдержит,
пойдет.
И, немного подождав, добавила:
-- Видно, уж на роду у него написано закончить жизнь не дома, а
где-нибудь в Березовом ключе или Паркиной речке. И что тянет его в эти
горы?! -- Она тяжело вздохнула, и я понял, что своей попыткой склонить Павла
Назаровича идти с нами растревожил ее старые раны.
Вернувшись в избу, Зудов приказал жене к утру истопить баню.
Теперь это решение меня нисколько не удивило.
Рано утром баня была готова. Старик достал из-под навеса два веника и
позвал соседа, коренастого мужика.
-- Руки слабые стали, париться не могу. Спасибо Игнату, не отказывает.
Раздевшись, Зудов надел шапку-ушанку, а Игнат длинные меховые рукавицы,
и оба вошли в жарко натопленную баню.
-- О-ой!.. Не могу!.. -- кричал не своим голосом Павел Назарович. --
Ну, еще по лопаткам! Выше... ниже! Да поддай же, сделай милость... Игнат...
Игнат плескал на раскаленные камни воду и снова принимался хлестать
старика распаренным веником, но через несколько минут не выдержал, выскочил
из бани. За ним следом чуть живой выполз на четвереньках и сам Зудов.
После бани старик раскинул в избе на полу тулуп и долго лежал на нем
блаженствуя.
-- Ну, старуха, и натопила же ты нынче баню! -- говорил он. -- Уважила
старика...
Жена Павла Назаровича возилась с приготовлением завтрака, и эти слова
были, видимо, толчком, от которого нервы ее не выдержали. Она склонилась к
печи и, спрятав голову в накрест сложенные руки, тихо заплакала.
Так все было решено.
Зудов попросил меня сходить с ним к председателю колхоза, чтобы
отсрочить на несколько дней выезд.
Когда я прощался со стариками, Павел Назарович уже стащил в избу для
ремонта свое охотничье снаряжение, а жена с грустным лицом заводила тесто
для сухарей.
Все это вспомнил я, ночуя тогда под гольцом Козя.
Ранним утром, когда еще все живое спало, еще было мертво, пустынно в
лесу, мы с Кириллом Лебедевым пробирались по гребню к глухариному току.
Навстречу лениво струился лепет больших сонных кедрачей. Пахло сухим, старым
дуплом. Ветерок-баловень, шумя и шелестя, бросал в лицо приятную прохладу.
Было совсем темно, но уже чувствовалось, что скоро там, на востоке, за
свинцовыми гольцами победным лучом блеснет румяная зорька.
Вдруг над головами треск сучьев, тяжелый взмах крыльев, и в темноту
скользнула вспугнутая шорохом лыж | огромная птица,
-- Глухарь! Тут и ток, -- сказал, остановившись, Лебедев.
Мы молча разошлись. Метров через сто я наткнулся на валежник и там
задержался. Лебедев ушел правее. Когда смолкли его шаги, в лесу снова
наступила тишина.
Вершины толстых кедров сливались с темным небом, и я не знал, с чего
начнется день. То ли заря встревожит ток, то ли песня разбудит утро. Воздух
становился неподвижным, ни звука, крепко спал лес, но в эту весеннюю пору
как-то ощущаешь его дыхание, чувствуешь, что молодеет он, наливая почки
соком и пуская из своих старых корней свежие побеги. Точно стон вдруг
прорывался из глубины леса и исчезал бесследно.
Вот позади, совсем близко, коротко и сонно щелкнуло раз, другой...
Кто-то торопливо пробежал, шурша по насту, навстречу звуку и замер, будто
затаившись. Я насторожился. Ожидание казалось невыносимым. А воздух еще
больше посвежел, глотнешь его, не можешь насытиться и чувствуешь, как
разливается он по телу бодрящей волной.
Снова защелкало дальше где-то под гривой, все ускореннее, громче, но
вдруг перешло в какое-то бурное, страстное шипение и оборвалось. Опять в
неподвижную дремоту погрузился лес.
Я жду. Стою долго. Тишина становилась болезненной. Без мыслей
всматриваюсь в волшебную синеву неба, изузоренную густой кроной сомкнутых
надо мною деревьев. Совсем неожиданно на моховом болоте прокудахтал куропат,
и там же резко заржал заяц. "Близко рассвет", -- мелькнуло в голове, и вдруг
неясный шум: тяжелая птица низом пролетела мимо меня и с грохотом упала на
измятую вершину соседнего кедра. "Ага, вот оно, счастье!" Но глухаря не
видно, хотя я и чувствовал его близость: слышал, как он складывал крылья,
как шуршала кора на сучке под его ногами.
Ток... ток... ток... тк-тк-тк-тк-пыши-пыши-шшиу-шшиу-шшиу!
Сразу послышалось четко, громко. Поползли звуки брачной песни сквозь
резные узоры кедров, по замшелым болотам, по синей громаде лесов. Все
громче, все страстнее пел краснобровый петух, спеша насладиться весенней
зарею. Словно пробудившись, всюду запели глухари.
Где-то далеко-далеко предрассветный ветерок пробежал мимо и пропал
бесследно в недрах старого леса. Что-то сверкнуло там далеко за гольцами на
востоке. Начали меркнуть звезды. Тайга распахивала полы темной ночи,
пропуская в просветы румянец холодной зари.
Мое присутствие не выдавал валежник. Я не стрелял, хотелось побольше
насладиться ранним весенним утром. А песни ширились, слышались яснее,
громче. Вдруг мой слух обжег выстрел и донесся треск сучьев, сломанных
падающей птицей.
Замерли певцы. Только где-то в стороне, захлебываясь и картавя,
надрывался молодой самец. Я приподнялся из-за валежины. Немного
