:А потом мы решили просто отдохнуть...
- Не, Фёдорович, ну сколько можно! Считай, всё лето вкалывали, как папа Карло! Можно же и расслабиться! Вертолёт же только к вечеру прилетит:
Степан Фёдорович задумчиво посмотрел на Олега, на нас с Пашкой, на немцев, укладывающих свои рюкзаки, на переводчика, безуспешно воюющего с палаткой.
- Слушай, Фёдорович, сколько поводов, - продолжал убеждать его Олег. - Луков кандидатскую защитил - раз. Последнюю группу отправляем - два. Я мотор лодочный взял - обмыть надо, а то работать не будет. Это три. Потом, начальство в кои-то веки на кордон выбралось - четыре: Да и вообще, Фёдорыч, посмотри, какая погода! Так и шепчет: "Займи, но выпей!".
- Больше она тебе ничего не шепчет? Например, что дрова к зиме готовить надо? Что на базе из печки кирпичи сыпятся? Что на Таба-Бастахе все столбы с заповедниковскими щитами повалились? Не шепчет?
- Так это, Степан Фёдорович, это всё в рабочем порядке решается! - Олег обернулся к нам и заморгал глазами: чего молчите, давайте, поддерживайте, поддерживайте!
- Фёдорович, кандидатскую-то действительно сбрызнуть надо, - солидно откашлявшись, сказал Луков. - Сам понимаешь, раз в жизни такое бывает!
- А в посёлке ты что отмечал? Сразу докторскую?
- Ну, так это ж в посёлке! Там официальная часть была. Здесь - другое дело. Диссертация-то здесь готовилась, в этой вот тундре.
- А, черти! - хмыкнул Степан Фёдорович. - Монашку уболтаете, когда захотите! А чем "сбрызгивать" собрались?
- У меня пара пузырей в лодке осталось. НЗ. - взбодрился Егорыч.
- И я пару на всякий случай прихватил, - добавил Паша.
- У меня спиртик был. - Перехватив взгляд Фёдоровича, я поспешил пояснить: - Да чуть-чуть совсем! А чего ты так смотришь? Я всегда с собой вожу! На растирания там всякие, если промокнем, или объективы прочищать:
- Да уж, чистишь ты объективы! Ты объективы протираешь, а Егорыч с похмелья потом мучается и перегаром дышит!
- Вдыхаю, Степан Фёдорович, вдыхаю! А воздух здесь чистый, вот сразу и даёт по голове: А наутро стакан воды выпью - и снова шибает, - хохотнул Олег. - Ну что ж ему теперь, снимать запретить?
- Ладно! - отмахнулся Фёдорович. - Спелись - любо-дорого вас послушать! Или спились? Ладно. В принципе, я не против. Да и немцев проводить надо. Чтоб запомнили. Хорошие ребята оказались. И полезные. Может, ещё приедут: А приедут - денег привезут: Для пользы дела: Ну, давайте, собирайтесь, и чтоб всё чинно-красиво было. А я тогда с кордоном свяжусь, пусть они на эскадрилью выйдут:
- Зачем?
- А нам что, трех часов на всё мероприятие хватит? Думаю, не хватит. Отобью борт, пусть утром прилетают: Паш, а ты пока немцам объясни, что у нас прощальный банкет будет:
Выслушав переводчика, немцы довольно загудели. И тут же начали распаковывать собранные уже рюкзаки и потрошить пакеты с остатками провианта.
Для прощального банкета мы выбрали уютное местечко на противоположном берегу реки, у большого неглубокого озера, оставшегося после паводка. Здесь у Олега стоял мангальчик для шашлыков, лежали сложенные в стопку деревянные щиты - столы и лавки. Мы с Фёдоровичем выгрузили из лодки наши пожитки, Олег достал из форпика мешок с рыбой. Пашка помог перетащить всё к мангалу и, вернувшись в лодку, порулил за немцами.
Степан Фёдорович пошевелил сапогом кучу золы в костре.
- Я смотрю, ты здесь частенько отдыхаешь?