присмотрелся, вижу угольно-черный силуэт токующего глухаря. Глухарь
примостился на огромной, широкой ветке старого кедра. Распустив веером
пестрый хвост, надув зоб и чуточку приподняв к небу краснобровую голову,
бросал в немое пространство капли горячей песни. Запели и остальные петухи,
все страстнее, все громче.
В любовных песнях нарождалось утро. Дрожащими руками я приподнял
малокалиберку и, не торопясь, "посадил" птицу на мушку. С мыслью, что вот
сейчас рухнет на землю этот гордый певец, я нажал гашетку. Но ружье дало
осечку. Глухарь мгновенно смолк и, повернув в мою сторону настороженно
голову, сжался в продолговатый комок.
Мы оба, не шевелясь, следили друг за другом. А вершины кедров уже были
политы светом разлившейся зари. Глухарь повернул голову в противоположную
сторону, прислушался и снова:
-- Ток... ток-тк-тк-тк-тк-пыши-пыши...
Я снова прижимаю к плечу малокалиберку, тяну гашетку, но ружье, как
заколдованное, -- молчит.
Вижу, кто-то шевелится в чаще, это Кирилл. Он скрадывает моего глухаря.
Я замер истуканом, проклиная ружье. Мне ничего не оставалось делать, как
ждать развязки. А петух, разазартившись, пел, слегка покачиваясь на сучке и
царапая его острыми зубцами крыльев. Вот он торопливо затокал и зашипел,
теряя на секунду зрение и слух. Кирилл, дождавшись этого момента, сделал
четыре-пять прыжков и вдруг замер горбатым пнем. Глухарь, не замечая его,
снова и снова повторял песню, Шипел, а охотник все ближе и ближе подпрыгивал
к нему. Я видел, как он медленно поднимал ружье, долго целил и как после
выстрела глухарь, ломая ветки, свалился на "пол". Досада и чувство зависти
на миг овладели мною.
-- Чего же не стреляли? -- крикнул Лебедев, поднимая убитую птицу.
-- Осечка.
-- Торопитесь, скоро день, -- крикнул он, и след его лыж убежал по
склону.
Патрон засел крепко, я торопился и сломал выбрасыватель. Охота
сорвалась, какая досада! Возвращаться на бивак не хотелось. Разлившийся по
лесу утренний свет гнал прочь поредевший мрак ночи.
Но вот близко послышался шорох; я приподнялся. Из-за старого упавшего
кедра приближалась ко мне капалуха. Она, покачиваясь из стороны в сторону,
нежно тянула: "к-о-о-т, к-о-о-т". Птица была совсем близко, я хорошо видел
ее оперение, замечал, как ритмично шевелились перья, как тревожно скользили
по пространству ее глаза. Она замолкла и, приподнимая голову, прислушивалась
к песням. Их становилось все больше, глухари пели наперебой.
Справа от меня отчетливо и громко защелкал глухарь. Он бесшумно
появился из-за молодых кедров, группой стоявших у скрадка. Каким крупным
показался он мне в своем пышном наряде! Сколько гордости и силы было в его
позе! Он, будто не замечая прижавшейся в снегу самки, распустил крылья и
пошел кругами возле нее. Снова прогремел выстрел. Глухарь и капалуха
насторожились и, захлопав крыльями, исчезли за ближними кедрами.
Я встал. На чистом небе лежал густой румянец зари. Казалось, вот-вот
брызнут лучи восходящего солнца. Позади послышались шаги Кирилла.
На табор мы принесли трех глухарей. Павел Назарович успел вскипятить
чай. Пришлось задержаться. Ведь это был первый день долгожданной охоты, и мы
не могли отказать себе в удовольствии отведать дичи. Правда, за это мы были
наказаны. Пока варили суп да завтракали, настывшая за ночь снежная кора --
наст -- под действием солнца успела размякнуть. Лыжи проваливались, цепляясь
за сучья, ломались, и мы скоро совсем выбились из сил. На последнем
километре к реке Тагасук пришлось добираться буквально на четвереньках.
Как только мы появились на берегу Тагасука, в воздух с шумом поднялась
пара кряковых. Они набрали высоту и скрылись за вершинами леса. Это были
самые надежные вестники желанной весны. Она была где-то близко и своей
невидимой рукой уже коснулась крутых речных берегов. Сквозь прогретую корку
земли успел пробиться пушок зеленой трави, вспухли почки на тонких ветвях
тальника, по-весеннему шумела и сама река.
Продолжать путь невозможно. Солнце безжалостно плавило снег. Мы решили
сделать плот, на нем спуститься до озера, а там по льду добраться до заимки.
Через два часа река несла нас по бесчисленным кривунам. Зимнее
безмолвие оборвалось. Мы слышали робкий шум проснувшихся ручейков, плеск
рыбы, шелест освободившейся из-под снега прошлогодней травы. Мимо нас
пронеслась стая мелких птиц. Ветерок задорно пробегал по реке, награждая нас
лаской и теплом. Но все эти признаки весны были уловимы только на реке, а
вдали от нее еще лежала зима.
Мутная вода Тагасука медленно несла вперед наш плот, скрепленный
тальниковыми прутьями. Павел Назарович и Лебедев дремали, пригретые солнцем.
Я, стоя в корме, шестом управлял "суденышком". За большим поворотом
открылось широкое поле разлива. Это было недалеко от озера. Вода, не
поместившись в нем, выплеснулась из берегов, залила равнину и кусты.
Наконец, мы подплыли к кромке льда и по нему к концу дня добрались до
заимки. Днепровский и Кудрявцев уже вернулись с разведки. Днем позже пришел
Пугачев с товарищами, и мы начали готовиться к походу на Кизир.