- Фёдорович, клянусь, только по великим праздникам! - разделывая осетра, снизу вверх посмотрел на него Олег.
- Ага, вот так один на лодке с кордона тащишься, сам на сам мясо жаришь, природой в одиночестве любуешься: Так ты у нас романтик, оказывается?
- Не, ну прилетают иногда ребята:
- Любое посещение заповедника, - монотонно начал Степан Фёдорович, - начинается с извещения об этом руководства:
- Ха! - довольно отряхнул руки Олег. - А мы уже не в заповеднике! Давненько, товарищ заместитель директора, ты, видать здесь не был! Насколько я помню, граница заповедника проходит во-о-он там, по фарватеру реки. А здесь уже, извините, только охранная зона.
- Ну, тогда разжигай! - сокрушенно вздохнул Фёдорович. И повернулся ко мне: - Видал, с какими кадрами работать приходится? Цирк! И хрен подкопаешься! Умные все - сил нет!
Пока мы разводили огонь, расставляли стол и лавки и раскладывали закуску, вернулся Паша с гостями. Немцы, несмотря на свои учёные степени и должности, оказались ребятами вполне компанейскими и весьма искушёнными в организации экспедиционных банкетов. Они тут же выложили на доски свои припасы, пакетики и тарелочки, отправили переводчика к ручейку, сочащемуся с сопки, за водой и, аккуратно протерев бумажными салфетками походные стаканчики, расселись, поджав под себя ноги, на доски и брёвна вокруг стола, выжидательно, с плохо скрываемым нетерпением поглядывая то на нас, то на батарею бутылок, то на шипящий над углями шашлык из осетрины. Переводчик, не выдержав, потянулся было за хлебом, но, наткнувшись на взгляд Егорыча: "Самый голодный, да?!", отдернул руку. Наконец осетрина пропеклась:
Первый тост поднял Степан Фёдорович. Тост был длинный сам по себе, и ещё более длинный из-за перевода с русского на немецкий. Фёдорович, войдя во вкус, подвёл итоги научного сезона, сделал реверанс в сторону гостей, пространно обрисовал перспективы на будущий год, когда на кордоне достоят научную базу - со стационарными лабораториями и спальными комнатами, намекнул, что с удовольствием встретит немцев снова, причём встретит не только как коллег-учёных, но уже и как личных друзей и, бодро крякнув, выпил свою стопку.
В ответном слове немцы поблагодарили за тёплый приём, за помощь в проведении их исследований и заверили, что непременно вернутся ещё. Если соберут деньги на экспедицию:
После третьего тоста - за дружбу и научное сотрудничество (Fоr die Freundschaft und die wissenschaftliche Zusammenarbeit!) - общение у костра пошло практически без переводчика. Луков, переходя с русского на английский и латинский, оживлённо беседовал о чём-то со своими коллегами-орнитологами, Фёдорович, будучи человеком настойчивым и целеустремлённым, продолжал обхаживать главного немца на предмет следующих посещений.
Один из гостей, сокрушённо разводя руками, пожаловался нам с Олегом, что в самый нужный момент у него вышел из строя фотоаппарат и он, наверное, останется без снимков из этого уникального заповедника. Когда я попросил его показать камеру, он с готовностью вытащил аппарат из рюкзака.
- Да смотрели мы её уже, - авторитетно заявил переводчик. - Новый совсем аппарат, и не работает. Брак, наверное: Вернётся домой, сдаст в магазин, поменяет:
- А ты у нас, наверное, крупный специалист по ремонту фотоаппаратов, - подначил его Олег. Такие подначки и уколы продолжались у них все то время, что мы были здесь - как-то сразу они не понравились друг другу. Переводчик считал Егорыча хамом и солдафоном, Егорыч, в свою очередь, видел в переводчике типичного заносчивого пижона со столичными замашками, абсолютно не приспособленного к нормальной, как он выражался, жизни, и считал своим долгом переводчика этой жизни учить. - Давай сюда свой аппарат!