С НАРТАМИ НА КИЗИР

Наш путь идет по завалам. Вынужденная ночевка. Собаки держат зверя.
Удачный выстрел.

Рано-рано 18 апреля мы тронулись с заимки Можарской на реку Кизир.
Утренними сумерками десять груженых нарт ползли по твердой снежной корке.
Впереди попрежнему шел Днепровский, только теперь ему не на кого было
покрикивать. Он сам впрягся в нарты, а Бурку со всеми остальными лошадьми
оставили на заимке.
Двадцатикилометровое пространство, отделяющее Можарское озеро от
Кизира, так завалено лесом, что без прорубки нельзя протащить даже нарты.
Шли лыжней, проложенной от озера до Кизира Днепровским и Кудрявцевым.
Снова перед нами мертвая тайга: пни, обломки стволов, скелеты деревьев.
На один километр пути затрачивалось около часа, а сколько усилий! Если
вначале нередко слышались шутки, то с полудня шли молча и все чаще
поглядывали на солнце, как бы поторапливая его к закату.
Павел Назарович расчищал путь, намечал обходы.
-- Чего так стали?.. Трогай! -- часто раздавалось то впереди, то сзади.
Дорога с каждым часом слабела: чем ярче светило солнце, тем чаще нарты
проваливались в снег. Упряжки из веревочных лямок и тонких шестов,
прикрепленных к нартам, ломались и рвались. Небольшая возвышенность, -- в
другое время ее и не заметили бы, -- казалась горой, и после подъема на нее
на плечах оставались красные рубцы. На крутых подъемах в нарты впрягались по
два-три человека. Каждый бугорок, канава или валежник преодолевались с
большими усилиями. А когда попадали в завал, через который нельзя было
прорубиться, разгружались и перетаскивали на себе не только груз, но и
нарты.
Ползли долго, тяжело. Казалось, будто солнце неподвижно застыло над
нами. День -- как вечность. А окружающая нас природа была мертвой, как
пустыня. К вечеру цепочка каравана разорвалась, люди с нартами растерялись
по ощетинившимся холмам, по залитым вешней водою распадкам. А впереди лежал
все тот же непролазный завал.
Так и не дошли мы в тот день до Кизира. Ночевали в ложке возле старых
кедров, сиротливо стоявших среди моря погибшего леса. Тем, кто первыми
добрались до ночевки, пришлось разгрузить свои нарты и с нами вернуться на
помощь отставшим. Еще долго на нартовом следу слышался стук топоров, крик и
проклятия.
Вечер вкрадчиво сходил с вершин гор. Все собрались у костра. Как
оказалось, часть груза со сломанными нартами была брошена на местах аварий.
Много нарт требовало ремонта, но после ужина никто и не думал браться за
работу. Все, так устали, что сразу улеглись спать, причем, как всегда бывает
после тяжелого дня, кто уснул прямо на земле у костра, кто успел бросить под
себя что-нибудь из одежды и только Павел Назарович отдыхал по-настоящему. Он
разжег отдельный небольшой костер под кедром, разделся и крепко уснул.
Ночь была холодная. Забылись в тяжелом сне. Ветерок, не переставая,
гулял по тайге. Он то бросался на юг и возвращался оттуда с теплом, то
вдруг, изменив направление, улетал вверх по реке и приносил с собой холод.
-- Собаки лают, встаньте! -- услышал я голос дежурного, но проснуться
не мог.
-- Да вы что, хлопцы, оглохли! Левка и Черня зверя держат, -- повторил
тот же голос.
Я вскочил, торопливо натянул верхнюю одежду и, отойдя от костра,
прислушался. Злобный лай доносился из соседнего ложка. He было сомнения:
Левка и Черня были возле зверя. Но какого? Порой до слуха доносился не лай,
а рев и возня, и тогда казалось, что собаки схватились "врукопашную". Мы
бросились к ружьям (*Экспедиция имела разрешение на отстрел пантачей,
сохатых и сокжоев. Медведей, как хищников, отстреливали без разрешения).
Прокопий заткнул за пояс топор, перекинул через плечо бердану и стал на
лыжи.
Предутреннее небо чертили огнистые полоски падающих звезд. От костра в
ночь убегали черные тени деревьев. Мы торопливо подвигались к ложку. За
небольшой возвышенностью впереди показалось темное пятно. Это небольшим
оазисом рос ельник среди погибшего леса. Оттуда-то и доносился лай,
по-прежнему злобный и напряженный. Задержались на минуту, чтобы определить
направление ветра. Не спугнуть бы зверя раньше, чем увидим! Потом правой
вершиной обошли ложок и спустились к ельнику против ветра. Высоко над
горизонтом повисла зарница, предвестница наступающего утра. Вокруг все
больше и больше светлело.
Подвинулись еще вперед, к самому ельнику. Мысль, зрение и слух работали
с невероятным напряжением. Зашатайся веточка, свались пушинка снега -- все
это не ускользнуло бы от нашего внимания. Пожалуй, в зверовой охоте минуты
скрадывания самые сильные. Их всегда вспоминаешь с наслаждением.
Делаем еще несколько шагов. Вот и край небольшого ската, но и теперь в
просветах ельника никого не видно.
-- Что за дьявольщина? -- сказал Прокопий, выпрямляясь во весь рост. --
На кого они лают?
Минуты напряжения сразу оборвались. Совсем близко за колодой

Petr...sh
Ничего не имея против автора и произведения, позволю задать вопрос, а зачем это тут?
onemen
позволю задать вопрос, а зачем это тут?
Присоединюсь к вопросу.
wite only
Прочитайте и все поймете! Глазами участника искуство выживания,а также описание различных видов охот на разных зверей в экстримальных ситуациях в условиях Сибирской тайги! Специально опубликовал только часть,если не понравиться, можно все удалить. Пусть местные Гуру выскажут свое мнение?
Хорги
я хоть не гуру, но выскажусь.
И Федосеев и его произведения на нашем ресурсе хорошо знакомы и ценимы. Но тут форум. Если бы Вы дали ссылку на тексты этих произведений, вам бы слова никто не сказал, кроме - спасибо. Но выкладывать в ФОРУМЕ тексты - моветон.
BGH
ниасилил патамушта стих

------------------
Hunt big or go home.

Lat.(izvinite) strelok
Открыли блин Америку... нашли топор под лавкой... Достаточно было кинуть ссылку на либру. Кто ж из присутствующих тут Федосеева не читал? разве только тот кто не читал и Арсеньева.... Его тоже выкладывать будете? Ну, тогда еще и ролики из "злого духа ямбуя" - так чтоб весь фильм по кускам- выкладывайте, чего уж мелочиться... Сервак тут бездонный, надежный- еще и не то стерпит. А то ж мы тута как слепые котята все прозябаем в неведении нечитании и несмотрении. (Я бы мог еще пол- часа брюзжать, да не досуг. Как говоится в библии- "неесть спасение во всеком глаголании". ) Аминь.
С ув.
Alvoroinbox.ru
В Восточном Саяне 2 сезона отработал. Тункинские и Окинские гольцы, граница с Монголией.
Выложенное произведение раньше читать не доводилось.С удовольствием ознакомлюсь тут или по ссылке.
С уважением,
Алексей
Petr...sh
Работа? Почему не интересовал материал, весь? Это ведь достаточно серьезное произведение. Может , потому, что художественное? Но, по моему, оно и как таковое не дурно?
Alvoroinbox.ru
У нас на кафедре военного дела в МГУ преподаватель работал. Лекции вел таким сложным языком, что мы понять не могли, он из за кордона к нам заброшен и еще язык не выучил, или так давно работает тут,что уже забыл?
(; Дешифровщика- в студию!
С уважением,
Алексей
Lat.(izvinite) strelok
Счас сылок кину
http://www.skitalets.ru/books/
По списку 421-427 книги, Федосеев. Там же- Тим Северин, Тур Хейердал, Обручев, Берман, Арсеньев... Да хоть всех подряд бери-читай!
Alvoroinbox.ru
Спасибо!
Обручев у нас в институте работал, на моем 4 этаже, правда его уже не застал...
wite only
В этом году, сразу после Нового Года, посетил Тункинскую долину, местный курот с горячими источниками у подножья Восточного Саяна.
onemen
http://www.skitalets.ru/books/
Спасибо.
Полукарпов
Прочитал, спасибо,
Чукля Чунь
Ничего не имея против автора и произведения, позволю задать вопрос, а зачем это тут?
Да.
В подобных ситуёвинах достаточно дать ссылку на произведение.
Хотя Произведение довольно значимое - недаром,начитавшись подобной "херни",в те достопамятные времена мусчины выбирали профессию топографа иль геолога и отнюдь не финансиста и госслужащего...
Сибирский Волк
Чукля Чунь
Да.
В подобных ситуёвинах достаточно дать ссылку на произведение.
Хотя

И тем не менее я этот копитекст читал здесь несколько дней, пока он не уменьшился;-)
И все-таки были ж люди в те времена...
С зимы до зимы, по жаре и холоду, по гнусу, со всей полной картиной серъезных лишений - по полгода и более в таких условиях...

wite only
Сначало упреки, потом совесть стала мучить за чужой трафик и место на сервере, пришлось сократить произведение до одного поста. Найти его в интернете не трудно,было бы желание. Меня тронуло это произведение знакомыми местами. Весь описанный маршрут мне пройти не удалось, но на реке Шинда и одноименном хребте, я был и ловил там рыбу.
Чукля Чунь
И все-таки были ж люди в те времена...
Серёг,мусчины были - о родителях N1 и N2 я не слыхивал 😊
Я думаю однако Содом и Гоморра и рядом не стояли по сравнению с нонешней дневной(и тем более ночной)"жизнью" матушки городов русских - Москвы...
wite only
Серёг,мусчины были - о родителях N1 и N2 я не слыхивал
Я думаю однако Содом и Гоморра и рядом не стояли по сравнению с нонешней дневной(и тем более ночной)"жизнью" матушки городов русских - Москвы...
Не совсем я понял, о чем это вы?
Сибирский Волк
wite only
Сначало упреки, потом совесть стала мучить за чужой трафик и место на сервере, пришлось сократить произведение до одного поста. Найти его в интернете не трудно,было бы желание.

Да ну не грузись - сколько тут на разных форумах мусора навалено - и никтьо не беспокоится о трафике и месте;-)))
Я нашел произведение по приведенной выше ссылке - дочитаю обязательно.
А ты сам прошел по всем этим местам? Вот прямо как они? Респект и завидую!!

Чукля Чунь
Серёг,мусчины были - о родителях N1 и N2 я не слыхивал 😊
Я думаю однако Содом и Гоморра и рядом не стояли по сравнению с нонешней дневной(и тем более ночной)"жизнью" матушки городов русских - Москвы...
Что ты, Коля, по поводу жизни в мегаполисах!! Это же кошмар, и другого слова не найти...
У мну хоть и небольшой городишко и уютный, но условия и образ моей жизни оставляет желать много лучшего..Но не могу я его сейчас изломать, сменить... Или не хочу, пля......[QUOTE]Originally posted


wite only
А ты сам прошел по всем этим местам? Вот прямо как они? Респект и завидую!!
Весь маршрут пройти не удалось,дошел только до Шинденского хребта. На карте его хорошо видно. Сейчас там есть дорога убитая,но проехать можно без описанных трудностей.
Сибирский Волк
Originally posted by :
Весь маршрут пройти не удалось,дошел только до Шинденского хребта. На карте его хорошо видно.