Покрутив камеру, я подмигнул Егорычу. Олег, вытащив из ножен нож, вытер его о штаны, протянул мне и мы оба склонились над фотоаппаратом, откручивая с него все, что можно было открутить в полевых условиях громадным охотничьим ножом. Немец ошарашено смотрел на эти ужасные (и, между прочим, совершенно ненужные) манипуляции. Масла в огонь подлил переводчик:
- Всё! Сделали! Теперь и обратно не примут!
Между тем причина неисправности была пустяковая - в батарейном отсеке внутрь, на контакты, попали мох и травинки. Мы общими усилиями выдернули из досок длинный гвоздь, вычистили и поскребли контакты, повозились для вида ещё минут пять, и торжественно вручил камеру немцу - снимай! Немец, в восторге зарядив плёнку, радостно начал щёлкать затвором налево и направо. Уязвлённый переводчик скривился в улыбке:
- Всего-то? Я думал, внутри что-то полетело!
- Если машина не едет, что надо в первую очередь проверить? - ткнул ему пальцем в грудь Олег.
- Что? Ну, свечи там, зажигание:
- Эх, тундра! Бензин в баке! Когда шибко умный, это тоже плохо!
Переводчик только скривился:
За реанимацию фотоаппарата был поднят еще один тост. Потом тостов уже не было - гости и хозяева чокались, вылавливали пальцами в мисках куски осетрины поподжаристее и, закусив, продолжали общение по интересами.
Выпив ещё по «пять капель», заскучавший было Олег, воровато оглянувшись на Фёдоровича, предложил немцу с фотоаппаратом и переводчику вместо пустой болтовни чисто мужское развлечение. На вопрос переводчика, что он подразумевает под словом «мужское» Егорыч подтянул себе на колени карабин: «Во! Постреляем?»
- А можно? - загорелся переводчик.
- Почему нет? Из карабина стрелял?
- Не-а! Только из ружья. Я года два стендовой стрельбой занимался. В институте.
- О-о! Так ты снайпер?! Вот и посоревнуемся!
Метрах в тридцати от костра мы быстренько выстроили на бревне пустые консервные банки. И началась пальба. С гордостью надо сказать, что иностранцев мы обошли - после наших выстрелов банки одна за другой слетали с бревна, а пули, выпущенные гостями, чаще взрывали песок или перед бревном, или далеко позади него. Дольше всех продержался немец с фотоаппаратом - он, к нашему удивлению, оставил позади не только своих, но и Фёдоровича, и Пашку, и даже Олега, чему тот несказанно изумился. Немцу досталось почётное третье место, треть стакана водки и одобрительное похлопывание Егорыча по плечу: "Ты у нас теперь будешь Клаус-Твёрдый Глаз!". Мы с переводчиком тянули спички - кому в финале стрелять первым, кому вторым. Первым стрелял я. Из пяти банок слетели все пять. Правда, последнюю банку после долгих споров решили не засчитывать - тщательный осмотр бревна и жестянки показал, что пуля ударила ниже банки, а банку сбила уже щепка из бревна. Во избежание ошибок для переводчика выскребли чистые, без пулевых отметин, банки, три из которых он и поразил. Под дружные аплодисменты переводчику налили две трети стакана, мне, соответственно - по самые края. Но выпить сразу не удалось - откуда-то из-за сопки, скользнув над тундрой, в озеро плюхнулась утка, следом за ней - ещё две.
- О! - обрадовался Олег. - Живая закуска! Бахнем?
- Я тебе бахну! - Фёдорович поднёс к его носу кулак. - При немцах?
- Так это, - нашёлся Олег. - Мы же уже не в заповеднике! А потом, мне на котловое довольствие положено! Подножный корм! Тем более патроны мои! Что они, не люди? Пусть дичь попробуют. Настоящую!
Фёдорович, прищурившись, пристально посмотрел на Олега:
- Слушай, а ты того англичанина тоже настоящей дичью кормил?
- Какого?
- Июньского, который за куличками на базу прилетал!
- Да он тушёнку свою жрал! Еле-еле уху заставили попробовать. Вон, Валерка скажет!
- Он-то скажет! А чего этот Гарольд про лицензии у меня перед отъездом всё выспрашивал?
- Да я откуда знаю? Ну, Фёдорович, ты вспомнил! Хотел он что-то, а что - я и не понял. Вешалка ему наша понравилась, что ли, из рогов. Мы ж почти на пальцах с ним объяснялись, да, Валер! И вообще, Фёдорыч, это такая зануда была, что и вспоминать не хочется, - вывернулся Олег. - А потом, ты сам сколько раз говорил, что гостям внимание надо: Вот я и старался: Ну так что, одну уточку бахнем? Это же интереснее, чем по банкам палить! Давайте! Пьём и стреляем!
Переводчик и фотограф поддержали Олега. Не против был и Луков. Главный немец вопросительно посмотрел на Фёдоровича. Фёдорович пожал плечами и махнул рукой - "А, ладно! Финалисты - по разу каждый! Все равно не попадёте, глаза уже косые!"
Непуганые утки не обращали на людей никакого внимания. Выстроившись, как в тире, в цепочку, они спокойно дефилировали по озеру, изредка ныряя под воду. После выстрела переводчика они встрепенулись, но не улетели.
- Видели? Видели? - запрыгал переводчик. - Пуля вот так прошла, прямо около шеи! Дайте еще разок!
- Хватит! - забрал у него карабин Пашка. - Сказано - по разу! У птицы тоже должен быть шанс на жизнь. На! - протянул он карабин мне. - Дерзай!
- Попробую:
- Да чего пробовать, - прошипел мне в спину переводчик. - Тоже не попадёт!
- Попадёт! - отрезал Егорыч. - Обязан попасть!
- Что-то я никогда не слышал, чтобы из карабина по уткам: Дробовик - ладно, но из карабина:
- Прицел на постоянный поставь! - крикнул мне в спину Олег. - И высоко не целься, пониже бери!
- Всё равно слабо! - авторитетно заявил переводчик. - Далеко. Не попадёт.
После таких слов промахиваться было просто нельзя - под сомнение ставились не только мои способности - в присутствии немцев в песок пытались втоптать национальную гордость! И кто! Свой же! Тьфу!
Стоя стрелять я не стал - после всего выпитого уверенной твердости в руках как-то не ощущалось. Я присел на одно колено, упёрся локтем в другое, выбрал "свою" утку и долго-долго вёл её в прорези прицела. И только она замерла на месте, нажал курок. Бедняга, наверное, даже не поняла, что с ней произошло - пуля, прошив её насквозь, подняла фонтанчик воды позади птицы, не успевшей трепыхнуться. Я обернулся со змеиной улыбкой - ну, кто там что каркал?!
Олег торжествующе выбросил вверх сжатый кулак:
- Ага! Что я говорил!
Пристыжённый переводчик спустился к воде. За ним потянулись остальные.
- Хороший выстрел, ничего не скажешь, - без особого энтузиазма подтвердил переводчик.
- Выстрел-то ничего, а как мы её оттуда достанем? - посмотрел на нас Пашка. - Лодку, что ли, сюда тащить? Не дотащим:
- Что, дичь даже не попробуем?! - возмутился Фёдорович. - Чего ж тогда стрелять было?
Лодку тащить не пришлось - Олег, вернувшись к костру, сдвинул с самого большого деревянного щита закуску, доволок его до берега и с шумом и брызгами плюхнул на воду:
- Чем не плот, а?
- Ну и давай, - кивнул на утку Фёдорович. - Вперёд!
- Не, - покачал головой Олег. - Утону. Я большой и тяжелый!
- Давай-давай! Ты больше всех стрелять хотел!
- Так не я ж попал! Фёдорович, что я тебе плохого сделал?! Смерти моей хочешь?!
- Твоей смерти англичанин хочет! Вот уж кто обрадуется, если узнает! Давай!