Сколько это в км или днях пути? И какая цель была и когда это было, а а также состав экспедиции. И на чем? Ведь лошади и те там бессильны в продвижении.. Или тот павший лет с 30-х годо уже иструх и передвигаться можно нормально?
Что-то одни вопросы..

wite only
Это было прошлым летом, путишествовали вдвоем с женой, но при оружии! Места очень дикие и глухие, вдоль дороги разрытые муравейники и много косалапых следов. Тайга не проходимая совсем, с дороги на обочину не свернешь и в кустики сходить до ветру, не получиться. Конечная цель поездки Чинжебский водопад.
Сибирский Волк
wite only
Это было прошлым летом, путишествовали вдвоем с женой, но при оружии!
Сражен наповал...
Есть же жены....
Чукля Чунь
Тайга не проходимая совсем, с дороги на обочину не свернешь и в кустики сходить до ветру, не получиться.
Что я увидал - взгляд сугубо городского,даже не побоюсь этого слова МЕХАполисного жителя на просто....природу.
Развить свои умозаключения из сказанного автором могу,но пока не хочу 😊

Свободный художник сродни свободному философу 😊,ноооо в отличии от людей орудующих кистью аль баллончиком... в некотором удалении от "цивилизации" я чувствую себя гораздо естественнее, даже по вопросу отхожих мест - мудрить не фиг,отошёл,сдёрнул штанишки и,имея на переднем плане не рисунок совсем не деревянной двери, а в идеале простирающиеся перед взором неоглядные дали всего фэншуя....гадь на совесть.
Да глупо фантазировать - прикиньте свой туалет и место где гадил я.
Там даже дезодоранта не требуется...

Сооружение времён ВАГТа - правда в этих местах Федосеев замечен не был,но тем не менее - до сих пор приводит в изумление "туристов" КАК возможно было на такую высоту и по такому рельефу на плечах занести брёвна,железо и цемент....

wite only
Свободный художник сродни свободному философу ,ноооо в отличии от людей орудующих кистью аль баллончиком... в некотором удалении от "цивилизации" я чувствую себя гораздо естественнее, даже по вопросу отхожих мест - мудрить не фиг,отошёл,сдёрнул штанишки и,имея на переднем плане не рисунок совсем не деревянной двери, а в идеале простирающиеся перед взором неоглядные дали всего фэншуя....гадь на совесть.
Да глупо фантазировать - прикиньте свой туалет и место где гадил я.
Там даже дезодоранта не требуется...
Траву какую курите?
Чукля Чунь
wite only
Траву какую курите?

Абнаковенную - помёт оленя важенки с трутнем...

Сибирский Волк
Чукля Чунь

Абнаковенную - помёт оленя важенки с трутнем...

У свободного философа свои взгляды на жисть, у свободного художника - свои. Но каждый прав по-своему;-))) 😀

onemen
У свободного философа свои взгляды на жисть,
Ага.
помёт оленя важенки
Чукля Чунь
А как всё начиналось.
Пришол пацан профессор - обозначил тему...(три точки)

Короче почитал я https://forum.guns.ru/forummisc/show_profile/00186310?username=wite%20only в свои 44 года он кроме подмосковных зимородков ничё и не видал.
Отсюда понятна щенячий интерес к (рука не поднимается,но наебенил бы..ж.."

wite only
в свои 44 года он кроме подмосковных зимородков ничё и не видал.
Я не москвич и даже не из подмосковья. Коренной сибиряк родился и вырос в Сибири... Внимательнее читайте.
Чукля Чунь
wite only
Я не москвич и даже не из подмосковья. Коренной сибиряк родился и вырос в Сибири... Внимательнее читайте.
Я забыл поставить кавычки,простите.
Красноярск такой же "муравейник" 😞
Если из путешествия в природу есть фото,то с удовольствием их прогляжу...
Ну например нечто подобное...


А тема Ваша более чем уместна.
Я думаю,что акцентирование на чисто лишении жизни животин действительно "прошлый век".

Большее место в душе человека оставляет прелюдия - там действительно замечаешь и аромат утреннего или вечернего воздуха,насыщенную жару или холод дневных часов...
Наблюдаешь за неспешной жизнью всяких обитателей природы.
И лишь иногда механически нажимаешь на спусковой крючок и потом в вечерье ощущаешь запах от скворчащих на углях кусочков мяса или иного продукта.
Но и это завершающее действо в идеале должно происходить на воле,в худшем случае - в избухе,но отнюдь не в городской квартире или благоустроенном "шале" полевого лагеря с унитазом и краниками для горячей и холодной воды....


Я привёл один из примеров.
И кстати он меня в своё время очень "торкнул".
Я выяснил кто был тот мой тёзка,для чего он тут обосновался и вообще в каких категориях мыслил всегдашний вопрос:"Кто виноват и что делать..."


walker41
Чукля Чунь

Абнаковенную - помёт оленя важенки с трутнем...

Друг-геолог рассказывал, в одном из сезонов торчал он лето на Чукотчине, и было у него 2 рабочих. Торчали без снабжения долго, курево кончилось, рабочие помрачнели. Мрачнели долго, потом повеселели и чем-то задымили.

Трубка курительная у них была.

Находчивые люди приспособили вместо табака лосиное говно. Главное было подобрать катышки соответствующего диаметра. Кончик скусывали или отрезали, как у сигары, и вставляли в трубку. Говна в приречных тальниках было много, за сезон не искурить 😊

Чукля Чунь
walker41

Друг-геолог рассказывал, в одном из сезонов торчал он лето на Чукотчине, и было у него 2 рабочих. Торчали без снабжения долго, курево кончилось, рабочие помрачнели. Мрачнели долго, потом повеселели и чем-то задымили.

Трубка курительная у них была.

Находчивые люди приспособили вместо табака лосиное говно. Главное было подобрать катышки соответствующего диаметра. Кончик скусывали или отрезали, как у сигары, и вставляли в трубку. Говна в приречных тальниках было много, за сезон не искурить 😊

Гурманы 😊
Обычно случается по иному - пеший переход до сотни км,обшаривание полок и вскрытие полов в ближайшей избушке...
walker41
Там избушек ни за сотню, ни за две не было.

место где гадил я
КАК возможно было на такую высоту и по такому рельефу

Я бы так высоко ради этого не полез 😊

Чукля Чунь
Там избушек ни за сотню, ни за две не было.
В первую голову тогда выступает чаёк - эххх раньше был листовой....
Потом - листья берёзки Миддендорфа.
А вот помёт лося,оленя и зайца я как-то не знаю.
Хотя в молодости насвай я на Памире пробовал и вроде туда помёт входит - не понравилось,не вкурил.
Зато вкус толстых кекликов на рожне по сию пору в роте незабываемо помнятся...
wite only
фотки не грузяться...
Чукля Чунь
wite only
фотки не грузяться...
Да нууу...


wite only
.
wite only
Фотки? Да не вопрос! Пожалуйста, Восточный саян.
wite only
Вот еще Восточный Саян.
Чукля Чунь
Способно.
Осталось выслушать ваши впечатления от увиденного и "дичь" увидать на рожне...
igor56
"дичь" увидать на рожне...
Впечатления могут быть, а вот дичь - вряд ли 😊
Туристы - они и есть туристы. У меня сын с четырьмя такими же две недели Алтайские горы форсировал, около 2 тыс. фото привёз, не считая видео. Удочки были, но рыбу не спымали и фото её на рожне, соответственно - нет 😊
wite only
Цель была не дичь, а путишествие.Но таких следов было много!
Чукля Чунь
Впечатления могут быть, а вот дичь - вряд ли
Тогда точно - в скиталец 😞
Я сам по необходимости три десятка лет шлялся меж тех сосен,а как коснулось пенсии - организации ответили,мол так и так получал чел денежное довольствие...75.00р. за месяц - а вот сколько это перевести ,наши люди от пенсионного фонда до сих пор проблема,до сё думают 😊
Alvoroinbox.ru
И мы в Геологии-Палеонтологии скитались по России и ближнему соц.зарубежью. Вспоминается иной раз . Краски Рериха только в Гобийской Монголии понял. Что так бывает.
А природа Восточного Саяна - непередаваемая красота.2 сезона по 3 месяца любовался.И рядышком в Хакассии и Шории, Туве и Алтае приходилось плотно бывать.Центральная Азия, одним словом(в геологическом смысле).Пока из Москвы на Газ 66 до Алтайских гор своим ходом доедешь, пол-Страны каллейдоскопом пронесется перед глазами.
С уважением,
Вот в Восточном Саяне догнал на ногах, в прямом смысле слова.

wite only
Осталось выслушать ваши впечатления от увиденного и "дичь" увидать на рожне...
Лучше, чем у Федосеева, у меня врядли получиться, но парочку интересных историй есть! Как мы Радиолу Розовую добывали или, как курить Сахан-дали.

wite only
Туристы - они и есть туристы. У меня сын с четырьмя такими же две недели Алтайские горы форсировал, около 2 тыс. фото привёз, не считая видео. Удочки были, но рыбу не спымали и фото её на рожне, соответственно - нет
Алтай это, не Восточный саян! Да и к тому же стал проходным двором, там туристов, как собак не резанных на помойке. Новосибирцы,томичи,кемеровчане,нефтиники и им подобные, все вытоптали, место живого не оставили...Превратили край в большой развлекательный центр.
wite only
А природа Восточного Саяна - непередаваемая красота.2 сезона по 3 месяца любовался.И рядышком в Хакассии и Шории, Туве и Алтае приходилось плотно бывать.Центральная Азия, одним словом(в геологическом смысле).Пока из Москвы на Газ 66 до Алтайских гор своим ходом доедешь, пол-Страны каллейдоскопом пронесется перед глазами.
С уважением,
Хакассии тоже достаеться от туристов, кругом толпы народу бродячего...
До Тувы не добрался, есть планы на предстояшее лето, посетить родину одного известного федерального Министра, прокатить по Саянскому кольцу. Только не совсем понятно, как там с криминалом? Сведения очень разные на сегодняшний день! В лихие 90-е там был полный беспредел, горячяя точка!
А на шишиге через всю страну,это круто! Так может и здоровье пошатнуться.
igor56
Да не совсем там, на Алтае и народу то много. За полмесяца скитания по горам не видили, по их рассказам, ни одного человека, хотя следы пребывания людей изредка попадаются.
wite only
Да не совсем там, на Алтае и народу то много. За полмесяца скитания по горам не видили, по их рассказам, ни одного человека, хотя следы пребывания людей изредка попадаются.
А Катунь? А Телецкое? Там машин и народу, как час пик в большом городе!
ZekKas
Дядька моей матери в 38 и 39 годах встречался с Федосеевым. В книге, в самом конце уже, описывается как экспедиция вышла на приток Малого Агула - Неготу, и встретила там людей. И им курьер на лошади с прииска Караган доставил письмо о гибели участников экспедиции, отправившихся за помощью, в Семёновской шивере на Кизире. Так вот этим курьером был дядька моей матери! Это было в 38 году. И в 39 он встречался с ним дважды - в Сухом Логу и на Орзагае. Кстати, вошедший почти во все книги Василий Николаевич Мищенко - мой земляк из села Агинского, который начал работать с Федосеевым с 39 года.

ЗЫ: звиняйте за оффтоп, но... подскажите новенькому как можно вставить фото... а то фотографий Саян - куча!

wite only
ЗЫ: звиняйте за оффтоп, но... подскажите новенькому как можно вставить фото... а то фотографий Саян - куча!
Нажмите на картинку с карандашиком над своим последнии сообщением. Это "редактировать",там есть добавление фото.
Жека Красноярск
Хребет Крыжина
Сибирский Волк
Жека Красноярск
Хребет Крыжина
[URL=//img.allzip.org/g/75/orig/4274554.jpg][/URL]

Вот это дааа!!
Меня и так рассказ Федосеева впечатлил, а хребет - колосс!!

Чукля Чунь
Меня и так рассказ Федосеева впечатлил, а хребет - колосс!!
Серёг,об то время все люди ходили пешком и груз на плечах несли...


http://www.musicmegabox.net/content/song/358/Na_severe/

Порой я сам то себе и не верю,что именно тут я и бытую...

Сибирский Волк
Чукля Чунь
Серёг,об то время все люди ходили пешком и груз на плечах несли...

.