Олег горестно вздохнул, подтянул болотники, зашёл в воду, покачался на просевшим под ним щите, оглянулся на хохочущих немцев и, отталкиваясь от дна здоровенным бревном, поплыл за добычей:
Процесс приготовления дичи был скорым: с утки целиком, перчаткой, содрали шкуру с перьями, выпотрошили внутренности, сполоснули тушку в воде, обмазали солью, нанизали на какую-то длинную ветку и воткнули этот "шампур" в песок у костра, с подветренной стороны. Минут через пятнадцать птица подрумянилась. В принципе, можно было подержать её над жаром ещё столько же - когда тушку начали разламывать на куски, по рукам сочилась кровь - но, как мы здраво рассудили, на охоте горячее сырым не бывает. Тем более, когда разлитый по кружкам спирт выдыхается:
Под такую закуску разговор плавно перетёк в охотничью плоскость. Немцы, к моему удивлению, оказались совсем не чужды охотничьих страстей - убеждённых "зелёных" среди гостей не оказалось. Они рассказали, как у них в специальных клубах ходят на кабана и на косулю. Егорыч вспомнил, как на Оленьке за ним двое суток охотилась росомаха, которую он по неосторожности пугнул из мелкашки, не предполагая, что она окажется с таким "паскудным характером". Пашка задрал воротник свитера, показывая, как на него ещё в молодости кинулась орлица с гнезда. Фёдорович начал рассказывать что-то про оленей, про вертолёт, но потом, сообразив, что он давно уже работает в заповеднике, и он всё-таки главный по охране, хмыкнул, выразительно посмотрел на переводчика, и плавно перевёл разговор на то, что охота охоте рознь и что охота ни в коем случае не должна быть браконьерством. Немцы заверили Федоровича, что наш случай меньше всего похож на браконьерство, что это чистый спорт, и банкет продолжился дальше.
Когда мы со смаком разгрызали последние косточки, переводчик, сидящий лицом к озеру, вдруг толкнул меня в плечо:
- Смотри, смотри, утки вернулись!
- Где? - я обернулся к воде. На озеро действительно опустилась ещё одна утка - чуть дальше, чем те, первые.
- Слабо? - поддел он меня
- Чего-о? - возмутился Егорыч. - Чё несёшь?!
- Так ведь далеко!
- Да на раз! - вырвалось у меня. И только потом мелькнула запоздалая мысль: «Ё: Кто за язык тянул? Тьфу!». Но отступать было поздно:
Перехватив ремень карабина, я поплёлся к берегу. Поплёлся без особого желания - надежда, что я вообще в состоянии хоть куда-то прицеливаться, испарилась, как только я поднялся на ноги. Даже с колена ствол карабина водило из стороны в сторону. Я опустился на задницу, упёрся двумя локтями в расставленные колени и из такой раскоряченной позиции пытался прицелиться в птицу. Пытался долго. Даже очень долго: утка, наплававшись и нанырявшись, забила крыльями, разбегаясь по воде. Я оторвал голову от приклада, похлопал глазами и повернулся назад, к костру - всё, мол, улетает наша закуска. И, поворачиваясь, сильнее, чем надо, надавил на курок. Выстрел был настолько внезапным, что я сам чуть не свалился на спину. А у костра зрители вскочила на ноги. Молча. А через секунду закричали - все сразу. И начали тыкать руками в сторону озера. Ничего не понимая, я продолжал смотреть на них - с чего бы такая реакция? А когда глянул через плечо на озеро - замер. На волнах темным пятном покачивалась утка! Попал? С ума сойти! Случайный выстрел сбил её уже на лету! Шанс - один на миллион! Это ж действительно не дробовик - карабин!.. Быстренько сосредоточившись, я сделал суровое лицо и, пытаясь не шататься, подошёл к костру.
- Видели? Вот как русские умеют!.. Стрелять! Не глядя!