Да я когда читал - как будто сам с ними и мерз, и мокнул, и тонул, и голодал....
Зачем я в младые годы не пошел в геологи?.... вопрос, канешна, риторический...
Чукля Чунь
Те Люди были совсем топографы....
wite only
Хребет Крыжина
Епт-ыть... Вот Это ДА! А Вы то, как туда зимой забралися?
ZekKas
Жека Красноярск
Хребет Крыжина

Пик Эдельштейна?

А фотографии вставить не могу - разрешение слишком большое. Поищу сжималку какую-нибудь.

Alvoroinbox.ru
Перед топографами любой геолог снимет головной убор. Бывало гробишь здоровье, штурмуешь очередную высоту,с собою тянешь воду и дрова для чая, ан она уже увенчана триангуляционным знаком. Приходя в себя и глотая разреженный воздух (между прочим, вспоминая беготню с нивелирами и теодолитами на практике в Сатино) в очередной раз поражаешься героизму первопроходцев- геодезистов.
Многое до нас сделано...
Сибирский Волк
Чукля Чунь
Те Люди были совсем топографы....
Ты иногда меня не понимаешь..
Жека Красноярск
Епт-ыть... Вот Это ДА! А Вы то, как туда зимой забралися?
Только самолетом
Можно долететь 😛
Кинзелюкский водопад

Тропик
ВПЕЧЕТЛЯЕТ
xant-1966
Может и боян,... но про Восточный Саян 😊
Таежный дневник Андрея Хрущева.
http://kizirist.narod.ru/dnevnik.html
wite only
Бля, пипец! Давай еще! Все, что есть!
H@SKY
Кинзелюкский водопад

Охрене-е-еть!Красота!

Жека Красноярск
Пик Грандиозный
Сибирский Волк
Жека Красноярск
Пик Грандиозный
[URL=//img.allzip.org/g/75/orig/4399152.jpg][/URL]

ОООО! Виды сражают напрочь своей величавостью и мощью!
Кстати - что называют цирком?
Вот та впадина, что находится в ущелье левее Кинзилюкского водопада?

wite only
Кстати - что называют цирком?
Как я понял, цирком называют место окруженное горами и дающее начало источнику. К примеру долина куда впадает Кензилюкский водопад.
Жека Красноярск
Много красивых фотографий саян можно посмотреть здесь http://www.24hunter.ru/cgi-bin/yabb2/YaBB.pl?num=1265712439 Только нужно зарегистрироваться.
xant-1966
Пик Грандиозный
А что это за рыженькая чёрточка с левой стороны. Уж не выход ли "рыжей жилы. 😊
Жека Красноярск
Ледник Стальнова
Сибирский Волк
Жека Красноярск
Ледник Стальнова
[URL=//img.allzip.org/g/75/orig/4426805.jpg][/URL]

Дааааа, видимо, серъезный и железный был этот мужик - Стальнов.....

Жека Красноярск
Писатель скоропостижно скончался в Москве, не дожив полгода до 70-летия в 1968 году. По завещанию, урна с его прахом была захоронена в Саянах в отрогах высочайшего пика Восточного Саяна - Грандиозного, на перевале, получившем имя Григория Федосеева.

ZekKas
Сибирский Волк
Кстати - что называют цирком?

wite only
Как я понял, цирком называют место окруженное горами и дающее начало источнику.

Ну не обязательно цирк служит истоком реки или ручья, но очень часто так и бывает. А вообще это глубокая впадина в форме амфитеатра, окруженная с трех сторон крутыми склонами, образовавшимися в результате разрушительной деятельности ледника. Цирк куда падает Кинзелюкский водопад куда менее типичен нежели цирк в котором лежит озеро, дающее ему воду.

Жека Красноярск
Горное озеро
Ледник Стальнова
Пезинское белогорье
Казыр
Озеро Медвежье
Жека Красноярск
...
Жека Красноярск
Пезинское белогорье
Жека Красноярск
Казыр
Жека Красноярск
Озеро Медвежье
Жека Красноярск
Погода портится

Жека Красноярск
Погода портится 2
Сибирский Волк
Жека - продолжай...
cam
Дааа такую красату не каждому дано посмотреть в реальном времени , продолжаите , спасибо
ZekKas
р. Пезо

ZekKas
Канское ущелье
ZekKas
Горная тундра. Идар.
ZekKas
Южный берег Медвежьего озера
ZekKas
Орзагайская группа гольцов

ZekKas
Зеркальце

ZekKas
Долина реки Болой. Урочище "Сухой Лог". Здесь, на бывшем прииске, в 1939 году находился базовый лагерь второй саянской экспедиции Григория Анисимовича Федосеева.


ZekKas
Озеро Большое Пезо

ZekKas
Вид на исток Кана

Жека Красноярск
ZekKas
ну наконец то порадовал шикарными фото!Просто класс! Правда весь трафик сжег пока разглядывал 😊
walker41
ZekKas, спасибо. Хоть так посмотреть федосеевские места - и то здорово. Завидую, надеюсь когда-нибудь побывать.
Сибирский Волк
ZekKas
Горная тундра. Идар.
А что это за каменное нагромождение?
Рукотворное или природно?

Мужики - давайте еще фот.. Красиво нереально и завораживает сильно...

Жека Красноярск
Мужики - давайте еще фот.. Красиво нереально и завораживает сильно...
ганза жутко тупит, полдня вчера воевал так и не смог фото прикрепить 😞
ZekKas
Сибирский Волк
А что это за каменное нагромождение?Рукотворное или природно?

Сибирский Волк
Повторю вопрос - что это за каменное сооружение?Неуж не руками сотворенное?

Руками-руками! 😊 По вершине белогорья проходит старая Белогорская тропа отмеченная такими каменными турами.

ZekKas
Аквариум
ZekKas
Аквариум
ZekKas
Сохатуха
ZekKas
Троговая (ледниковая) долина
ZekKas
Кинзелюкский водопад

ZekKas
Водопады на Пезо и Цензыбе

ZekKas
Ара-Хубуты


ZekKas
Горы




ZekKas
Реки и озёра


ZekKas
Кусочек Марса на Земле

wite only
Нет слов. Убит на повал.
Сибирский Волк
Ёёёёёёёёёёё!!!
ZekKas - ты сам снимал эту красоту и мощь?
Слов нет ни одного.......
ZekKas
Сибирский Волк
ZekKas - ты сам снимал эту красоту и мощь?

В основном да, но пара снимков от друзей. Все, правда, сделаны в разное время и разными аппаратами поэтому качество у многих хромает, к сожалению.

ZekKas
Каменная мостовая
ZekKas
И ещё немножко




ZekKas
Достопочтенное семейство и, очень может статься, его папаша 😛

Жека Красноярск
Высокогорное разнотравье, плато Большое Пезо

Туман над озером Большое Пезо
Жека Красноярск
Кто нибудь встречал описание биографии Стальнова? Интересно было бы почитать, так понимаю он Восточные Саяны еще раньше Федосеева изучал?
Кстати - Ледник Стальнова
Жека Красноярск
...

wite only
В Агинском авиаотряд работает?
ZekKas
wite only
В Агинском авиаотряд работает?

Отряд авиалесоохраны работает, но собственных летных средств у них уже нет. Работают на прилетающих из Красноярска АН-2 и МИ-8. Раньше был МИ-2, но после замены двигателей, при испытаниях, разбился. Слава Богу что без жертв!

Жека Красноярск
Отряда лесной авиации уже года 2 как нет. Саянское авиаотделение перекрывают с Кырска хохлятцким А-22.
ZekKas
Жека Красноярск
Отряда лесной авиации уже года 2 как нет.

Да вроде как у моего друга отец до сих пор там официально трудоустроен как лётчик-наблюдатель. Единственно что он без самолета как сапожник без сапог.

Жека Красноярск
ZekKas
ZekKas
Раньше была авиабаза, с своим круглогодичным аэродромом, авиаперсоналом включая летчиков, самым большим авиапарком воздушных судов России среди лесной авиации, начиная с бензиновых Кашек и заканчивая АН-24 и 26. Ан-2 было только более двух десятков. Теперь все суда наемные, а летчики-наблюдатели теперь больше наблюдатели чем летчики.

Чукля Чунь
Высокогорное разнотравье, плато Большое Пезо
АБАЛДЕТЬ!!!
ZekKas
Жека Красноярск
Раньше была авиабаза, с своим круглогодичным аэродромом, авиаперсоналом включая летчиков, самым большим авиапарком воздушных судов России среди лесной авиации, начиная с бензиновых Кашек и заканчивая АН-24 и 26. Ан-2 было только более двух десятков. Теперь все суда наемные, а летчики-наблюдатели теперь больше наблюдатели чем летчики.

Невесело всё это... 😞

Жека Красноярск
Белогорье
Жека Красноярск
.
ZekKas
Жека Красноярск
Белогорье

В истоках Маны, Шинды, Пезо?

Жека Красноярск
ZekKas
В истоках Маны, Шинды, Пезо?
Маны. Кстати как фото ужимал, некоторые не могу добавить 😞
ZekKas
Жека Красноярск
Кстати как фото ужимал, некоторые не могу добавить

Да с помощью самой, наверное, тупой программки ImageShrink, вот здесь можно взять http://pro100soft.net/2007/07/11/imageshrink.html

Жека Красноярск
.
fsp
Да, уж. Классно тему развили.
wite only
Глядишь и народ потянеться, тайгу осваивать....
Сибирский Волк
ZekKas

В истоках Маны, Шинды, Пезо?

...Манды, Шизо, Пены?

😀

Простите за такую фривольность в серъезной теме...

ZekKas
Сибирский Волк
...Манды, Шизо, Пены?

Речка Пена, кстати,там есть. 😛

wite only
...Манды, Шизо, Пены?
Нарочно не придумаешь, по пьяне попутал?
Сибирский Волк
wite only
Нарочно не придумаешь, по пьяне попутал?

Нет, я был в трезвом здравии ума 😛

wite only
Свеженькое.Озера между реками Кизир и Казыр.
Тиберколь,Тагасук,Можарское,Семеновское.



ZekKas
Канское белогорье




MDM
к фоткам спертым с сайта аэронавигации КК то, что ножками выхожено тоже добавлю:

вверх по реке Кизир: первый, второй, третий порог и каньон четвертого порога

вверх по реке Белая:

пик Эдельштейна, перевал через хребет Крыжина с реки Кизир на реку Казыр:

вниз по реке Белый Китат:

на стоянке на берегу Белого Китата по пути на Верхний Китат:

вниз по каньонам Верхнего Китата:





вниз по Казыру, вход в Базыбайский порог

в 2010-м сходили.. 😊
https://guns.allzip.org/topic/99/688583.html

MDM
а это в 2006-ом довелось:

перевал от реки Тумны и Диких озёр на реку Ничку:

вниз по реке Ничке:

перевал с реки Нички на реку Кизир через Окуневые озера:

Тайменский белок и Хариусовый белок:

вниз по Кизиру: второй порог, Семеновская шивера, первый порог


https://guns.allzip.org/topic/99/448245.html

MDM
ну и пробежались в этом сезоне немного на речку через горку)):









отчёта пока нет - только обсуждение плана:
https://guns.allzip.org/topic/21/825239.html

MDM
просто давит уже в феврале..
можно начинать собираться короче))

ПЛАН-2014: река Кизир - пик Грандиозный - ледник Стальнова - https://guns.allzip.org/topic/21/1316016.html

walker41
Манящие места, завидую.

А со стороны Тункинской долины не доводилось бывать?

Kerr_G
Красоты какие!!
А книгу сейчас читаю.
Alvoroinbox.ru
Работали в Окинских и Тункинских гольцах. Места знатные.