Немцы выпали в осадок - такое им вряд ли приходилось видеть! Они восторженно жали мне руку, что-то лопотали, заглядывали в лицо с уважением и какой-то оторопью. Может, им дедушки в своих военных воспоминаниях рассказывали что-то страшное о сибирских снайперах? Ха! Пусть боятся! Главный немец вытянул руку с поднятым большим пальцем, а тот, который носился с фотоаппаратом, опрокинул в себя стопку спирта (водка уже кончилась), поднял у костра консервную банку, водрузил её на свою голову и, строго и сосредоточенно глядя мне прямо в лицо, произнес короткую энергичную речь: "Erstes Mal sieht solchen der Zeiger und fоrchtet nicht, mit ihm das eigene Leben zu betrauen!" "Первый раз видит такого стрелка и не боится доверить ему свою жизнь!"- сухо пояснил переводчик. Я отрицательно покачал головой - "С оружием не шутят!", снял с его головы банку, царственным жестом ткнул пальцем в распластанную на воде утку и сказал толстым голосом:
- Плывите за добавкой! - и тяжело, как и подобает знатному охотнику, опустился на бревно у костра, положив карабин на колени.
- Случайно попал, - пробурчал за моей спиной переводчик.
- Случайно? - возмутился Олег. - Случайно так не попадают. Во! - Он дёрнул переводчика к костру, схватил ту же консервную банку и, удерживая вырывающегося переводчика за воротник куртки, припечатал банкой по макушке. Переводчик затряс головой, но его сзади сжал Пашка.
- Сиди! - приказал он. - Мы проверим, случайно он попал или нет.
- Да вы что, обалдели! - заорал переводчик. - Отпустите! Вас же посадят! Отпустите! - уже не кричал, а визжал он.
- Отпус: ик: тите его! - махнул я рукой. - А то он от разрыва сердца умрет: Как: ик: доктор Плейшнер:
- Ничего, - встряхнул, как мешок, переводчика за плечи Олег. - В другой раз подумает, прежде чем гадость какую ляпнуть. Зато будет что вспомнить. Ты, главное, глаза не закрывай.
-"И встретишь смерть лицом к лицу, как и положено бойцу"! - продекламировал Пашка. - Лермонтов, если кто помнит. "Мцыри". А ты, - повернулся он ко мне, - будешь у нас этим: Тилем: Уленшпигелем! А-а, черт! Я ведь его наизусть учил! Как там было:
"Но в горло он успел воткнуть
И там два раза повернуть своё оружье.
Он завыл, рванулся из последних сил":
Дальше: ик: - на Пашку тоже напала икота - не помню. Ну, в общем, завалил он того зверя: Так, говоришь, случайно?.. Фёдорыч, как думаешь, попадет, а?
Фёдорович, поперхнувшись от смеха, безуспешно пытался откашляться:
- Кх-кх! В кого!? Кх! В банку или: кх!.. в голову?
И тут завыл переводчик. И рванулся. Рванулся, как барс, разметав в разные стороны Олега и Пашку, в один прыжок перескочил через костёр и спрятался за спины ржущих во весь голос немцев.
- Заберите! Заберите у них ружье! - верещал он. - Нельзя им оружие!..
Немцы чуть не катались по земле от смеха. Фёдорович снова зашёлся в кашле, а Олег и Пашка, зловеще расставив руки, с двух сторон обходили костёр, медленно, с выражением суровой решимости на лицах окружая перепуганного насмерть переводчика.
- Мужики! - откашлявшись наконец, заорал Фёдорович. - Хорош! Вы ж его заикой сделаете! Хватит, вашу мать! Он мне живой нужен, с немцем общаться!
Я демонстративно разрядил карабин, пару раз щёлкнул затвором, подобрал с песка патроны и засунул их в карман куртки:
- Живи!.. Ик: Пока утки не прилетят: И, знаешь: Это не ружьё. Это самозарядный карабин Симонова: Нельзя забрать то, чего нет: Понял?..
- Выделываться не будет, - сплюнул Егорыч. - Стендовик хренов! Что за привычка: сам облажался - и остальных туда же! Давай за уткой! - цыкнул он на переводчика. - Быстро!
Переводчик тенью метнулся к берегу, на плот - лучше утонуть, чем быть застреленным, и, взбивая фонтаны брызг, погрёб к добыче
- Эх, на недельку бы его ко мне, на кордон, - посмотрел ему вслед Олег. - Я бы из него человека сделал! Так что давайте, - подмигнул он немцам. - Прилетайте на тот год. С ним же: Милости просим: Может, ещё и на оленей сходим:
Тикси-дельта Лены, 1992 год. Валерий Войтко